— Знаю, — лаконично заметила Анна, давая понять, что на этих подробностях можно сэкономить время.

— Ну так вот! Я последнее время была не в лучшей форме. Настоящий нервный срыв. И, поскольку я принципиальный противник всяких медицинских снадобий… Кроме аспирина и вот этого, лучшего на свете лекарства, ничего больше не употребляю… — Марина кивнула на четырехгранную бутыль с янтарной жидкостью. — Кстати, хотите выпить?

— Спасибо, нет.

— …В общем, вполне возможно, что Рита просто решила без моего ведома меня полечить.

— Вы хорошо себе представляете, чем могло закончиться такое лечение?! В скором времени вы могли бы превратиться в инвалида, психически неполноценную развалину.

Марина побледнела:

— Да… но понимаете… Рита могла этого и не знать… она ведь не врач. Где-то что-то слышала про какой-то чудо-препарат. Достала… Она могла и не предполагать, что возможны такие последствия. Свинство, конечно. Но скорее всего она просто заботилась о моем психическом состоянии. Она просто помешана на лекарствах. Считает, что медицина способна решить все проблемы. Ну вот и решила сделать меня, без моего согласия, счастливой.

— Не сомневаюсь, что это у нее бы получилось! Еще несколько таких регулярно повторяющихся доз… И вы превратились бы в овощ! В гриб «с человеческим лицом»… С вечной дебильной счастливой улыбкой на лице. Из мыслящего, контролирующего себя человека вы очень скоро превратились бы в некое идиотическое существо, способное только к растительному бессмысленному существованию.

— Можно я маленько отхлебну? — попросила Марина, чувствуя, как от ужаса у нее холодеют ноги. — Поймите в конце концов… Это моя лучшая, единственная подруга… Вы знаете, например, что мы дружим с ней с детства? Да что там… Сколько я себя помню! Лет с трех, если не раньше…

— Полагаю, за это время человек мог измениться.

— Но зачем?! Зачем ей нужно, чтобы я превратилась в гриб?!

— Думаю, что ее интересует не эта заключительная, растительная фаза, к которой тем не менее неизбежно приводит применение таких препаратов. А стадия промежуточная, когда человек становится послушным, управляемым. Когда ему можно внушать определенные действия…

— Определенные? Это какие же?

— Какие?! Да любые… В принципе абсолютно любые… Но в данном конкретном случае… Вы были когда-нибудь у нее дома?

— Да сто раз… естественно.

— В Мишинском переулке, дом девять?

Марина молчала.

— То есть вы хотите сказать, что никогда не слышали о таком адресе?

Марина растерянно кивнула:

— Да.

Ее непоколебимая уверенность была растоптана в этот момент. Милая, знакомая, как собственная ладонь, любимая подруга Рита… вовсе, оказывается, не была ей так открыта. Оказывается, она даже не знает, что у Риты есть другая квартира в Мишинском, дом девять.

— И что же это за дом? — осторожно поинтересовалась она.

— Ну, такое… аккуратное небольшое кладбище.

— Как вы сказали?

Аня постаралась объяснить.

Высоко подняв от изумления брови, Волкова слушала Анютин рассказ…

— А вы-то как туда попали? — полюбопытствовала она.

— Маленький секрет. После неоднократных покушений на его жизнь человек делает вещи, о которых раньше и подумать не мог.

— Странная, конечно, квартира… но не очень. Похожа на храм. — Марина вздохнула: — Это все ее муж. Он погиб полтора года назад. Отличный был мужик. И все так неожиданно случилось. Настоящая трагедия. Если бы вы знали, что с ней тогда творилось. Это ведь была самая влюбленная пара, которую я когда-либо видела в жизни…

— Трогательно.

— Не стоит иронизировать. Не тот случай… Конечно, это немного странно — мне казалось в последнее время, что она пришла в себя после этой трагедии… Ожила… Мне казалось, что время подлечило эту боль… Рана затянулась. И то, что Рита вдруг устроила такой храм, да еще в неизвестной мне, какой-то загадочной квартире… Это, честно, для меня сюрприз. Откуда она вообще у нее?!

