Потом она бросилась к Марине со слезами на глазах, растрепанная, несчастная…

— Прости меня, прости меня… Анна хотела меня убить, — пролепетала она, бросаясь к подруге. Но Марина ничего не успела ответить: глаза ее закрылись, и она стала медленно опускаться на снег.

Не выдержавшая стольких потрясений, Марина была в глубоком обмороке. Это было очень кстати… Женщина отволокла ее в дом и принялась наводить порядок… У турецких строителей заканчивался обеденный перерыв, и с минуты на минуту на недостроенной, высящейся невдалеке вилле должны были появиться люди…

Ликвидировать теперь Анну было бы слишком опасно — Марина, когда придет в себя, может «неправильно прореагировать». Ведь она привязалась к этой девушке… Узнав о ее смерти, она могла бы повести себя непредсказуемо.

Женщина залепила так еще и не пришедшей в себя Анне пластырем рот и глаза, связала кожаным собачьим поводком руки и ноги. Тащить ее через весь просматриваемый участок по снегу в дом было тяжело, долго и опасно… Она решила запереть ее в садовом теремке… К сожалению, ключа в двери не оказалось, и искать его было некогда…

Затащила бесчувственное тело в теремок, привалила плетеной мебелью… Захоронка ненадежная. Найдут быстро… Но много времени ей и не надо… Главное, чтобы Марина ничего не заподозрила, когда придет в себя.

Когда Марина пришла в себя, Женщина сидела рядом с ней, с чашкой свежезаваренного чая «Пиквик».

— Что произошло? — Марина чувствовала, как занемели у нее пальцы рук. Хотела приподнять руку и не смогла. Руки была стянуты толстым шнуром от шторы.

— Зачем ты это сделала? — испуганно спросила она.

— Ты стала непослушной, — строго ответила Женщина.

Турецкому строителю Кермалю в России повезло лишь однажды. Но так, что забыть об этом он никак не мог. Любивший во время работы поглазеть с высоты на женщин, загорающих на лужайках перед виллами, Кермаль не оставлял этой привычки и в жуткую русскую зиму, когда женщины выгуливали свои роскошные шубы. Вот именно благодаря этой своей любознательности и довелось ему однажды наблюдать очень любопытную сцену…

В тот день Марина приехала из Москвы довольно рано — она удрала с банкета, который устроили по случаю двухлетнего юбилея клуба. Вернулась она домой недовольная собой и жизнью. Все на этом банкете казались ей чересчур молодыми и счастливыми… И было ощущение, что на нее смотрят, как на несчастную брошенную жену…

Зина к тому времени ее уже покинула. Новой домработницы еще не было. Марина, так и не привыкшая за время своей богатой жизни к присутствию в доме прислуги, была этому, в общем-то, рада. Единственное, чего ей хотелось, — это посидеть одной, совершенно одной, в доме, где по-настоящему никого нет. Посидеть, выпить… У камина. Но корзина для дров была пуста, и она спустилась на улицу — как была, в вечернем платье, накинутой на плечи собольей шубе, не сняв изумрудных, оправленных в платину украшений.

Выбрав два полена потолще, она наклонилась, чтобы ухватить еще и третье… В это время клипса отстегнулась (ювелир, по всей видимости, не предполагал, что в таких украшениях будут ходить по дрова) и упала в снег. Марина попробовала ее найти, но та как сквозь землю провалилась, и она махнула рукой… Волкова вообще была довольно равнодушна к драгоценностям — они не вызывали у нее священного трепета, как у некоторых… В общем, гори синим пламенем, потом найду (она торопилась выпить)… И отправилась в дом, неся дрова, добытые такой дорогой ценой.

Наблюдательный Кермаль видел, как женщина в роскошной шубе и украшениях что-то ищет в снегу, видел, как она раздосадованно махнула рукой…

В сумерках, убедившись, что собака заперта в доме, турок, вооружившись фонариком, перепрыгнул через забор и принялся внимательно исследовать утоптанный снег возле поленницы… Вот тогда-то ему и повезло. Он нашел этот удивительный изумруд в оправе из платины.

