Мы собрались на недельку к морю, на «бирманское Таити» — в тихий уголок Араканского побережья.

Синее небо и синее море, соленое и теплое. Переливающееся из сини в изумруд. Вспененное, искрящееся, как бирманские сапфиры, у берега и тяжелое, спокойно-величавое вдали.

Прогретый солнцем пустынный пляж с чистейшим песком, закиданный ракушками причудливой формы и кокосовой скорлупой. Шелест и зелень пальм, освежающий ветер с моря. И ничем не нарушаемая тишина. Не рай ли?

Вода такая соленая, что слегка покалывает, как слабые токи. Можно подолгу, не шевелясь, лежать на спине, закинув руки за голову. Нас пугали водяными змеями и ядовитыми медузами, ожог которых смертелен, огромными раковинами, захлопывающими ногу неосторожного купальщика, и, конечно, акулами. Но нам повезло. Ничто не испортило отдыха. Море было добрым и ласковым.

Мы живем в бунгало, в тени пальмы. Рядом кухонька с открытым очагом, терраса, обращенная к морю. На песке лишь следы собственных ног — к морю и обратно.

А где-то вдали, за изгибом берега, рассыпаны коттеджи отеля «Стрэнд», вечером зажигаются цветные огни европейского ресторана.

Пока не был построен аэродром, о путешествии сюда нельзя

было даже мечтать. Добираться пароходом? Но он ползет неделями вдоль побережья…

Маленький аэродром с единственной взлетной полосой; сделал когда-то тихий уголок весьма оживленным курортом. Дважды в неделю здесь приземляется небольшой «фоккор» с туристами на борту. По сравнению с лайнерами международных линий это летающая игрушка, зато с ее борта можно рассмотреть землю во всех деталях.

Рангун прощается с нами последним блеском Золотой пагоды. Проносится мозаика рисовых полей. И вот под крылом хребет Ракхайн — беспорядочно разбросанные холмы, поросшие зеленью, без людей, без домов, без дорог. Одну из них только начали прокладывать. Она должна пересечь хребет, соединив внутренние районы с побережьем.

Приближаемся к цели путешествия. На горизонте смыкаются две линии: бирюзовая и чуть темнее — небо и море. Самолет летит вдоль изрезанной линии берега, затем забирается далеко в сторону моря и, развернувшись, направляется к двум холмам. Это похоже на шутку: единственные холмы на абсолютно плоском побережье, и почему-то мы приземляемся именно между ними. Но вот они благополучно мелькнули за окном. Наш бесстрашный «фоккер», подпрыгивая по узкой бетонке, подруливает к низкому деревянному домику аэровокзала.

Мы на месте. Словно и не было тяжкой рангунской духоты. Рядом с нами небольшая рыбацкая деревушка — несколько бамбуковых хижин. «Здесь мой кусок берега», — словно говорит изгородь, отделяющая бунгало от хижин.

Бамбук — традиционный строительный материал. Кирпич шел исключительно на строительство пагод и храмов. Монастыри и дворцы были, как правило, деревянными. Их делали из тика, покрывали искусной резьбой. И только хижины строили из бамбука. Поколение за поколением. Стоят такие хижины на сваях, в метре от земли. Это защищает от змей, насекомых, а также от наводнений в сезон дождей.

Поначалу кажется, что поставить хижину очень просто. Но не спешите с выводами. Сначала советуются с астрологом. Он указывает место, которое окажется счастливым для хозяев, точно называет день и час начала строительства. Я прекрасно знаю, что каменный дом, в котором мы жили в Рангуне, тоже был заложен с соблюдением этих условий. Однако вернемся к хижинам. Их опора — четыре столба, к которым крепятся стены. Столбы различают четырех видов: мужские, женские, нейтральные и «билу».

Считается, что «мужской» столб, ровный по всей длине, защищает дом от неприятностей. «Женский», утолщенный у основания, приносит удачу и уважение хозяевам дома. «Нейтральный», утолщенный в середине, соответствует своему названию: не обещает ничего хорошего, но и не предвещает бед. А вот от столба «билу» только и жди неприятностей.

Араканское побережье печально известно разрушительными циклонами. Налетающий со стороны Бенгальского залива ураганный ветер сметает все на своем пути. Бамбуковые хижины разлетаются от ветра, как перья. Летят крыши и стены, сплетенные из бамбука, но опорные столбы, как правило, продолжают стоять.

