Более того, решение «Об организации следствия по делу о преступных антинародных и антигосударственных действиях Берия» принято на заседании Президиума ЦК только 29 июня.
Вывод: все врут!
Думаю, что дальше анализ легенды об аресте Берия нет смысла продолжать. Ни в каких даже основополагающих деталях, которые невозможно забыть, она в показаниях «участников» не стыкуется. Все стараются доказать, что Берия был арестован, но каждый врет об этом по-своему.
А новые «очевидцы» ареста добавляют в легенду все новые и новые несуразности.
Вот, к примеру, в упомянутом мною номере журнала «Коммерсант-Власть» вы можете прочесть: «полковник Алексей Холопов, который участвовал в аресте Берии и охранял его до последнего дня суда, просто отказался обсуждать версию о двойнике, как полностью абсурдную.
«За день до ареста Берии, – рассказывал полковник Холопов, – меня вызвал начальник управления кадров округа и сказал, что формируется оперативная группа. Инструктировал насв приемной командующего округом какой-то незнакомый генерал. Мы получили оружие, и ночью нас привезли в Кремль. Меня поставили на пост у кабинета Маленкова, и я видел, как все члены Президиума ЦК идут на заседание. Берия пришел последним. Я был и в той машине, на которой после ареста его везли на гарнизонную гауптвахту».
То есть получается, что офицеры ПВО сменили охрану в Кремле 25 июля, а не в ночь на 27-е, как утверждает Москаленко. Кроме этого, в списке тех, кто якобы вывозил Берия на гауптвахту, этот Холопов не числится, что опять-таки можно увидеть из приведенной выше цитаты Москаленко.
Или вот подробность из того же журнала: «Гораздо удачнее был разговор с упоминавшимся уже командиром ракетной базы. Взяв с меня обещание не называть его имени („Дети все-таки, понимаешь, внуки“), он рассказал о том, что случилось на самом деле: „Все рассказы о том, что Берию чин чинарем привязали к какой-то доске и потом расстреляли, – вранье. Ребята так ненавидели его, что не смогли довести до той доски, начали стрелять прямо на лестнице. Я их понимаю. Но отправлять его с такой кучей дыр в крематорий они не решились. Мне потом рассказывали, что кто-то предложил растворить труп в щелочи. Подходящая ванна была там же, в убежище. Щелочь принесли. Вот так трупа Берии и не стало…“.[350]
А комендант штаба ПВО, который по должности оборудование убежища знал лучше, чем кто-либо, на вопрос, где Берия обмывали, вспоминает по поводу тамошней «ванны» следующее: «Мыл я его в камере. Там воды не было. Я приходил утром с водой, приносил мыло, полотенце… Раз в десять дней устраивал ему „баню“, мыл в тазу». Так что «растворять» тело Берия было не в чем. Хижняк о том, куда дели тело Берия «после расстрела», «вспоминает»: «В Донской монастырь, в крематорий привезли… Всех через специальный люк бросили в печь».[351] Это «воспоминание», между прочим, говорит о том, что Хижняк никогда не был в технологических помещениях крематория и не знает, как устроены его печи.
Историки, журналисты и идиоты с детства таким рассказам свято верят. Но больше всего верят, конечно, известным своей святой правдивостью генералам. Убогий историк А. Антонов-Овсеенко по поводу расстрела Берия записал от них такую байку:
«Казнили приговоренного к расстрелу в том же бункере штаба МВО. С него сняли гимнастерку, оставив белую нательную рубаху, скрутили веревкой сзади руки и привязали к крюку, вбитому в деревянный щит. Этот щит предохранял присутствующих от рикошета пули.
Прокурор Руденко зачитал приговор.
Берия. Разрешите мне сказать…
Руденко. Ты уже все сказал. (Военным): Заткните ему рот полотенцем.
Москаленко (Юфереву). Ты у нас самый молодой, хорошо стреляешь. Давай.
Батицкий. Товарищ командующий, разрешите мне (достает свой «парабеллум»). – Этой штукой я на фронте не одного мерзавца на тот свет отправил.
Руденко. Прошу привести приговор в исполнение. Батицкий вскинул руку. Над повязкой сверкнул дико выпученный глаз, второй Берия прищурил. Батицкий нажал на курок, пуля угодила в середину лба. Тело повисло на веревках».[352]
В какую из этих баек можно поверить? Только, пожалуй, в откровение упомянутого Холопова: «Мне дали дополнительный отпуск, орден Красной Звезды и деньжат подкинули». С наемными убийцами за убийство невинных расплачивались, хотя, как в таких случаях часто бывает, обещали им еще больше. П. Судоплатов вспоминает такой случай.
«По иронии судьбы, в то время как я подавал ходатайства о реабилитации, Горбачев получил своеобразное послание, подписанное тремя генералами, принимавшими участие в аресте Берии. Они потребовали от Горбачева в апреле 1985 года присвоения звания Героя Советского Союза, которое было им в свое время обещано за проведение секретной и рискованной операции. 19 апреля 1985 года секретарь ЦК КПСС Капитонов направил это письмо Горбачеву. Таким образом, когда председатель Комитета партийного контроля Соломенцев готовил дело о моей реабилитации, генералы требовали себе наград. Горбачев отклонил оба ходатайства – и мое, и генеральское. Генералам напомнили: 28 января 1954 года они уже получили за эту операцию по ордену Красного Знамени, и Центральный комитет не счел целесообразным возвращаться вновь к этому вопросу».
Сами себе следователи
В том, что ареста и суда над Берия не было, убеждает и такая особенность этого дела, которая, возможно, не всем будет понятна.
В части ареста и казни высокопоставленных преступников у Правительства СССР опыт был огромный. Арестовывали, судили и казнили в свое время и секретарей ЦК (Кузнецова), и заместителей председателя Совета Министров (Вознесенского), и трех маршалов (Тухачевского, Блюхера, Егорова), и кучу министров, из которых только министров внутренних дел было трое.
Процесс, как говорится, был настроен и технология отработана. При этом сами члены Политбюро могли уцелеть только потому, что никогда следствие по делам изменников не перепоручали следователям или прокурорам. При аресте более-менее высокопоставленного чина все материалы его дела сначала рассматривались на заседании Политбюро, и далее ход следствия по его делу находился под постоянным контролем этого органа.
Скажем, детали дела Бухарина в его присутствии рассматривались даже на Пленуме ЦК.[353] Перед тем, как снять маршала Егорова с должности начальника генштаба РККА и перевести командующим Закавказским военным округом, ему на Политбюро дважды устраивали очную ставку с теми, кто показывал на Егорова как на заговорщика. Первый раз Егоров убедительно отказался, второй раз тоже, но эти оправдания Егорова уже не выглядели убедительно…[354]
Дело Вознесенского несколько раз рассматривали на Политбюро, и только потом его сняли с должности, потом его еще год не арестовывали – Политбюро все еще считало найденные Прокуратурой доказательства неубедительными. Политбюро рассматривало и доказательства его вины, полученные в ходе суда[355].
Детально и еще в ходе предварительного расследования контролировались все мало-мальски значимые уголовные дела. Скажем, дело о шпионской деятельности Еврейского антифашистского комитета трижды запрашивалось из МГБ на Политбюро и там трижды рассматривалось в подробностях. Затем член Политбюро Шкирятов лично выехал в следственный изолятор и там один на один расспросил каждого подследственного – все они подтвердили свой шпионаж. Только после этого Политбюро разрешило прокуратуре готовить обвинительное заключение и передавать дело в суд.[356]
