После осмотра эскадрона отправились мы в казармы гвардейской артиллерии, расположенные к северу от замка в непосредственном соседстве с его бастионами. Люди помещаются в трех параллельно идущих двухэтажных каменных флигелях, украшенных на боковых своих фронтонах позолоченною императорскою астрой. Казарменный двор обнесен каменною стеной с воротами, при которых находится гауптвахта и стоят парные часовые в ранцах и полном боевом снаряжении, вооруженные карабинами Альбани. Среди обширного двора были вытянуты в линию мортиры и гладкостенные бронзовые полевые пущки, за ними во второй линии стояли передки, а в третьей — зарядные ящики. Крупповская же батарея (шесть орудий) была убрана под особый навес; по-видимому, она бережется более остальных и содержится в образцовом порядке. Эти бронзовые старинные орудия служат памятником надувательства англоамериканских благодетелей Японии, продавших их заглазно, на честное слово, за орудия новой конструкции; случилось это еще на первых порах в самое горячее время, когда неприученные еще опытом японцы заботились только об одном, чтобы накупить себе поскорее и побольше нового оружия. Казармы и конюшни устроены очень просторно и удовлетворяют всем требованиям гигиены. Внутреннее расположение жилых помещений такое же, как и в уланском эскадроне; положение то же, а что до сорта и качеств лошадей, то они такие же, как в кавалерии, только выезжены еще хуже, часто дурят, артачатся, крутятся на месте, бьют задом и заносят. За исключением горных батарей вся артиллерия в Японии ездящая. При естественной ловкости, вообще свойственной японцам, они умеют на ходу очень быстро соскакивать и вскакивать на свои места и действуют при орудиях с похвальною расторопностью, но без малейшей суеты. Вообще во время учений видна хорошая школа и твердое отчетливое знание каждым человеком своих обязаннностей.
* * *
Сегодня (18-го декабря), около полудня вспыхнул пожар в квартале Суруга, лежащем к северу от замка, в округе Сото-Сиро, а к двум часам дня двух тысяч домов как не бывало… Но это здесь считается еще пустячным, маленьким пожаром. Каковы же большие!
Мы были во дворе артиллерийских казарм, когда вдруг раздались звуки набата. Со всех сторон несся тревожно-учащенный звон колоколов, возвещавший начало народного бедствия, которое, впрочем, повторяется здесь так часто, что уже и не считается особенным бедствием, а служит скорее грандиозным бесплатным спектаклем для многого множества токийских обывателей.
Пожарная часть организована в японской столице далеко не удовлетворительно. По всему городу разбросано несколько десятков легких каланчей с вышками, откуда дежурные полицейские сторожа постоянно наблюдают, не загорелось ли где в окрестности, и чуть кто из них заметит подозрительный дым, тотчас же дает с вышки сигнал своей пожарной части. Кроме этих каланчей, каждый квартал имеет еще свой собственный набатный пункт и пожарный пост, а иногда и два, и три, смотря по величине квартала. Следуя по любой из несколько значительных улиц, вы непременно заметите на каком-нибудь перекрестке высокий мачтовый столб со ступеньками, представляющий вертикальную гимнастическую лестницу, прикрытую двускатной кровелькой, под которою висит бронзовый колокол в форме римской тиары. Чуть только кто из жителей заслышит сигнальный звон с каланчи или заметит выставленный на вышке красный флаг, тотчас же кидается к ближайшему набатному пункту и, вскарабкавшись по ступенькам на вершину столба, принимается что есть мочи учащенно звонить, высматривая в то же время, где загорелось. Звуки набата в ту же минуту перенимаются от него на соседних пунктах, и не пройдет двух, трех минут, как призывный звон уже стоит над целым городом.
