Дэвид со Стариком остановились у окна и смотрят на улицу.

— Да, вид, типичный для Западного Райдинга, — говорит Старик. — Чего тут только нет.

— А все же лучше, чем тот, что открывался из моей старой берлоги, — говорит Дэвид. — Угольный склад, коттеджи террасами друг над другом и самая большая церковь нонконформистов, какую я когда-либо видел.

— А тебе случалось бывать в Клекхитоне? — спрашивает Старик без тени улыбки. — Попроси как-нибудь Крис, чтобы она тебя туда свозила. Чудесное место! У них там самая большая церковь методистов, какую я когда-либо видел. И еще другая — почти такая же большая — через дорогу.

— Мрачные сооружения, эти церкви, — говорит Дэвид.

— Потише, мой мальчик, — осаживает его Старик. —

105

Это все-таки дома божьи, и были они построены во славу имени божьего. Только подумай, с каким чувством они строились!

— Ну, тут я согласен, — говорит Дэвид. — Жаль только, что сейчас они превратились в вороньи гнезда. А когда я назвал их мрачными, то прежде всего из-за архитектуры. Интересно, почему все большие здания в Западном Райдинге построены либо в греческом, либо в итальянском стиле? Каждое второе здание выглядит, как закопченный Парфенон.

— Это потому, что мы хотим, чтобы у нас было все самое лучшее, — говорит Старик,

— А неужели у Йоркшира нет своего стиля?

— Как же, есть — завод Коллинсона, — с ухмылкой говорит Старик. И тычет куда-то пальцем. — Вон тот, с самой большой трубой.

Дэвид улыбается.

— Вообще-то говоря, Западный Райдинг — не такой уж плохой район, как его описывают. Меня это приятно удивило, с тех пор как я поселился здесь.

— Не все будут такого мнения, — говорит Старик. — Иным нравится что-то более... ну, скажем, менее угрюмое — ты понимаешь, что я хочу сказать...

Так они беседуют о разных районах нашей страны — Старик ведь считает себя знатоком, потому что он немного поколесил по ней, но то и дело ему приходится признавать, что и в других краях что-то есть. Я встаю и направляюсь к книжным полкам у камина. Из маленькой кухоньки доносится позвякиванье посуды, и время от времени то Крис, то наша Старушенция появляются оттуда и что-нибудь ставят на раздвижной стол в центре комнаты. Основной предмет, который преподает Дэвид, — английская литература, поэтому на полках полно Шекспира и всяких скучных классиков. Я остановили перед ними просто так, чтобы скоротать время до чая, и взгляд мой случайно падает на толстую книгу в зеленом переплете. Вынимаю ее и вижу, что змея на корешке — вовсе не змея, а старинный лук. Смотрю на заглавие — «Улисс», автор — Джеймс Джойс, но мне это ровно ничего не говорит. Поскольку я уже вынул книгу, раскрываю ее и начинаю листать. Тут на глаза мне попадается абзац неподалеку от конца, при виде которого волосы у меня встают дыбом. Насколько я понимаю, речь идет о девчонке, которая лежит

106

 в постели, или где-то там еще, и вспоминает, как она проводила время с парнями. Ну и ну, я чуть не окочурился. Я, конечно, видел всякие такие штуки, напечатанные на машинке, которые ходят по рукам,— все эти истории насчет коммивояжера, торгующего пылесосами, который приходит в дом и обнаруживает женщину, совсем одну, — но еще ни разу не видел, чтобы такое было напечатано. Быстро листаю страницы, пополняя свое образование. Иначе, как быстро, это и читать нельзя, потому что это ведь ее мысли и изложены они так, как приходят ей в голову, причем, поверьте, ничего не опущено, и нет ни запятых, ни точек, — фразы переходят одна в другую и сливаются в единый поток, как наши мысли. Словом, я стою и вбираю в себя все это, во всяком случае все смачные места, когда ко мне подходит Дэвид и спрашивает, что я тут нашел интересного.

Я немного смущен, хотя, собственно, что же тут смущаться: ведь книга-то его, а не моя. И говорю с легким смешком:

— Немного смелая вещь, правда? Я и не знал, что такое печатают.

— Книга прошла через несколько судов, прежде чем ее разрешили напечатать, — говорит Дэвид.

— Неудивительно... — И тут мне приходит в голову мысль, что старина Дэвид, прочитав такую книжицу, может бросить ее где-нибудь и она может попасть в руки Крис. — Эта книга считается хорошей или как?

