— Перестань сейчас же хныкать!
— Хорошо, хорошо. — Марина попыталась связанными руками стереть слезы с заплаканного лица.
— Я не могу тебе доверять, деточка… Ты слишком непослушная… Что ты здесь делала, когда я вышла? Что за грохот был? Ты хотела убежать?!
— Да нет… же! Это не я…
— Не ты? Еще и врешь. Ты хитрая — нет, тебе совсем нельзя верить… Сейчас же выпей это! А то я рассержусь.
— Рита, пожалуйста… Я ведь сойду с ума!
Женщина издала короткий страшный смешок:
— Как я?
Она вдруг размахнулась и ударила подругу по щеке. От ее перстня на нежной щеке Марины появилась багровая полоса.
— Я тебе приказываю!
Она ткнула бокал в сомкнутые губы… Жидкость растеклась по лицу.
— Ах, ты упрямая… — Женщина снова отвела руку для удара.
Было бы, конечно, недурно появиться без приветствий… Бог с ним, с этикетом… «По-английски» — уходят, не прощаясь, а «по-русски», по нынешним-то временам, давно пора появляться, не здороваясь… Чем неожиданней сюрприз, тем больше шансов остаться живым и здоровым. Но сеточка укрыла бы тогда обеих — и Марину, и Риту… А как потом кусачую рыбу вытаскивать? Как отделять хищницу от жертвы? Как распутывать — ведь дамы окажутся в одной упаковке…
— Привет! — Аня вошла в комнату.
Вечная импровизация на старую хрестоматийную тему «Не ждали!». Если бы сумасшедшие могли подвинуться в рассудке — Ревич сошла бы с ума еще раз! Единственное, чем ей можно было бы сейчас помочь, — это поддержать отвисшую челюсть. Но Аня не чувствовала себя способной на такую любезность…
Наконец Ревич захлопнула рот.
— Не рады? — вежливо осведомилась Анна.
Собственно, Анюта, стараясь ее разозлить, добивалась одного: чтобы Рита отлепилась наконец от своей жертвы — отступила от Марины на необходимое расстояние.
«Опять эта соплячка! Опять выкарабкалась, ожила, вырвалась на волю! Жалит, мешает!» Анна читала на лице Ревич все, о чем та думала…
Неожиданно черты Ритиного лица ужасно исказились.
Бокал выпал из ее рук и со звоном разлетелся на куски… Она сделала движение в сторону Анны… В наступившей жуткой тишине вполне явственно было слышно, как Ревич скрипит зубами…
— Тубо! — поддразнила она, стараясь подманить ее поближе к себе.
«Если она сейчас выхватит откуда-нибудь «беретту» — я пропала!» Анна прекрасно видела, что у Ревич нет при себе оружия, но на секунду она почувствовала тревогу… Хотя Рита уже не думала об оружии. В ней проснулась поистине звериная злоба.
Отступая от Волковой, она приближалась к Анне… И девушка уже не радовалась тому, что ее маневр и попытка разозлить Ревич удались. Ревич была слишком страшна и опасна.
Как в фильме ужасов, когда сквозь человеческие черты проступает облик монстра, так и в Ритином исказившемся лице не было уже ничего человеческого… Страшный оскал, желтый звериный блеск в глазах… Скрючив пальцы, как звериные когти, и почти рыча, она изготавливалась для прыжка, как пантера.
Анна ощущала в ней такую страшную физическую силу, что ее саму чуть не парализовало от страха…
Можно бороться с человеком, но как противостоять мгновенной реакции взбесившегося зверя!
Один звериный прыжок, и это чудовище загрызет ее… Вопьется зубами и будет рвать на куски, перекусит сонную артерию, выпьет до капельки всю кровь… Анна поняла в это мгновение, откуда взялись мифы и легенды о вампирах…
Светлова с трудом разомкнула пересохшие губы:
— Алле!
Ревич прыгнула.
В то же мгновение сетка развернулась в воздухе…
Алексей Волков, как и многие его сподвижники на финансовом Олимпе, жил, «не чуя страну» под собой. Эта формула Осипа Мандельштама была в большой моде последнее время в великосветской олигархической тусовке. Все понимали, что лучше бы «чуять», но из этого упорно ничего не выходило. Волков и иже с ним жили сами по себе, и страна жила сама по себе. Разница заключалась лишь в том, что Леша жил очень хорошо. А страна — отвратительно.
