Одна из таких групп — сикхи. Сначала немногочисленная секта последователей религиозного проповедника XVI в. гуру («учителя») Нанака, сикхская община в XVII в. стала значительной силой в Пенджабе и подняла восстание против Могольской империи. Сикхи не раз терпели поражения, их безжалостно истребляли, но они все же одержали конечную победу и образовали свое государство, которое англичане смогли подчинить только в 1849 г. Сикхами становились члены самых разных каст, однако после этого они заключали браки только внутри общины и с течением времени превратились в замкнутую касту.

Антропологи и социологи до сих пор не нашли объяснения тому, как за столь короткий срок сложилась группа, резко отличающаяся не только по одежде, обычаям, но и по внешнему виду от населения, из которого она вышла.

В свое время сикхи дали обет не стричь волос, пока не установится царство справедливости. И сейчас их легко узнать по бороде, усам и тюрбану, скрывающему длинные волосы. Сикхских мальчиков, которые тоже не стригут волос, но и не носят еще тюрбана, нетрудно принять за девочек. Даже бороду правоверный сикх не подрезает. Чтобы она не мешала, он подвязывает ее черной сеточкой или закручивает вокруг бечевки, завязывающейся на затылке.

Сикхи отличаются мужественным обликом, физической силой, энергичностью и предприимчивостью. Мужественность им придают не только тюрбан и борода: те, кто перестал соблюдать требования религии, сбрил бороду и отказался от тюрбана, тоже выделяются мощной фигурой. Вид их не обманчив: сикхи действительно очень выносливы и храбры. Достаточно сказать, что эта сравнительно небольшая группа поставляет Индии значительную часть ее армии.

Основная масса сикхов живет, конечно, в Панджабе, где они — чиновники, полицейские, предприниматели и богатые крестьяне. Расселившись за последние сто лет по всем городам Северной Индии, они заняли и там весьма заметное положение — торговцы, предприниматели или, на худой случай, водители такси.

Очень красивы также парсы — маленькая религиозная община выходцев из Ирана. Они проникли в Индию в VII в. и постепенно сосредоточили в своих руках почти всю торговлю, а потом и промышленность западных районов. Один из самых крупных капиталистов страны Тэта принадлежит к парсам. Многие из них сейчас связаны с его концерном.

Перечисление групп индийцев, отличающихся физической красотой, можно бы продолжить. Но ограничусь этими двумя примерами, рискуя обидеть тех, кого не назвал. К сожалению, такие обиды неизбежны, потому что критерии прекрасного не одинаковы. Составить представление об индийском идеале мужской красоты читателю помогут индийские кинофильмы — в них почти всегда главный положительный герой выше средней упитанности и ниже среднего роста, с розовыми пухлыми щеками.

Заслуживает быть отмеченной общая черта внешнего облика индийцев и на сей раз почти всех без исключения — это черные, глаза, выразительные и горящие. Некоторые европейские женщины говорили мне, что глаза индийцев производят на них глубокое впечатление — гораздо большее, чем все остальное.

Может быть, самое красивое — дети? Вопрос звучит пошло. Где дети не самое красивое? Но применительно к Индии подобная фраза все же не столько дань сантиментам, сколько констатация факта.

Дети здесь повсюду — в домах, школах, на базаре, на улице, на свалках нечистот. Их маленькие и худые коричневые тела, часто едва прикрытые убогой одеждой, — непременное дополнение городского и сельского пейзажа. Дети сопровождают иностранного путешественника постоянно. Их лица выражают бескорыстное удивление или деловитую заинтересованность — нельзя ли что-нибудь получить от этого господина?

Среди детей много больных, с явными физическими недостатками, которые выставляются напоказ иногда просто из пренебрежения к ним, иногда с целью разжалобить. И то и другое одинаково ужасно. Но если ребенок здоров, а таких, слава богу, тоже немало, он, даже голодный, активен, боек, жив, приветлив, весел, отзывчив на ласку и шутку.

Конечно, дети так же разнятся, как и их родители. И среди тех, которых я встречал, были бедные и богатые, чистые и грязные, более или менее причесанные и вовсе не причесанные, но выражение «индийские дети» прочно связано с образом маленького уличного полуторговца, полунищего. Наверно, это потому, что я больше ходил по улицам, чем сидел в гостях.

