«Когда медведи стали губить людей, нам дали задание подняться на моторке по Хамсыре, искать бродивших по берегам хищников и расстреливать их. В начале октября 1962 года, когда владельцы этого стана были в Хамсаре, мы сюда и приплыли, все с карабинами. Видим, весь берег в медвежьих следах. Вылез один на берег, идет по следу. Только приблизился к избушке, на него, через развешанную рыбачью сеть, медведь! От неожиданности человек метнулся в озеро, упал и выстрелил в воздух. Мы открыли стрельбу по запутавшемуся хищнику, убили. Со смехом и шутками над смущенно оправдывающимся охотником, пошли в жилую избу. Убираю кол, открываю дверь и… на полу, посредине рассыпанных карт другой лежит. Пасть ощерил. Едва успел дверь я захлопнуть и кол приставить. Оказывается спустившаяся в Тайга-Ужазы «шайка» медведей, захватила Дотот. Один хищник разворотил потолок жилой избы и проник в нее. Съел ведро сахара, вырвал из окна раму, выбросил на улицу радиоприемник и улегся отдыхать. Второй завладел шалашом из коры. В нем были две бочки мяса. Разломав их и наевшись, он отбил атаки остальных и поселился там охранять добычу. Обиженные пытались взломать глубоко закопанный ледник с рыбой, но тщетно. На долю этих двух достались лишь два стоящих на улице ведра с рыбными отходами. Одно потом вон на том бугре нашли, другое — километрах в трех, на тропе, изгрызанное, измятое, разорванное пополам. Возможно, похититель надел его на морду, пытаясь вылизать дно и потом долго не мог избавиться».
В последний день августа снова задождило. Несмотря на непогодь, прощались с возвращающимся в Хамсару Гаврилой. Его ожидают приезжие шишкобои, нас же Тайга-Ужазы.
Звериная тропа уводит нас на северо-восток, вверх по реке Остюрен. Часа четыре прошло, когда вдруг слабо тявкнул Макар. В тот же момент увидели маралуху. Преследуемая псом она сделала вокруг нас два круга, приближаясь каждый раз метров на тридцать, затем умчалась в гору. Пес смотрит на нас с укоризной.
Заночевали у второго притока Остюрена, на предгорном плато Чайганы-Оргу. С помощью Олега, который знает немало киргизских слов, а этот язык в какой-то мере родственен тувинскому, но в основном при помощи характерных жестов, Дезингер объяснил хохочущему коллективу происхождение названия Тайга-Ужазы. Оказывается, «голый как зад». Тайга у тувинцев не глухой лес, а наоборот, плеши в лесу. Все горные образования с гольцами на вершинах имеют у них приставку — «тайга».
После завтрака поднимались по второму притоку. Часа через четыре вскарабкались наконец на перевал. В его седловине — озера. Только присели отдохнуть, заволновался Дезингер. В глубине долины, пропадая и появляясь вновь в складках местности, ехало пятеро верховых. Трое повернули к нашему костру. Оказывается, члены топографической экспедиции. Коллектив разнородный: татарин, казах и грузин. Пожаловались — мучаются без курева и чая. Конечно, с удовольствием с ними поделились. Все время тревожился старший: «Когда выпадет снег? Нам еще два знака ставить. Успеем ли вернуться в Бурятию, в Орлик?» Осень конечно затяжная, но спешите. В этом районе снегопады начинаются на декаду или пару недель попозже, чем в Центральных Саянах.
Оказалось, перевал пока не имеет названия, и топографы его собираются «придумать». Попросили назвать Морской! Охотно выполним. Запомните — высота «вашего» перевала 1 860 метров.
Весь следующий день продолжали кружить по хребту. С высоты 2 240 метров долго любовались заснеженной цепью хребта Большой Саян, потом ушли на перевальную седловину третьего притока Остюрена, Парлангелыг-узюк. Седловина эта, словно огромный цирк, и мы не сразу ее покинули. И Дотот и названия других перевалов тут уже не тувинские. В этот угол Саян проникают его восточные обитатели — буряты.
На пути к четвертому притоку, вблизи от перевала снова обнаружили целую серию озер. На вопросы Володи и Олега, есть ли в них рыба, Дезингер авторитетно изрек: «чок», т. е. нет. Но рыбаков не проведешь. «А круги на воде?» Подошли к ручейку, выпадающему из озера. Его берега густо заросли. Дезингер выглянул из-за куста и издал удивленный возглас. Ручеек, ширина и глубина которого редко где достигала метра, буквально кишел хариусами. Особенно много их было у истока. Всю рыболовную принадлежность мы оставили в избушке, с собой взяли только пару лесок и мух. Володя как более опытный рыбак и обладатель мухи начал дергать хариусов одного за другим. У Олега сначала не ладилось, но когда он подремонтировал муху за счет своих же волос, дело пошло на лад. Хариусы тут не крупные, в основном граммов по сто, но клев необычен. За полтора часа Володя и Олег добыли семьдесят рыб, из них два «гиганта» граммов по четыреста. Мы с Дезингером пытались поохотиться, но быстро вернулись к палатке. Уж очень грозно стал грохотать гром. От нечего делать я тоже взялся за удочку. Перед дождем клев был удивительный. Рыба наперегонки пыталась овладеть приманкой. Когда стало темнеть, даже старалась поймать ее в воздухе. И вдруг как обрезало. Клев прекратился.
