Литмир - Электронная Библиотека

— Невообразимо, — пробормотал Гилрой.

В стороне был пульт оператора с таким же набором кнопок, за которым располагался Фленсберг.

— И что же предстало вашим глазам, доктор Парментье?

— Из третьего барака доставили двоих заключенных; оба были мужчинами. И того и другого привязали к стульям, оставив свободными только руки. Из-за своего пульта Фленсберг обратился к заключенному, скажем «А», и приказал ему нанести заключенному «Б» (по другую сторону стекла) удар силой в пятьдесят вольт, или же он, Фленсберг, накажет его за неповиновение.

— И заключенный «А» сделал то, что было ему сказано?

— Не сразу.

— И Фленсберг наказал его ударом. тока?

Да. «А» закричал. Фленсберг снова приказал ему поразить «Б» током. Заключенный «А» сопротивлялся, пока через его тело не был пропущен ток напряжением в двести вольт, после чего он начал подчиняться приказам, и заключенный «Б» стал корчиться от ударов тока.

— То есть суть данных экспериментов заключалась в том, чтобы заставить людей причинять боль другим, с целью избежать ее самим.

— Да. Повиновение из страха.

— Подчиняясь командам Фленсберга, заключенный «А» начал причинять мучения заключенному «Б». Разве он не понимал и не видел, что делает со своим товарищем по несчастью?

— И видел, и слышал.

— Какое напряжение заключенный «А» использовал, подчиняясь приказам?

— Он практически убил второго заключенного.

— Понимаю. — Баннистер с трудом перевел дыхание. Присяжные были растеряны, не в силах поверить тому, что им довелось услышать. — Продемонстрировав вам эти эксперименты, что дальше сделал Фленсберг?

— Прежде всего, я должна была прийти в себя. Я потребовала полного прекращения этих экспериментов. Охранники силой притащили меня в кабинет Фленсберга. Он объяснил мне, что, в сущности, не стремится к гибели подопытных, но порой это случается. Он стал демонстрировать мне графики и схемы. Он старался определить так называемую точку слома у разных людей. Ту границу, на которой люди превращаются в роботов, подчиняющихся командам немцев. Но переход этой границы означал, что они теряли рассудок. Он показал мне эксперименты, в ходе которых заставлял кровных родственников истязать друг друга.

— Я хотел бы знать, доктор Парментье, — сказал судья, — встречались ли люди, которые находили в себе силы сопротивляться таким приказам?

— Да, и особенно сильно сопротивление чувствовалось, когда напротив друг друга оказывались муж и жена, родители и дети. Некоторые предпочитали погибнуть, но не подчиниться.

Судья продолжал задавать ей вопросы.

— Были ли случаи, когда отец или мать, скажем, убивали своих детей?

— Да... и дело в том... простите... никто еще не задавал мне таких вопросов...

— Прошу вас, продолжайте, мадам, — сказал Гилрой.

— Фленсберг начал поиск близнецов. Ему казалось, что на них он сможет поставить серию завершающих экспериментов. Девочки из Бельгии и Триеста были доставлены в третий барак как его будущие жертвы, и тут Восс подверг их облучению. Это страшно разозлило Фленсберга. Он угрожал, что будет жаловаться в Берлин, и его с трудом удалось успокоить, когда Восс пообещал ему, что порекомендует Гиммлеру предоставить Фленсбергу клинику, где доктор Лотаки будет проводить для него операции.

— Невообразимо, — повторил судья Гилрой.

— Давайте несколько отвлечемся, — сказал Баннистер. — Что произошло, когда вы стали свидетельницей таких экспериментов и прочитали отчеты о них?

— Фленсберг попытался заверить меня, что, когда я успокоюсь, я не смогу не испытать восхищения его трудами. Он сказал, что мне как психиатру представляется редкая возможность иметь в качестве подопытных животных человеческий материал. После чего он приказал мне приступить к работе под его руководством.

— И что вы на это ответили?

— Я отказалась.

— Вы отказались?

— Конечно,

— В какой форме это было сделано?

— Фленсберг сказал мне, что третий барак набит лишь евреями. На что я ответила: мне известно, что там содержатся одни лишь евреи. Тут он сказал мне: «Неужели вы не понимаете, что некоторые люди отличаются от прочих?»

