— Ты один?

— Да. Устраивает?

— Ну что ж.

Не все ли равно, как провести этот вечер, раз уж он испорчен. Но с Уилли мне, наверно, будет лучше, чем одному, хотя сам-то я едва ли буду приятной компанией при таком настроении.

Мы идем мимо освещенных магазинов по Кооперативной улице. На той стороне ярко горит витрина Грейнджера, и фараон, совершающий обход, на минуту останавливается перед ней, чтобы полюбоваться меховыми манто стоимостью в несколько сот фунтов.

— А кто играет в этой картине? — спрашиваю я Уилли, когда он подталкивает меня, напоминая, что надо перейти через улицу.

— Бэрт Ланкастер и Кёрк Дуглас, — отвечает Уилли. — Цветная, широкоэкранная и все такое прочее. Должно быть, хорошая. А я люблю хорошие вестерны.

Вообще-то Уилли любит всякие картины. Он ходит в кино по три-четыре раза в неделю, и почти нет картины, которой он бы не видел. Пиво и фильмы — это его

97

слабость. Если его нет в кабачке, значит, он в кино. Мы переходим через улицу, держа курс на яркие огни и дребезжащие звуки пианино, вылетающие из «Герба ткачей».

— Пойдём лучше куда-нибудь, где потише, — говорю я, видя, что Уилли заворачивает туда.

— Здесь хороший эль, — говорит Упллн.

— Может, и хороший, но я не люблю кабаков, где играют на пианино.

Уилли передергивает плечами.

— Ладно, я парень сговорчивый. По-моему, тут есть еще один кабак—за углом.

Мы двигаемся дальше.

— Она что же, но пришла? — спрашивает Уилли немного погодя.

— Кто?

— Та девка, которую ты ждал.

— А кто тебе сказал, что я ждал какую-то девку? Я просто разглядывал витрину Бартона и раздумывал, куда бы пойти.

— Я добрых пять минут болтал с одним парнем на том углу, прежде чем подойти к тебе, — говорит Уилли, и видел, как ты прогуливался и поглядывал на часы.

— Ну что ж, ты прав: я, в самом деле, ждал девушку.

—  И она не пришла? — говорит Уилли. — Не первый случай в истории.

— Что касается меня, то, честное слово, последний! — говорю я в сердцах, хотя то, что я испытываю, мало похоже на гнев.

— Надо запомнить эти слова, — говорит Уилли и останавливается. — Переехал...

— Кто?

— Да кабачок... Ей-богу, всего две недели назад он тут был... Надо же: потерять кабачок в собственном городе. Что у меня, размягчение мозгов, что ли? — Он стоит, озираясь и соображая, где же мы находимся. — А, знаю. — и двигается дальше. — Пошли.

Я иду за ним.

Почему, почему же она так поступила, думаю я, нагоняя Уилли и шагая с ним в ногу. Почему, почему, почему? Почему она не могла сказать сразу «нет» и не заставлять меня ждать двадцать пять минут? Весь день я думал об этой встрече. Сознание, что я увижу ее, было словно драгоценный камень, который время от времени

98

вытаскиваешь из кармана, смотришь, смотришь и налюбоваться не можешь. В эти минуты она возникала передо мной такая, какой я увидел ее, когда разговаривал с нею в копировальной. Стоило мне закрыть глаза, и я видел ее волосы, в который играли блики света, видел ее лицо и то, как она упорно не смотрела на меня. Теперь-то

я знаю почему — потому что она стерва и обманщица... Да нет, я вовсе так не думаю. Я не сержусь, я просто глубоко несчастен. И я хоть завтра побегу к ней, стоит ей поманить меня пальцем. На ней была розовая блузка с высоким воротом, плотно облегавшим шею — ее нежную шейку, которую мне так хотелось бы погладить. Мне  ведь всегда хочется погладить ее — осторожно, бережно и нежно. И вот... ну почему? Почему она поступала так со мной? Чем я провинился? Вот что мне хотелось бы знать.

Мы заходим в кабачок — кажется, он называется «Вишневое дерево»,— берем две кружки пива и отправляемся с ними к столику.

— А ты уже встречался с ней раньше? — спрашивает Уилли. Или это первый и последний раз?

— Я встречался с ней дважды, — говорю ему. — Собственно, даже трижды, но последний раз не в счет.