Да что уж там страна — с ней было как всегда, хотя хотели, как лучше… Последнее время Лешу особенно донимали мысли о его супруге Марине, человеке, способном на взбалмошные выходки, не укладывающиеся в рамки приличий. И Леша очень бы хотел «чуять», что с ней происходит. Не имея постоянной достоверной информации о ней, он чувствовал себя, как на бомбе с включенным часовым механизмом.
И когда в напряженной тишине его квартиры в четвертом часу ночи запищал пейджер, нервы у измученного бессонницей Волкова — он давно уже отвык от крепкого, спокойного сна — были на пределе. На светящемся табло пейджера явились только три слова: «Позвони срочно. Марина». «Словно пророческие «мене, текел, фарес», что были начертаны на стене чертога царя Валтасара», — подумал Волков.
Он знал, что эта библейская ассоциация не зря пришла ему на ум и резанула по нервам. У Леши была великолепная интуиция, и «ощущение чего-то хренового», когда оно ему грозило, было развито у него превосходно… Он сразу почувствовал, услышав пейджер, что это как раз тот самый случай…
Стараясь не слишком волноваться, он набрал номер телефона в Стародубском. Он знал, как никто другой, что по телефону, особенно по этому номеру, не следует слишком откровенничать… Но Леша давно уже не откровенничал не только по телефону, но и вообще в пределах квартир, дач и кабинетов… Среди нехитрых приемов, которыми он овладел, приобщаясь к власти, была и благоприобретенная манера общения с собеседником. Что бы ему ни сообщали, о чем бы ни просили, чего бы ни требовали (а просьбами и предложениями он был осаждаем постоянно), Леша неизменно с непроницаемым видом отвечал: «Я выслушал». Не отказывал и не соглашался, не выражал удивления или неодобрения… Не давал ни повода для надежды, ни повода для разочарования… «Я выслушал» — и все. Для собеседника это означало окончание аудиенции и точку в разговоре. А что еще это могло означать: согласие, надежду, отказ — об этом ему оставалось только гадать.
Вот и теперь, выслушав сбивчивую несуразную речь своей супруги, Алексей Волков, прежде чем положить трубку, сказал только одну фразу:
— Я выслушал.
Опасаясь, что «плененное существо» в безумии разорвет даже сеть, предназначенную для диких зверей, Аня воспользовалась специальным устройством, выстреливающим шприцем с усыпляющим средством, из охотничьего набора Волкова.
Чтобы подстраховаться, они с Мариной так и не выходили из комнаты — сидели рядом с тем, что было когда-то Ригой… Анюту пробирала дрожь всякий раз, когда она нечаянно останавливалась взглядом на их пленнице.
— Что он ответил? — переспросила она Волкову.
— Алексей? — Марина горько усмехнулась и передразнила бывшего мужа. — «Ждите ответа». Это же машина, а не человек… «Ждите ответа. Ждите ответа. Ждите ответа».
— Будем ждать?
— Будем, а что еще остается… Я привыкла… с детства привыкла ждать.
Точнее, они привыкли ждать вместе. Две девочки, Маргарита и Марина. Маргоша и Мариша. Отец приезжал на дачу редко… Но они все равно каждый вечер ждали… Сидели на завалинке, как две старушки, и терпеливо, очень серьезно ждали. Серьезно оттого, что уже тогда, в раннем детстве, чувствовали странность своего положения, непохожесть своей жизни на жизнь других детей… Других девочек, своих сверстниц…
Их отец, Вячеслав Ревич, был человеком долга. Женившись однажды, он не собирался ни при каких обстоятельствах бросать свою жену. Обстоятельства тем не менее возникли непредвиденные. Его секретарша Алина, ласковая милая кареглазая молодая женщина, забеременела. Аборт она делать не собиралась. Ревич и не настаивал… Алину он любил, связь не была легковесной интрижкой. Проблема заключалась в том, что свою жену Людмилу (вот радость для тех, кто понимает!), тоже беременную, он любил не меньше. Конечно, по-другому, — за серьезность, ум, представительность, — но любил.