— Это шедевр, — говорит Дэвид. — Другого слова не  подберешь. Это одно из самых значительных произведений, написанных на английском языке.

Я думаю, что с удовольствием почитал бы ее на досуге и говорю:

— Придется тебе одолжить ее мне как-нибудь.

— Боюсь, она покажется тебе скучной — говорит Дэвид. — Ее нелегко читать. Тут такой глубокий подтекст, что надо прочесть ее несколько раз, прежде чем начнешь что-то улавливать... Во всяком случае, мне бы не хотелось, чтобы, скажем, твоя мать открыла ее на том месте, где ты открыл. Она может не понять.

— Ручаюсь, что не поймет. А что думает по этому поводу Крис?

— Она ее не читала. Крис знает об этой книге, знает ей цену, но говорит, что не считает нужным пускаться в ее изучение.

107

Он вытаскивает другую книгу.

— А как насчет этой?

Я бросаю взгляд на заглавие.

— А, Реймонд Чандлер. Да, я читал эту книгу. И еще три или четыре его книги — все, что было в библиотеке.

— Ты любишь читать?

— О да. Я читаю все время. По-моему, читать в тысячу раз интересней, чем смотреть телевизор.

— Какие же книги ты читаешь?

— Ну, детективы, военные истории, — словом, всякое такое... А почему бы тебе не написать книгу, Дэвид? Про войну. Ты ведь много всего повидал, правда?

— Даже слишком много... — Он ставит Чандлера на место. — Как-то раз я решил написать про то, как я был в лагере для военнопленных... Но таких книг оказалось столько, что не было смысла создавать еще одну. — Он вытаскивает какую-то книгу и протягивает ее мне. — Если бы я мог написать о войне вот такой хороший роман, я бы не думал о том, сколько до меня было об этом написано.

Роман называется «По ком звонит колокол».

— Я видел фильм по этому роману, — вдруг вспоминаю я. — Он снят довольно давно, но сейчас его снова выпустили на экран. Там еще играют Гарри Купер и Ингрид Бергман... Хороший фильм.

Ингрид... Ингрид... Словно сквозь сон я слышу, что Дэвид предлагает мне взять книгу и прочесть, может, она мне тоже понравится.

Немного погодя я заглядываю на кухню, чтобы переброситься несколькими словами с Крис, пока наша Старушенция куда-то вышла.

— Послушай, Крис, ты не будешь возражать, если я смоюсь около половины седьмого, а?

Она режет крутые яйца для салата.

— Я буду смертельно оскорблен — говорит она. — В первый раз пригласила в свой новый дом, и вот, пожалуйста: ему уже не сидится. Что-нибудь важное?

— Чрезвычайно важное. Вообще-то я сегодня не собирался никуда идти, но получалась маленькая неувязка, и теперь я просто не могу не пойти.

— Как же ее зовут? — спрашивает Крис.

— Ну, ты ее не знаешь.

— Так хоть немного узнаю, если ты скажешь, как ее зовут. Надеюсь, тебе-то известно ее имя?

108

— Конечно. Ее зовут Ингрид Росуэлл. Но ты ничего не говори маме, ладно? Ты ведь знаешь, какая она у нас! Просто, я сам со временем все ей расскажу, если... ну, ты понимаешь.

Крис улыбается — улыбка у нее такая чудесная, что на сердце становится сразу легко и кажется, все в порядке в этом мире, да и вообще везде.

— Понимаю, — говорит она.

Тут в кухню врывается наша Старушенция, облизывая масляные пальцы и вытирая их о передник, который дала ей Крис.

— А ну, — командует она, обращаясь ко мне, — пошел вон отсюда. Терпеть не могу, когда мужчины толкутся под ногами и мешают работать... Как тут у тебя дела? — спрашивает она у Крис. — По-моему, почти все готово, да?

— Если только ты заваришь чай.

— Мигом, голубка.

Через несколько минут мы все усаживаемся за стол, и Крис принимается рассказывать о том, что они видели во время свадебного путешествия, а Старик наш тут же заводит разговор о Лондоне.Есть у нашего Старика такая слабинка — считать себя великим специалистом по Лондону на том основании, что он был там несколько дней во время первой мировой войны, а потом ездил раза два или три на соревнования духовых оркестров да на финальные игры в розыгрыше кубка по регби. И нисколько его не смущает то, что он сидит рядом с Дэвидом, который там родился. Вскоре он так запутывается, что уже Крис приходится вытаскивать его за уши.