— Сейчас молодежь такая, — говаривала мать. — Не дай бог, ты девка красивая, изнасилуют и спасибо не скажут. Не ходи никуда, успеешь еще. Дома надо быть по вечерам. Знаю я ваши компании.

Третья рюмка сделала ее почти пьяной. Закружилась голова, ей стало весело, развязался язык, она стала болтать о всякой ерунде с отчимом, который был совершенно не похож на себя. Обычно угрюмый, занудный, грубый, сейчас он разглагольствовал о жизни, отпускал шутки, искоса поглядывал на Наташу. Взгляды эти она ловила и раньше, она стала стесняться отчима, никогда не ходила при нем в белье, старалась не носить коротких юбок и платьев. Она видела, что нравится ему, но старалась об этом не думать.

— Музыку включила бы, что ли, — предложил Николай, наливая ей еще рюмку.

Наташа включила магнитофон.

— Ну что, потанцуем? — сказал Николай, улыбаясь во весь рот.

— Да ну, зачем? — покраснела Наташа.

— А что такого? Можно хоть раз повеселиться, мать все ворчит, ругается. А так я веселый. Я раньше такой плясун был, в Сызрани, бывало, на вечеринках такие танцы отплясывал — и твист, и шейк…

Они попрыгали под быструю музыку. Потом заиграла медленная. Николай обнял Наташу за талию и стал водить ее под музыку по комнате. Она почувствовала его горячее дыхание, его мужскую суть, ей стало стыдно, она попыталась отодвинуться от него, но железные пальцы мясника крепко держали ее за талию.

— Ты что, Наташ, ты что? — бубнил Николай и тянулся губами к ее губам.

— Пустите, дядя Коля, пустите, — лепетала Наташа.

— Тихо, тихо, а то соседка услышит, не дай бог, ну ее, подумает еще не то, тихо, тихо…

Эти стальные пальцы, это горячее дыхание из зловонного рта, это потное тело… Как она жалела, что не отдалась два месяца назад на вечеринке красивому пареньку, ухаживавшему за ней… Николай зловеще глядел ей в глаза, а мощными пальцами расстегивал на ней платье.

— Тихо, тихо, — бубнил он. — Ничего, ничего, все будет путем. Ты тихо, главное, не шуми…

И она побоялась шума, постеснялась скандала.

Как она потом кляла себя за это! Почему не закричала, не позвала на помощь?! Ведь соседка была за дверью, она могла вызвать милицию. Но нет… Как затравленный зверек, она пошла на собственное уничтожение ради того, чтобы не произвести лишнего шума. Он загипнотизировал ее, как удав кролика…

— Что вы сделали? — шептала сквозь слезы Наташа. — Что вы сделали?!

— А ничего, — вытирал пот со лба Николай. — Все путем будет. Молчи знай. Никто ничего не узнает. Я те подарок сделаю хороший, внакладе не будешь… Но гляди… — Он привстал на кровати и страшными глазами поглядел ей в лицо. — Только попробуй кому вякнуть… У меня друзей много. Изуродуют где-нибудь в темном месте. Такое с тобой, сучка, сотворят, чего ты и не ожидаешь… Поняла?

— Поняла, — рыдала Наташа, дрожа как осиновый лист. — Но зачем, зачем вы это сделали? Вы же муж моей матери…

— Подумаешь… Что там мать? Ты красивее, моложе… Кайф с тобой. Я так сказал тебе, чтоб припугнуть.

Ничего тебе не будет, я сам тебя никому в обиду не дам. Только молчи.

Когда рано утром Николай ушел на работу, Наташа взяла веревку и хотела повеситься на карнизе. Но представила себя висящей, задыхающейся, с высунутым языком и бросила веревку, потом решила перерезать себе вены. И опять — страшные видения, кровь…

Нет, нет, нет… Страшно… Выброситься с седьмого этажа? Она подошла к окну, долго глядела вниз…

Представила, как шмякается об асфальт ее тело, и оставила эту мысль…

Делать было нечего, стала жить. Жизнь сделалась гнусной, мир потерял все краски, запахи, не было больше радостей в жизни. Были страх, грязь и унылое существование…

Николай использовал любую возможность, чтобы продолжать свои игры. К счастью, таких возможностей бывало немного. Мать не работала, по вечерам все были дома. Но как-то заболела Любина мать, и Люба с Толиком поехали к ней и остались там ночевать.

