Литмир - Электронная Библиотека

Конечно, продолжалась охота. От неё по-прежнему зависит жизнь, хотя и жизнь, и охота выглядят совсем иначе. Но Марк понял, что жил до сих пор пусто, неуютно, холодно.

Каждый из трёх замков на двери толстой, окованной металлом, обитой дерматином снаружи и кожей изнутри, каждый из трёх замков заперт на два поворота ключа. На окнах плотно сдвинуты шторы. С тротуара сюда не заглянешь, из дома напротив тоже. Лампа укрыта абажуром, кресло поблескивает сталью. Тихо. Шипит газ в переносной горелке. Изольда поворачивает на огне слиток. Потом он медленно остывает на воздухе. Так отжигают золото, из которого сделают зуб. В литейной формочке. Помните гипсовый столбик, дальше которого Трофим так и не пошёл?

Я уже говорил, как опасна была тогда частная практика. Но трижды опаснее было делать зубы золотые. Хотя именно они есть признак солидности и благообразия. Золото самый долговечный, не подверженный порче и окислению, что ни говорите, благородный! – материал. Всё это, однако, понятия житейские. Юридические же установления суть кодексы, законы, а также и правительственные указы однозначно запрещали гражданам обработку ценных металлов и паче торговые операции с ними. Ибо известно, что золото развращает. Заботясь о нравственности, государство разрешало работу с золотом только самому себе. Покупку его, буде кто, в стеснённых обстоятельствах или по иной причине вынужден продать и продажу тем, кто, повысив благосостояние, купит. Государство продавало золото гражданам втрое дороже, чем у них же его покупало, но за свою нравственность было спокойно, твёрдо зная, что развращение опасно только другому государству. Моё рассуждение может показаться длинным и запутанным, но читателю, желающему проникнуть в суть времени и вопроса, необходимо его усвоить и понять. Называется это «историчность подхода» и отличает образованного человека от дилетанта. Добавлю, что нравственность граждан поддерживалась мерами строгими, суровыми и даже крайними. Меры эти, к тому же, сопровождались изъятием у виновных, или признанных таковыми, принадлежащих им ценностей как то: золота, платины, а также и драгоценных камней. Изымалось и прочее любое имущество. Изъятие было, разумеется, безвозмездным и называлось конфискацией. В отличие от грабежа, то есть того же действия, но производимого частным лицом. Мне автору настоящего повествования сроду не владевшему драгоценностями, приходилось, однако, вчуже наблюдать судебную тяжбу за металл называемый «благородным» или «презренным», смотря по обстоятельствам. Все известные мне бои выиграло государство. Противник нёс тяжёлые потери: имущество, свободу и даже самоё жизнь.

Это, конечно, знал и Марик. Свято почитая «правило столба», он избегал неприятностей. Но всегда ли так будет? Марик твёрдо решил взять риск на себя и не вмешивать жену в свою деловую жизнь. Так решил мужчина. И опять женщина решила иначе.

В приёмной, конечно, и раньше были журналы, и стоял телевизор сначала обыкновенный, а позже цветной. Но теперь появилась ещё и внимательная, милая хозяйка – не чета Трофиму с его вечно отсутствующим взглядом. А походочка? Он же дёргался на ходу в такт воображаемой музыке! На любой вопрос, в том числе и насущный «скоро ли?» – был теперь немедленный ответ если не вразумительный, то утешающий. А чашка чаю, согревшая больной зуб? А приветливая улыбка? Нигде не оценят их выше, чем здесь. Первым оценил Марик и, как человек практичный, оценил в денежном выражении, считая, что этого требует простая справедливость: пациентам становилось легче от одного появления синеглазой Изольды. Настоящие мужчины, стуча, сдвигали каблуки и даже у некоторых дам прояснялись лица. Хотя скептики утверждают, что последнее невозможно при виде другой женщины. Если, конечно, она не урод.

Изольде нравилось играть в хозяйку. Она себе казалась взрослой и солидной, а на самом деле была просто любопытной девчонкой и от этого любопытства всё больше и больше погружалась в работу мужа. Постепенно разобралась, многому выучилась и стала помогать, не ожидая указаний. Шутя научилась делать гипсовые заготовки а, потом и несложные отливки. Приступила к настоящей работе и наконец к работе с золотом. Марик пробовал возражать, но что мог он против улыбки и просящего взгляда? На ходу поправлял ошибки, но скоро и в этом отпала надобность. Он получил помощника, о каком не мог и мечтать. Техническую работу Изольда делала днём, пока муж был в поликлинике. И шторы сдвинула от чужих любопытных глаз. Надо признать что предосторожностей было значительно больше, чем требовала суровая действительность. Ну и что? Изольда была ещё так молода! И любила книжки про шпионов.