Каждый квартал обязательно имеет свою пожарную команду, формируемую из охотников на жалованье от правительства. Но команды эти вовсе не имеют своего обоза, они пешие как в Константинополе, и потому часто поневоле запаздывают своим появлением. Каждая из них вооружена известным количеством багров, топоров и прочим и одним небольшим брандспойтом, который украшен для чего-то медным вызолоченным шаром и таскается на плечах четырьмя носильщиками. Каждой команде присвоен особый флаг с изображением ее отличительного знака и имени квартала. По первой тревоге вся корпорация пожарных в каждом квартале сбегается к своему депо и, забрав инструменты, поспешно следует рысцой за своим вожаком-флагоносцем, выкрикивая по пути имя того участка, где загорелось. Пока пожарные пробегают по улицам, к ним присоединяется масса празднолюбопытного люда, жадного до всяких зрелищ, и таким образом каждая команда является на пожар окруженная и сопровождаемая громадною толпой, из-за которой ей часто невозможно даже продраться к месту действия иначе, как прокладывая себе дорогу кулаками. Но еще до прибытия пожарных, первыми кидаются тушить огонь все ближайшие соседи и все прохожие, случайно очутившиеся на месте. Для подаяния этой первой помощи по всем улицам Токио (да и не одного Токио, а всех вообще японских городов и даже большинства селений), по распоряжению правительства, стоят впереди тротуаров, на известном расстоянии друг от друга, большие кадки и четырехугольные ящики всегда наполненные водой и покрытые доской, на которой устанавливаются несколько ведер в виде пирамидки с двускатным досчатым навесцем. Многие домовладельцы и хозяева магазинов устраивают еще и на собственный счет такие же приспособления перед входом в свои дома и торговые заведения. А кроме того на галереях верхних этажей и на крышах домов обязательно имеются тоже баки и кадки с водой, ведрами и швабрами для смачивания стен и деревянных частей крыши; в каждом доме со двора непременно приставлена к карнизу кровли пожарная лестница. Но увы! — все эти приспособления оказываются почти бессильными против здешних пожаров. Огонь работает тут с такою быстротой и всепожирающею силой, о каких в европейских городах не имеют даже и приблизительного понятия.
Еще не успел прекратиться набатный трезвон, при первых звуках которого мы поспешили подняться на вал, окружающий казармы, чтобы посмотреть, где горит, как несколько десятков домов уже были охвачены пламенем. Огонь со свистом и треском не только бежал полосой, гонимый на восток западным ветром, но как бы прыгал и швырялся в разные стороны: поминутно загоралось то тут, то там в таких местах, где казалось бы рано еще ожидать пожара. Это была уже работа массы искр и головешек, сыпавшихся во дворы и на крыши домов, расположенных далеко еще впереди линии пожара. Не прошло и получаса, как весь участок Суруга, до восьми верст в окружности, представлял одно сплошное бушующее море пламени. Множество народа стояло на валу канала Тамори-ики и любовалось этою чудовищно-грандиозной картиной, в то время как жители объятых пожаром кварталов точно муравьи бежали из пылавших улиц к воде, таща за плечами детей, а в руках разные пожитки. Мы видели, как на крышу одного из ближайших домов двое каких-то людей вынесли на веревке изображение Фудоо, вставленное в блестящую звездообразную раму. Фудоо — это дух огня, пользующийся особым почитанием у буддистов, по верованию коих он и насылает и прекращает пожары, как и вообще всякое несчастье. Фудоо изображается со страшно суровым лицом, весь окруженный ореолом пламени, держа в правой руке поднятый кверху меч. а в левой — аркан, свернутый кольцом. Люди на крыше загоревшегося дома, высоко подняв свою звезду, старались держать его изображение навстречу огню и с замечательною настойчивостью исполняли это среди жестокого жара, пока наконец и сам их Фудоо не загорелся. Тогда его поспешно потушили и еще поспешнее убрались вместе с ним с крыши, после чего через какую-нибудь минуту дом вспыхнул и сгорел дотла. Но замечательно и даже непонятно, каким образом уцелел соседний с ним деревянный домишко, на самом берегу канала, тогда как непосредственно вокруг него кипело огненное море.
Пожар между тем надвигался все вперед и вперед, к востоку, на торговые кварталы Сото-Сиро, этого токийского Сити. Там на всех крышах стояли люди и окачивали их водой, но все усилия их были тщетны. Оставаясь на своих постах до последней возможности, они едва успевали спасаться сами, уже в то время, как дым и пламя начинали пробиваться наружу из-под кровель. К счастью, ветер стих, и в начале третьего часа дня дальнейшее распространение огня было прекращено.
