– Несомненно… организация есть. Я сделаю препараты при первой же возможности. Просто подумал, вы захотите сначала осмотреть его вживую.

Лорин кивнула, переведя взгляд с мозговой опухоли на руку покойника. Внезапно ее осенило.

– Интересно, – пробормотала она вслух.

– Что?

Ей снова представился дрогнувший сгусток.

– Большое количество тератом и степень развития одной из них могут помочь нам раскрыть механизм, благодаря которому Кларк получил новую руку.

Патолог прищурился.

– Что-то я не улавливаю…

Лорин посмотрела на него, радуясь шансу отвести взгляд от обезображенного тела.

– Я хочу сказать следующее – разумеется, это всего лишь догадки, – что, если новая рука есть не что иное, как очередная тератома, развившаяся в полноценную конечность?

Стэнли вскинул бровь.

– Как результат направленного канцерогенеза? Живая, действующая опухоль?

– Почему бы нет? Это очень похоже на наше собственное развитие. Наши тела сформировались из одной оплодотворенной яйцеклетки путем ускоренной пролиферации[2], напоминающей раковую. Только все эти клетки дали начало соответствующим тканям. Не в этом ли цель изучения стволовой клетки – открыть механизм направленного роста? Что заставляет одну клетку становиться клеткой костной ткани, а соседнюю с ней – мышечной или нервной? – Лорин смотрела на распростертое тело Джеральда Кларка, но не испуганно, а удивленно. – Быть может, мы стоим на пути к разгадке.

– А если нам удастся выявить закономерность…

– Это положит конец раковой эпопее и вызовет переворот в современной науке.

Стэнли покачал головой.

– Тогда будем молиться, чтобы ваши сын и дочь преуспели в поисках.

Лорин кивнула и направилась через морг к выходу. Она посмотрела на часы. Кстати о Фрэнке и Келли: подходило время переговоров. Время сверять данные. Она бросила последний взгляд на то, что осталось от Джеральда Уоллеса Кларка.

– Что-то там есть, в этих джунглях, – пробормотала она сама себе. – Только вот что?

7 августа, 20 часов 32 минуты

Джунгли Амазонии

Келли стояла поодаль от остальных, пытаясь переварить новости, полученные от матери. Она глядела на лес, звенящий серенадами бесчисленных кузнечиков и речных лягушек. Свет костра лишь немного рассеивал тьму, растворяясь в густой лесной мгле.

Джунгли хранили свои тайны.

На переднем плане сгрудилась кучка рейнджеров, занятых установкой системы датчиков движения. Лазерная сетка, наведенная по периметру лагеря, была призвана защитить их от крупных лесных хищников, если тем вздумается незаметно подкрасться.

Келли устремила взгляд за ограду, в темноту леса.

Что там пришлось пережить агенту Кларку?

Чей-то голос раздался у самого плеча Келли, заставив ее вздрогнуть:

– В самом деле, ужасная новость.

Келли обернулась и увидела рядом профессора Коуве. Сколько же он тут простоял? Шаман явно не утратил врожденной способности бесшумно передвигаться по лесу.

– Д-да, – пробормотала она. – Очень неприятная.

Коуве вытащил трубку и принялся набивать ее табаком, а затем раскурил, взметнув сноп искр.

Их окутало облако едкого табачного дыма.

– Как вам гипотеза вашей матери насчет того, что опухоли могут иметь отношение к регенерированной руке?

– Интригующе… быть может, не без оснований.

– То есть?

Келли потерла переносицу, собираясь с мыслями.

– Перед тем как приехать сюда, я проштудировала кое-какую литературу по теме регенерации. Хотела подготовить себя ко всему, что бы мы ни нашли.

– Хмм… Весьма разумно. Когда идешь в джунгли, знания и подготовка могут решить, жить тебе или умереть.

Келли кивнула и продолжила свою мысль, радуясь возможности выразить ее, заронить в кого-то другого.