И снова загорелись бешеным огнем черные страшные глаза Николая. И снова железные пальцы потянулись к ее телу… «Не надо! Не надо! Пусти! Маме скажу!» — кричала Наташа. «Не скажешь, паскуда! Поздно уже, не впервой. Раздевайся лучше по-хорошему… Я те сегодня что-то новое покажу, ты еще не знаешь, какие есть варианты…» И Наташа покорно раздевалась, ложилась под него, делала все, что он прикажет…

Наташа поняла, что соседка Вера Александровна знает все. Она смотрела на нее такими отчаянными, округлившимися глазами. А Наташа отворачивалась, шла в ванную, мечтала перерезать себе вены, но боялась боли, крови, металла, проникающего в тело…

Потом у Наташи появился кавалер. Его звали Эдик.

Он зашел в магазин купить какую-то книгу и обратил внимание на Наташу. Предложил проводить ее после работы. Она согласилась. Когда вышла на улицу, там ее ждал «Мерседес» стального цвета, Эдик сидел за рулем и ослепительно улыбался ей. Он повез ее в ресторан, потом к себе домой. Ей уже ничего не было страшно. Она даже не боялась друзей Эдика, явных бандитов, грубых, немногословных, коротко стриженных, всегда при больших деньгах. Они, не стесняясь ее, обсуждали какие-то свои дела, все сводилось к тому, чтобы с кого-то что-то получить, слупить, а если не дадут — припугнуть, пристрелить. Эдик, правда, был не такой мрачный, но очень нервный, дерганый Если ему казалось, что она говорила что-то не то, он так смотрел на нее, что ей становилось жутко. Этот мог бы убить совершенно спокойно, можно было не сомневаться.

Они сожительствовали с Эдиком месяца четыре Он подвозил ее домой на «Мерседесе». Однажды, когда он подвез ее и они разговаривали в машине, мимо проходил мрачный Николай. Наташа быстро выскочила из машины и встала перед Николаем. Задорно поглядела ему в глаза. Тот отвел взгляд Впервые она видела его испугавшимся.

— О, Наташ, добрый вечер, — промямлил Николай. Наташа молчала и улыбалась ему в лицо. «Сказать или не сказать Эдику?» — вертелось в голове.

— Ты чо? — буркнул Эдик — Это кто? Э, поди сюда! — позвал он Николая.

Наташа решила ничего не говорить. Ей было стыдно сказать такое вслух. Хотя ей страшно хотелось отомстить Николаю, она ненавидела его лютой ненавистью — его мерзкие глаза, его стальные пальцы, его большое потливое тело, черные непромытые волосы…

«Нет, нет, потом…»

— Да это отчим, — усмехнулась она. — Иди домой, там мама беспокоится…

— А, отчим, — махнул рукой Эдик.

Съежившийся Николай поплелся домой, понимая, что на этот раз ему крупно повезло. К Наташе он приставать перестал, заискивал перед ней, купил ей несколько дорогих вещей.

А вскоре Наташе позвонил один из друзей Эдика.

— Убили его вчера, — мрачно заявил он. — Послезавтра похороны. Хошь — приходи. Мы все тут будем…

На похороны Наташа не пошла. Ей это не было нужно. Она не любила Эдика, боялась его. Она просто ненавидела свою жизнь, ненавидела Николая, ненавидела даже мать, при которой такое могло быть.

Эдик был какой-то отдушиной, и больше ничего.

Вскоре в ее жизни появилась другая личность — если так можно сказать, полная противоположность Эдику. Это был внук Веры Александровны Виталик.

Он стал навещать бабушку и увидел на кухне Наташу.

Виталик был небольшого роста, хилый, щуплый, в очках. Жидкие светлые волосики были плохо причесаны и все время падали на лоб.

— Это Наташа, моя соседка, — представила ее Вера Александровна.

— В-виталик, — заикаясь, произнес внук, страшно покраснев при этом.

Наташа улыбнулась, парень показался ей забавным. На вид ему было лет шестнадцать, хотя, оказалось, ему шел уже двадцать второй год и он был студентом медицинского института. Он стал довольно часто появляться в этой коммунальной квартире. Вера Александровна объясняла это внимательностью внука, но Наташа-то понимала, что ходит он сюда ради нее.

Он смотрел на нее влюбленными глазами и боялся произнести при ней слово. Он совершенно не представлял себе, как ухаживать за девушками. Однажды перед Новым годом он пришел к бабушке и попросил ее позвать Наташу к ним в комнату. Вера Александровна позвала ее.