— Как так?

Я сразу вижу, что сказал лишнее, и обтираю пальцем пену с кружки.

— Она пришла не одна, а с подругой.

Уилли широко ухмыляется. Он отхлебывает из кружки и, продолжая ухмыляться, ставит ее на столик.

— Нет, ты представляешь себе? — говорю, я, пыжась перед ним. — Привести с собой подругу!

— Надо было меня позвать, — говорит Уилли. — Я бы поухаживал ради тебя за ней.

— Я покачиваю головой, вспоминая Дороти.

— Она бы тебе не понравилась, Уилли. Ноги точно футляры из-под скрипки, а рот как трещина в пироге.

Только человек, которого никогда не тошнит, или уж совсем пьяный может ухаживать за ней... Но ты представляешь себе, что я почувствовал, когда увидел их вдвоем!

— А она не сказала тебе, почему привела эту свою подружку?

— Как же, придумала целую сказку про то, как эта девчонка явилась вдруг к ней чай пить и она не могла

99

от нее избавиться — иначе вышла бы обида. Ну, я, конечно, не поверил ни единому слову.

— Что-то непохоже, — говорит Уилли.

— Это почему же?

— Ты же снова назначил ей свидание, иначе не торчал бы тут.

— Мне хотелось испытать ее. Понимаешь, хотелось выяснить до конца, как она ко мне относится.

— Ну вот ты и выяснил, — говорит Уилли.

— М-да. — Поднимаю кружку и делаю глоток. Эль холодный, освежающий, как раз такой, как я люблю. Давно пиво не доставляло мне такого удовольствия. И все же лучше бы мне, наверно, не встречать Уилли, потому что чувствую я себя сейчас болван-болваном.

— Может, ты слишком быстро повел наступление, — говорит Уилли, пристально глядя на меня. — И напугал ее.

— Да я пальцем до нее не дотронулся.

— Тогда, значит, слишком долго тянул.

— Ну вообще-то... вообще мы целовались. Но ничего другого у меня и в мыслях не было. Во всяком случае, по отношению к ней. Она не такая.

— Какая не такая? — говорит Уилли.

— Ну, словом... она не как все.

— Чем же она не как все? — спрашивает Уилли. — Наверняка у нее есть все, что надо, — и спереди и сзади.

Мне неприятно вести об Ингрид такой разговор, и я чувствую, как лицо у меня каменеет.

— Я- просто хотел сказать, что она порядочная девушка, Уилли.

— Настолько порядочная, что заставляет тебя выстаивать зря на углу, так, да? — говорит Уилли.

— Может, ее что задержало.

— Может, она выпила чаю, упала и умерла, — говорит Уилли.

— Ах, да заткнись ты, Уилли, — говорю я и снова отхлебываю из кружки.

Кружка Уилли уже пуста.

— Как хочешь, — говорит Уилли. — Не станем же мы ссориться из-за какой-то девчонки. Особенно из-за такой, которая не является на свидания. Давай выпьем еще по одной.

100

— Нет, хватит. — Я заплатил за пиво, которое мы выпили, и потому могу спокойно это сказать: у него на может возникнуть мысль, что я отказываюсь, чтобы не платить. — Мы можем опоздать к началу фильма.

Вестерн мне понравился, особенно последняя часть, когда начинается всеобщая драка и они лупят друг друга почем зря. Так дерутся, что кажется, будто это всерьез. Потасовка идет — просто жуть. Словом, это немного отвлекает меня от моих мыслей, и временами я даже забываю, что есть на свете такая девчонка по имени Ингрид Росуэлл. Но как только мы выходим на холодную улицу, все начинается сначала.

— У нас еще есть время опрокинуть по одной до закрытия, — говорит Уилли.

Мы стоим на тротуаре у кино, и зрители, спустившиеся со ступенек, вынуждены обходить нас.

— Нет, Уилли, мне что-то не хочется. Я лучше потопаю домой.

— А я хотел пойти потом на танцы, — говорит Уилли. — Почему бы тебе не разделить со мной компанию? Забудь ты про эту девку, мы там найдем какое-нибудь новое молодое дарование.

Я провожу ботинком по краю ступеньки.

— Нет, я, пожалуй, пойду спать.

Уилли смотрит на меня.