На рассвете, пока Олег и Володя рыбачили, сделали с Дезингером десятикилометровый поход. Но увы, Макар следа не брал. Каменистое плато, по которому мы путешествуем, в следах копытных: маралов, северных оленей, козлов. Местность здесь очень привлекательная. Плато покрыто светло-зеленым ягелем, березой, ольхой с покрасневшими листьями. Склоны же в кедрачах. К десяти вернулись к палатке.
И снова — на восток. В леске с большим количеством валежника спугнули двух глухарок. Макара как иглой кольнули. Дернулся и едва не схватил бежавшую «по полу» птицу. Уже ближе к полдню нашли поросший отличным кедрачом холм. Тут же масса ягод, моховиков. На холме кипит жизнь. Стрекочут кедровки, снуют бурундуки. Здесь передохнули, пообедали. Если голубика, грибы ни у кого уже интереса не вызывают, то кедровым орехом наслаждаемся все. Стукнешь по стволу сапогом, одна-две шишки шлепаются в мох. В трапезе участвует и Макар. Зажимает шишку лапами, выгрызает из нее орехи и ест их как медведь, вместе со скорлупой. Мы, переняв местный опыт, насаживаем шишку на заостренную веточку и опаливаем в костре. Смола обгорает, чешуйки розовеют, открываются, приглашают вынуть орешки. А какой приятный запах!
Сегодня уже пятое сентября. Должно уже похолодать, сыпануть снежком. Пора тогда зареветь и маралам. Сейчас же тепло, и быки не зовут соперников на дуэль. Тайга по-прежнему безмолвствует…
Во время вечерней охоты видели небольшую маралуху. Несколько мгновений она рассматривала нас, потом ускакала.
Утром карабкались на крутую гору. Лезем наискосок, против ветра. Почти до самой вершины склон в кедраче, но наверху все-таки привычный голец. Макар страшно возбужден. То тут, то там снуют белки и бурундуки. Пес как чувствует — лаять нельзя, и нехотя отворачивается от любимой охоты. Миновали очередной бурелом, почти на самой вершине — тропка. Чья? Внимательно вглядываемся в следы. Вдруг Дезингер метнулся в сторону и выглянул из-за холмика. «Смотри!» Против нас совершенно спокойно стояла кабарга. Клыков у нее не было. «Самка!» К сожалению, фотоаппарат остался на биваке и самый маленький из сибирских оленей снят не был.
Пока не похолодало, мы еще несколько дней охотились на хребте Тайга-Ужазы. «Почему ни разу не спугнули кабанов?» «Они на реке Дотот, в дубняках…» Дубняками Параан называет предгольцевые «кривые» кедрачи.
К вечеру десятого, в сплошном уже снегопаде, мы снова спустились к Дототу. Вымокшие и усталые ввалились в «нашу» избу. Сутки на отдых.
Уже к темноте к нам заглянули супруги Грязновы. Познакомились, поговорили. Муж и жена много рассказывали о жизни тувинских промысловиков. «…Ежегодно каждый из нас должен добыть и сдать государству 2 тонны рыбы, тонну кедрового ореха, сто килограммов ягод, отстрелять 20—25 соболей, работать на сплаве.
При выполнении плана заработок 200—250 рублей в месяц, плюс продукты собирательства, охоты, рыболовства. На жизнь не жалуемся». Грязновы много рыбачили на тувинских озерах. Ловили в них щук, сорожку, окуней, сигов, налимов, хариусов, ленков, тайменей. «Озер у нас множество, и у каждого разная слава. Азас, например, знаменит гигантскими тайменями, могучими сигами. Тайменя я отлавливал здесь до 43,5 кг. На Нойон-холе, длина этого озера тридцать километров, глубина до двухсот метров, рыба «фенозная», то есть больная. В печени сигов, хариусов, налимов — черви. Вскрываются наши озера в конце мая, начале июня. Замерзают к середине ноября. Пойманную рыбу мы чистим, потрошим, солим и прячем в ледник. Зимой АН-2 садится на озерный лед, и увозит нашу добычу».