– Работая с источниками, я наткнулась на интересную статью в «Анналах Национальной академии наук». В тысяча девятьсот девяносто девятом году команда филадельфийских ученых вырастила колонию мышей с поврежденной иммунной системой. Мыши предназначались для изучения СПИДа и рассеянного склероза. Но когда начали ставить опыты, вдруг проявился необычный феномен.

Коуве живо повернулся к ней, вскинув бровь.

– Какой же?

– Ученые пробивали отверстия в мышиных ушах – обычный способ маркировки лабораторных животных – и заметили, что ранки зарастали с удивительной скоростью, совершенно не оставляя следов. Они не просто зарубцовывались, а наращивали хрящ, сосуды, кожу, даже нервы. – Келли выдержала паузу и продолжила: – Это открытие побудило главу исследовательской группы, доктора Элен Гебер-Кац, поставить другую серию опытов. Она ампутировала мышам хвосты, и они отрастали. Перерезала зрительный нерв – тот восстанавливался. Даже иссеченная часть спинного мозга сформировалась заново менее чем за месяц. Такая регенеративная активность у млекопитающих отмечалась впервые.

Коуве вынул изо рта трубку.

– И чем это объясняется?

Келли тряхнула головой.

– Единственное отличие опытных мышей от остальных заключалось в повреждении иммунной системы.

– Где же здесь связь?

Келли едва сдержала улыбку. Приятно было поговорить на любимую тему, особенно со столь проницательным собеседником.

– Мы знаем, что у животных, известных своей способностью к регенерации, – иглокожих, амфибий и рептилий – иммунная система если и развита, то на зачаточной стадии. Исходя из этого, доктор Гебер-Кац предположила, что миллиарды лет назад эволюция млекопитающих пошла по пути уступки. Чтобы защититься от рака, им пришлось пожертвовать способностью заново отращивать конечности. Видите ли, наша сложная иммунная система устроена таким образом, что подавляет неадекватное размножение клеток, каковым и является рак. С одной стороны, это выгодно, с другой – тот же механизм не дает телу регенерировать утраченную конечность. Иммунная система реагирует на размножение малодифференцированных клеток, необходимое для регенерации, как на канцерогенез, и устраняет его.

– Стало быть, иммунная система – наше спасение и проклятие.

Келли задумчиво смотрела в одну точку.

– Если только не выключить ее чем-то на время. Как у мышей в опыте.

– Или как у Джеральда Кларка? – Коуве пристально посмотрел на нее. – Вы ведь предполагаете, что нечто отключило его иммунную систему, позволив руке вырасти заново, и тот же феномен привел к массовому развитию опухолей?

– Возможно. Однако на деле бывает гораздо сложнее. Каков механизм? Почему все опухоли развились столь стремительно? – Она покачала головой. – Еще важнее другое: что дало толчок переменам?

Коуве мотнул головой в сторону леса.

– Если такой фактор и существует, он должен быть там. Три четверти всех современных противораковых средств получены из лесных растений. А почему нет растения с обратными свойствами – того, чьи компоненты вызывают рак?

– Биоканцерогена?

– Да, но с благоприятным побочным эффектом… вроде регенерации.

– Звучит невероятно, однако, с учетом состояния Кларка, возможно всякое. По моей просьбе физиологи из «Медеи» проверят состояние иммунной системы Джеральда Кларка и его опухолей. Может, что-нибудь да прояснится.

Коуве выпустил долгую струю дыма.

– Каков бы ни был ответ, он придет не из лаборатории. На этот счет я не сомневаюсь.

– Тогда откуда?

Не говоря ни слова, Коуве указал зажженным концом трубки в темноту джунглей.

Тянулись часы. Чуть дальше в лесу затаилась чья-то обнаженная фигура – едва не у самой кромки, освещенной пламенем костра. Сухощавое тело лазутчика было раскрашено мудреным черно-синим узором с помощью сажи и сока плодов ме-ну, превращая его в живое воплощение сумерек.

С самой вечерней зари он следил за пришельцами. Джунгли научили его быть терпеливым. Как все тешари-рин, следопыты племени, он знал, что успех зависит не столько от действий, сколько от умения ждать.