— И что вы ему на это ответили?

— «Глядя на вас, я в самом деле убеждаюсь в этом».

— Ну, после этого он должен был приказать вас вышвырнуть и тут же расстрелять.

— Что?

— Вас подвергли казни? Вас расстреляли или отправили в газовую камеру?

— Конечно же, нет. Я стою перед вами в Лондоне. Как меня могли расстрелять?

31

Сэру Роберту Хайсмиту не пришлось сомкнуть глаз, На время процесса он перебрался из своей усадьбы в Ричмонд-Сюррей в квартиру на Кадоган-сквер, неподалеку от Вест-Энда и суда. И сегодня вечером он работал допоздна.

Не подлежало сомнению, что Томасу Баннистеру удалось выстроить из косвенных свидетельств убедительную доказательную базу, плюс ко всему он поймал Кельно на оговорках в его показаниях. Ошибки Кельно в полной мере можно было объяснить естественной неподготовленностью обыкновенного человека, сталкивающегося с виртуозом юридической казуистики, мастером своего дела. И конечно же, присяжные, осознав выдающиеся способности Баннистера, должны еще в большей степени осознать свою близость к Адаму Кельно как к обыкновенному человеку, представителю их же среды.

Но исход дела в огромной мере зависел от показаний Марка Тесслара, единственного оставшегося в живых непосредственного свидетеля. Все годы их знакомства и во время самого процесса сэр Роберт Хайсмит отказывался верить, что на Адаме Кельно лежит какая-то вина. За спиной у Кельно долгая и безупречная жизнь, отличная карьера. И, вне всякого сомнения, если в нем были какие-то черточки чудовища, рано или поздно они проявились бы. Хайсмит был уверен, что столкнулся с каким-то ужасающим видом вендетты. Два человека, преисполненные смертельной ненависти друг к другу, неспособны помочь поиску истины.

Он стал разрабатывать линию перекрестного допроса Марка Тесслара, не сомневаясь, что ему удастся дискредитировать его.

Да, конечно, и у него были моменты сомнений, но он английский барристер, а не судья или присяжный, и Адам Кельно заслуживает того, чтобы он отдал на его защиту все свои силы.

— Я должен выиграть это дело, — дал себе Хайсмит торжественный обет.

— Куда, к черту, запропастился Терри? — гневно вопросил Адам. Он еще раз приложился к стакану с водкой. — Ручаюсь, он направился к Мэри. Ты звонила туда?

— Там нет телефона.

— Сегодня он был в суде, — сказал Адам. — Почему он не явился домой?

— Может, засиделся в библиотеке колледжа. Он потерял много времени в суде.

— Я отправляюсь к Мэри, — сказал Адам.

— Нет, — возразила Анджела. — Я заходила к ней после суда. Мэри не видела его уже несколько дней. Адам, я понимаю, что беспокоит тебя, но наш адвокат — большой специалист по таким запутанным ситуациям. Это его профессия. И присяжные знают истину, как и твои пациенты. Они расположены к тебе. И прошу тебя, не пей, скоро придет Терри.

— Ради Бога, женщина, хоть раз в жизни дай мне надраться без того, чтобы ты скулила у меня над головой. Разве я бью тебя? Или творю что-то неподобающее?

— Тебя будут мучить кошмары.

— Может, и нет, если я смогу как следует напиться.

— Послушай меня, Адам. Завтра в суде тебе надо быть сильным и собранным. Ты должен быть сильным, чтобы противостоять Тесслару на свидетельском месте,

— Привет, Анджела. Здравствуйте, доктор.

Ввалившись в комнату, Терри шлепнулся на диван.

— Как вы знаете, — сказал он, — по части выпить я далеко не сын своего отца. Я всегда считал, что батюшка Кемпбелл предпочитает пить за нас обоих.

— Где, черт побери, ты пропадал?

— Пил.

— Оставь нас, Анджела, — приказал Адам.

— Нет, — ответила она.

— Нам не нужен третейский судья, Анджела,— пробурчал Терри.

Она неохотно вышла из комнаты, но оставила дверь приоткрытой.

93
{"b":"234715","o":1}