— Арендует. Две тысячи долларов в месяц.

— Господи… откуда у нее такие деньги? Она ведь совсем небогата.

— Я бы тоже хотела это выяснить.

— Однако… — Марина опять вздохнула. — Повесить на стены фотографии любимого человека… Это еще не преступление.

— Сто сорок четыре.

— Сколько?!

— Вот именно. Согласитесь, есть черта, за которой нормальное человеческое чувство начинает выглядеть аномалией.

— Многовато, конечно… Но разве кто-то установил регламенты горя? Кому определять, что тут нормально, а что нет? Может быть, никогда не утешиться — это-то как раз и есть нормально… А выскочить замуж через пару месяцев, «башмаков не износив, в которых шла за гробом…», как тонко заметил молодой человек по имени Гамлет, — аномалия. Сколько женщин поступают именно так: чуть потужат и живут дальше как ни в чем не бывало. Вы ведь не станете обыскивать их квартиры? Хотя почему такое поведение более нормально, чем настоящее, непреходящее горе?

— Вы довольно тонко подметили, что это не комната, а храм. Так вот, есть ощущение, что храм этот языческий…

— То есть?

— То есть с жертвоприношениями.

Аня пододвинула ей пластиковую папку:

— Здесь есть еще кое-что…

Марина раскрыла приготовленную для нее папку.

Это было что-то вроде «девичьего» альбома: с газетными вырезками, рукописными заметками… Не хватало только засушенных цветов. Марина читала, и ее покидали последние остатки самообладания.

Здесь было газетное сообщение о гибели Ясновского… на полях пометка Ритиной рукой: «Все только начинается!» Газетная вырезка — заметка об изуродованном женском трупе: «Женщина покончила самоубийством на станции метро «Театральная». Неужели именно так исчезла Зина?!

Наконец, криво вырезанная маникюрными ножницами заметка «Чудовищная трагедия» про убийство на Ривьере. И тут она вспомнила, чем тогда привлекла ее эта заметка. Фамилия. Смирнитские. Это же девичья фамилия Ритиной матери. Рита не была в Венеции! Она была у своих родственников — во Франции… И вот чем закончился этот визит.

— Недавно появилось сообщение французской полиции, — заметила Аня, когда Марина дочитала «альбом» до конца. — Они считают, что мальчик принимал накануне совершения преступления сильнодействующий, неизвестный им медицинский препарат. Вам не кажется, что речь идет о том же самом лекарстве?! — Аня кивнула на белый налет, покрывающий стенки Марининого бокала.

— Какой ужас!

— Теперь, когда вы все знаете, необходимо что-то делать… Вашу подругу нужно срочно изолировать — она опасна. У вас и особенно у вашего мужа возможностей гораздо больше, чем у простых смертных… Вы должны как можно быстрее что-то предпринять!

— Мне необходимо подумать. Дайте мне хотя бы день, два…

Марина в отчаянии закрыла лицо руками.

Теперь, когда Волковой стало все известно, очень важно быть в курсе всех дальнейших действий Риты. Анна решила следовать за ней неотступно. Но она настолько была поглощена сверхзадачей не отстать от Риты, что совершила ошибку…

Когда Рита стала вдруг, как сумасшедшая, кружить, сворачивая то на одну улицу, то на другую, до Анюты не сразу дошло, что катаются они попросту по кругу! Поняв это, Аня постаралась поскорее ретироваться… Раствориться в автомобильном потоке.

На душе у нее тем не менее скребли кошки… Она старалась успокоить себя и убедить в том, что ее подозрительность чрезмерна: вряд ли Рита была настолько внимательна, что обратила внимание в непрерывных потоках машин на ее неприметные серые «Жигули»…

Однако неприятное открытие, что ее заметили и проверяли, все больше казалось Анне похожим на правду.

Это было поражение. Горечь его смягчалась лишь уверенностью, что Рита заметила неизвестную ей серую машину, но никак не ее, Анну.

То, что машина «засветилась», было, конечно, плохо. Это значило, что теперь Анна не сможет наблюдать за Ритой, используя «Жигули» Старикова… А где взять другую машину? В Анином положении это было непростой задачей.