К счастью, циклон обычно захватывает Нгапали лишь крылом, его эпицентр находится севернее. Так, город Акьяб подвергается нападению циклона ежегодно. Человеческие жертвы насчитываются десятками.

Однажды шквальный ветер снес… местную тюрьму. Узники разбежались. Когда вихрь утих, несколько человек возвратились к месту своего заточения, от которого остались развалины, и ожидали своей участи. В награду за честность власти амнистировали их и разрешили вернуться к семьям. Всех остальных полиция выловила и снова отправила за решетку.

Но нам циклоны не грозили: сезон дождей не скоро. А впереди несколько дней в раю, имя которому Нгапали.

В первое же утро к бунгало подошла старая крестьянка, принесла две роскошные папайи из своего сада. Одной рукой она держала корзинку, другой — огромную сигару-черут. Старушка протянула лакомые плоды и получила свои деньги, но уходить не спешила.

Облокотясь на перила террасы, она затянулась сигарой и начала неторопливый разговор. На бирманском языке. Английского она не понимала, а я не знала бирманского. Поэтому не все ли равно, на каком языке говорить. Прислушиваясь к звукам чешской речи, моя гостья внимательно смотрела на меня, терпеливо ожидая конца фразы, и продолжала рассказывать дальше на своем языке.

И так каждый день: придет, отдаст плоды, поговорит и тихонько уйдет. Мне было интересно познакомиться с жизнью деревенских жителей, и однажды я отправилась навестить свою соседку.

Хозяева приняли меня с естественной простотой, радушно, хотя пришла я не совсем вовремя: моя новая приятельница и два ее сына ужинали на веранде, сидя на циновках вокруг низкого столика.

В середине стола, на блюде, дымилась горка сероватого риса. В мисках всего понемногу: красноватый соус с кусочками мяса, вяленая рыба, зелень.

Честно говоря, дом не показался мне цитаделью. Ветхая, непрочная крыша. Стены в углах пригнаны неплотно. Наверняка, во время дождей пол в хижине заливает. На кухне — горшки для варки риса на пару, глиняный кувшин для воды и плетеные корзины для овощей. Примитивный очаг, сложенный из камней и обмазанный глиной. В центре — три кирпича, между ними горящее полено.

Рядом «спальня». Никакой мебели. Циновки с одеялами и бамбуковая корзина с крышкой. В ней, вероятно, хранилось все достояние семьи: праздничные лоунджи и рубашки.

Я поразилась простоте этого быта. Хозяйка, приветливо улыбаясь, взяла меня за руку и повела показывать свои «владения». Сначала в сад, где росло несколько деревьев папайи, густо унизанных тяжелыми продолговатыми желтыми плодами.

Под навесом стояла корова-зебу. Рядом курятник. Старушка наклонилась над ним, и оттуда с громким кудахтаньем вылетели перепуганные наседки. Она взяла пяток розоватых, слегка просвечивающих на свет яиц и положила рядом с папайей в плетеную корзину, стоявшую на срубе колодца.

Я взяла корзину и жестами пригласила хозяйку пойти со мной к машине, чтобы там расплатиться с ней. Она поняла, что речь идет о деньгах.

— Манепьян (завтра), — добродушно сказала она. И столько мудрого спокойствия было на ее смуглом морщинистом лице, что я невольно загляделась. Странное чувство шевельнулось в душе. Может, я пожалела бы ее, если бы не была уверена, что не завидую ей.

Прожив здесь, на побережье, весь свой век, она даже не подозревала, что в мире есть города с грохотом метрополитенов, потоками автомобилей и пульсирующей неоновой рекламой. Не ведала о роскоши вилл с зимними садами, о белых яхтах и скоростных лифтах. Да что там лифты! Даже местный паровичок, ползущий, как гусеница, она умудрилась не увидеть.

Разве не позавидуешь человеку, который ничего не знает о жизни современного «цивилизованного» общества, пробегающей по заколдованному кругу добывания денег и погони за наслаждениями! Не знает о разительных контрастах на планете: о том, как уживаются в мире проповедь любви к ближнему с печами Освенцима, о нескончаемых войнах и конфликтах, о зловещем призраке атомного гриба, нависшем над человечеством XX века. Счастливая, она прожила жизнь, где высокая синь неба чередовалась с низкими тучами во время муссонов. Никуда не спешила, не спешит. Живет себе безмятежно…