Марк был счастлив. Он не читал утопий.

4.

Рыжая корова Офелия чувствовала себя отвратительно. Целый день она лежала на подстилке, тупо глядя в пустой угол. Сегодня все её раздражало: болтовня попугаев, крики обезьян и даже собачий лай привычный, кажется, ещё с деревенского детства. Медведи! Такие сильные и страшные, а визжат, как поросята. И слон. Что слон? Подумаешь, есть у него хобот. Так и надо трубить во всю мочь? Зачем, спрашивается?

Офелия не любила чужих языков. Почему бы, не выучить всем такое мелодичное, интеллигентное «му-у»? Чем плохо? Нет, каждый хочет самовыражаться!

Я не утверждаю, что корова думала именно так. Вообще неизвестно, думают животные или только чувствуют? Но умей Офелия думать или чувства свои выражать словами, получилось бы, приблизительно, так как я написал. И если вам кажется, что это слишком похоже на человеческие мысли, так ведь уже известно, что была Офелия корова не обыкновенная, а цирковая. Притом, талантливая. Жила она, как и другие коровы, в слоновнике, где совсем не обязательно живут одни только слоны, а бывает и целое общежитие. Слоновник в любом цирке самое большое помещение, а в новом здании был велик на диво и очень высокий. Чего там слон – жираф потолка не доставал! Чтоб кубатура зря не пропадала, под потолком соорудили антресоли, разгородив их на ряд каморок, где стояли сундуки набитые чем угодно: откуда знать какой номер придумается завтра? Что для него будет нужно? Мир не видел больших барахольщиков чем цирковые: на всякий, всякий, всякий случай хранят всё, всё, всё. И Костя с Трофимом, который вызвался ему помочь, долго рылись в запасах: авось неожиданная находка подтолкнёт фантазию. Будет новое антре или реприза. Но ничего интересного не попадалось. Не помогала и подкова, повешенная на стену. Костя сказал, что она прибита неграмотно, дугой вверх. Оказывается, подкова приносит удачу, если висит вверх разъёмом, а вверх дугой напротив, только вредит. Кто-то по невежеству везение у них, можно сказать, украл. Закрыв крышку, они придвинули сундук к стенке и вышли из каморки в проход, оставленный по краю антресолей. Проход вёл к лестнице и был ограждён перильцами, на которые маленький Костя положил подбородок, а длинный Трофим локти. Огромное помещение было видно им от стены до стены. В углу действительно жил единственный слон, пристёгнутый цепью к стальному крюку, вмурованному в стену. Слон тяжко переминался с ноги на ногу, вздыхал и дёргался, пробуя вытащить крюк из каменной кладки. Но крюк сидел прочно и цепь тоже – слон опять вздыхал, поднимал хобот и трубил. Что ужасно не нравилось Офелии. Тут же рядом стояли клетки медвежьего цирка, и ещё подавал голос огромный бегемот Кукла. Он тяжело ворочался в клетке и громко вздыхал, тоже Офелию раздражая. Дальше было ещё хуже: Дрессировщик Миша привёл незнакомого человека. Чужой подходил плавно и медленно, будто не просто двигался, а торжественно нёс перед собой чувство собственного достоинства. Заигрывать с коровой не пробовал, но почему-то был уверен в своём праве на общение и Миша всё ему разрешал: глядеть Офелии в глаза, чего она не переносила, щупать живот и сосредоточенно гладить нос. Нос, к счастью не её, а свой собственный, он гладил медленно длинными, прямыми пальцами. Нос тоже был длинный, но не прямой, а горбатый. «Мефистофельский» чего корова, даже талантливая, разумеется, знать не могла. Ещё он водил рукой перед её глазами и это не было похоже на пассы дрессировщика непонятные публике, зато ей, Офелии, ясные абсолютно. Чужой уселся рядом на раскладной стул, и ей вставили в зад скользкую, холодную, длинную штуку. Она сказала «му-у» и качнула рогами, возражая. Но Миша приказал, и она покорно опустила морду на солому. Корова не знала что в заду у неё термометр и горбоносый приглашён к ней, потому что он знаменитый на весь цирк ветеринарный доктор кандидат наук и доцент Глеб Алексеевич Решкин.

10
{"b":"234598","o":1}