Судя по всему, пропажа не произвела на женщину особого впечатления. И вдохновленный Кермаль продолжал свои наблюдения, а иногда и производил вечерние, с фонариком, обыски… Правда, ему больше не везло.

Нынче, вернувшись после обеденного перерыва, Кермаль сразу увидел, что снег вокруг виллы, обычно нетронутый (безалаберная хозяйка не утруждала себя приглашением дворников), утоптан и взрыт, особенно возле поленницы… Говорят, что бомба не попадает дважды в одну воронку, но надежда во второй раз найти изумруд на одном и том же месте была сильнее сомнений. Кермаль призвал на помощь своего Аллаха — ему ясно чудилось, что рядом с поленницей что-то поблескивает. Жадность обостряла и без того уникальное зрение турка. Кермалю даже показалось, что это часы. В таком доме дешевых часов не носят…

И вечером Кермаль достал заветный, приносящий ему удачу электрический фонарик.

Запекшаяся кровь стягивала кожу, и сначала Аня посчитала, что это к лучшему — значит, кровь остановилась, и она не истечет кровью в этой глубочайшей тьме… Стянутая кожа на лице причиняла невероятную боль, и Анна постепенно, по мере того как сознание возвращалось к ней, поняла, что такую боль причиняет пластырь, которым залеплены глаза и рот… Больше всего ее испугала почему-то мысль о том, как она будет этот пластырь снимать. Все равно что сдергивать засохшую кровавую корку с открытой раны! Что будет с глазами?!

Вместе с вернувшимся сознанием восстанавливалась и картина того, что произошло. Она, как сон, вспомнила неожиданный крик Марины: «Фас!» Появление Марины поразило ее тогда, и это краткое замешательство оказалось роковым… Стремительный прыжок «доброго друга» Лорда, обрушившийся на голову удар, пока она старалась защитить горло от зубов овчарки… И вдруг она поняла, что самое страшное отнюдь не пластырь… Возможно, снимать его и не придется — она так и помрет в этой темноте, и глаза покойнице закрывать не понадобится — они уже закрыты.

Даже если ее не добьет Ревич, она умрет от холода. Из-за этого нестерпимого холода Анна и очнулась… Но, судя по всему, этот холод быстро отправит ее в лучший мир… Анна попробовала пошевелиться, но она могла лишь перекатываться, передвигаться какими-то змеиными движениями, извиваясь всем телом. И при этом на нее то и дело что-то обрушивалось…

Судя по ощущениям, это что-то, к счастью, не было шкафом или гантелями… Маленький подарок судьбы. Правда, очень маленький… Передвигаться в таком режиме с заклеенными пластырем глазами было крайне трудно, а главное, бессмысленно. Она не знала, в каком направлении двигаться.

Где она? По холоду и падающим предметам Анна поняла, что ее затащили в садовый домик, а падает при ее малейшей попытке движения сваленная там грудой плетеная мебель…

Смирившись, она затихла. Темнота, холод и абсолютная тишина… словно она, еще живая, уже была в гробу.

И в этой абсолютной тишине она вдруг услыхала сквозь тонкие летние стены теремка скрип снега и шаги… За стеной кто-то топтался… Человек. Не животное, не собака и уж тем более не кошка…

Времени для раздумий не было ни минуты… Если эта дрянь Ревич пришла разделаться с ней — тем лучше, пусть встреча произойдет поскорее… Если это Волкова, пусть услышит, увидит, что с ней случилось. А если же это случайный человек, вор, например? Какое это было бы счастье, она страстно мечтала встретиться с этим грабителем… Хотя откуда они в Стародубском?! Действовать следовало немедленно. Самое страшное, если вор испугается и убежит.

Перекатываясь и извиваясь, Анна двинулась в ту сторону, откуда по полу тянуло морозным сквозняком. Там дверь! Если дверь заперта или открывается внутрь, она пропала… Добравшись (еще один маленький подарок — теремок был крошечным) до спасительной щели — источника сквозняка и изогнувшись по-змеиному, Анна рывком бросила свое натренированное спортивное тело вперед…

Дверь не была заперта! Она легко подалась… И Анюта, вывалившись наполовину наружу, уткнулась лицом в снег.