Индийцы относятся к детям не совсем так, как мы. Религия приучила их к мысли, что ребенок — благо для семьи. Чем многочисленнее семья, тем она угоднее богам и тем прочнее обеспечены ее интересы в загробном мире. Впрочем, идея «Ребенок — дар божий» имеет и свою оборотную сторону — «Бог дал, бог взял». Детей очень любят, рождение ребенка, особенно первого, — громадное событие не только для родителей, но и для всех родственников и знакомых. Вместе с тем эта любовь лишена экзальтации, стремления не спускать с ребенка глаз, оградить его от всех бед и неприятностей. Тут играет роль и обилие детей — за всеми не уследишь.

В индийских семьях ребенку предоставлена полная свобода. Он может идти куда хочет, брать любые вещи, расположиться на полу, на стуле или на столе (если таковой есть), выходить на улицу, даже людную, бегать по лужам или по грязи. Все это не встретит активного возражения взрослых.

Разумеется, многое здесь объясняется условиями жизни, хотя бы той же невозможностью усмотреть за всеми. Кроме того, отсутствует культ санитарии, на алтарь которого приносится столько жертв в европейских странах. И простудиться, замочив ножки, в Индии мудрено. И уж конечно, никто не обидит ребенка, не толкнет его и не наступит на него в стране, где даже собаки спокойно спят посреди тротуара, уверенные, что толпа обойдет их.

Но в этом либеральном отношении к детским желаниям присутствует и элемент фатализма — с детьми ничего плохого не случится, если не захочет бо г. Несчастье, постигающее ребенка, служит в глазах средних индусов самым сильным доказательством учения о переселении душ. Их боги не жестоки и не добры. Они просто убийственно справедливы.

— Возьмите такой пример, — говорили мне, — ребенок, которому нет еще и года, умирает. Почему? Ведь он неповинен ни в одном грехе. Почему же бог покарал его? Совершенно ясно, что он покарал его за грехи, совершенные им в его предыдущей жизни. Это нельзя объяснить иначе, как переселением душ.

Духовная свобода индийских детей дает неплохие плоды. Как ни странно, эти дети, по крайней мере мои знакомые, в общем гораздо менее избалованы, чем их сверстники в Москве. Почти полное отсутствие запретов не развивает в ребячьих душах стремления преступить их, настоять на своем, самоутвердиться, сделав что-нибудь выдающееся по нелепости. Они с самого начала их жизни — личности для окружающих. Тем серьезнее воспринимают они запреты (даже не запреты, а неодобрения) взрослых — не дергать за хвост корову или собаку, не дерзить старшим, брахманам и Святым (садху), не шуметь в храме и т. п,

Отношение к ребенку как к необходимой, но обычной принадлежности семьи, отсутствие панической боязни за его судьбу открылось мне через немного юмористический и, конечно, совсем нетипичный факт. Однажды в международном аэропорту Палам родители забыли ребенка. Семья улетела за границу, а таможенники обнаружили, что у них под ногами ползает маленькое существо, молчаливое, сосредоточенное и спокойное. Ну что ж, семья была большая, везли много чемоданов и много детей. Все устали, изнервничались (индийская таможня сурова с соотечественниками) и' не вспомнили о маленьком, забившемся куда-то.

Думаю, родители испытали неприятные минуты, пересчитывая свои пожитки в самолете. Конечно, все уладилось, малыша отправили вслед на другом самолете. Его, видимо, больше не забудут. И все же в другой стране такое вряд ли могло произойти.

Сейчас традиция многодетности пришла в резкое противоречие с нуждами страны. Рост населения (на 13 млн. в год) обгоняет увеличение числа занятых и развитие производства пищевых продуктов. Правительство проводит усиленную кампанию по ограничению рождаемости. За бесценок распределяются противозачаточные средства, проводятся устно и письменно консультации по их применению. Открыты пункты стерилизации. Супружеская пара, решившаяся на операцию, вознаграждается деньгами. На автобусах, на спичках, в газетах, на громадных плакатах помещен лозунг: «Два, три ребенка. Хватит!» Уже после моего отъезда, по сообщениям газет, этот лозунг был дополнен другим: «Следующий ребенок — не сейчас! После третьего — никогда!»