Вот дикому буйволу на лес, да и на богов похоже плевать, он скакал вокруг стрелка образцовой наседкой, отпаивал коньяком и стращал всякими ужасами.

– Смотри у меня, – сердито ворчал он, грозя толстым пальцем, – не оклемаешься к утру, так и останешься здесь сидеть. Без тебя чудище угрохаем.

Незадачливый герой жалобно шмыгал носом, пытаясь заверить, что он вот сейчас, еще чуть-чуть, и будет совершенно здоров, оставаться никак не хотелось, виданное ли дело – в двух шагах от подвига! Тихо как.

Где-то далеко огромное, красно-оранжевое солнце коснулось круглым боком вершин Унхареша.

Говорят, Унхареш подпирает небо, а за его западными склонами нет ничего кроме великой бездны Ану. Яснолицый Италь, проходя свой ежедневный путь по небу, каждый вечер спускается к подножью гор и вступает в темное царство у пределов Илара, откуда людям возврата нет. В это время демоны ночи савалар сменяют демонов света илиль на посту у входа в священную долину, и ночь сменяет день.

Стрелок ерзает на месте, ему плохо, неуютно и хочется поговорить, лишь бы не оставаться со своими мыслями один на один.

– А как вы думаете, какое оно? А? Какое?

Никто из людей его близко не видел. Говорят, убивает одним взглядом. Говорят…

– Не ссы, герой, – беззаботно ухмыляется Этана, – мы с Тизом тебя этой скотине в обиду не дадим. Правда, Тиз?

– Угу, – кивает уверенно. Еще как не дадим!

– На, вот, пожуй.

Этана достает две полоски сухого, вяленого мяса, головку козьего сыра и несколько луковиц, дает часть Илькуму, и сам начинает смачно хрустеть. Кажется, буйвола ничем не испугаешь и не проймешь. Что ему все чудища мира? Да он их одной левой! Только кажется, конечно, Тизкар слишком давно его знает, прекрасно видит, что творится внутри – буйволу страшно не меньше.

Буйвол весело усмехнулся, снова сунул мальчишке какой-то кусок, и мельком бросил на Тизкара тяжелый взгляд – молчи, Тиз.

Стрелка они встретили прошлым летом, когда возвращаясь из очередного похода, из Майруша, домой, высадились тогда на ночь у края степей. Тизкар всегда считал, что спать лучше на твердой земле, и вот причалили, вытащили на берег корабли.

Мальчишка, босой пастушек, стоял у самой воды и словно ждал их. Больше никого, только овцы устало блеяли за его спиной.

– Дяденьки, возьмите меня с собой, – попросил он.

Дяденькам стало весело, заулыбались.

– В Аннумгун, что ли, хочешь?

Мальчик очень серьезно расправил плечи.

– Воином хочу быть. Героем. А мамка не пускает.

Еще веселее стало дяденьками, долго хохотали, толкая друг друга локтями в бок, утирали здоровенными лапищами навернувшиеся слезы.

– Героем значит? А драться умеешь, герой?

– Копье умею кидать. Лучше всех! – с готовностью поведал он. – Хотите, покажу.

– Давай!

Отчего бы не поглядеть на такую забаву?

Своего копья у пастушка не нашлось, только корявый тисовый посох, у аннумгунских солдат тоже с копьями не ахти, пошарили, пожали плечами. Трофейное, майрушское, что ли, ему в закромах раздобыть?

– А это у вас что?

– Это у нас вместо копий, – добродушно усмехнулся Этана, похлопав висящий на плече автомат.

– А можно посмотреть?

– Смотри. Не видел, что ли, никогда? Только осторожней.

– Не-а, – море искренности в сияющих восхищенных глазах.

Мальчик взял бережно, словно живого дикого зверька, едва ли не обнял, любовно погладил, шевеля губами.

– А куда нужно попасть? – вдруг спросил он.

– Смоковницу видишь, вон на пригорке? Сбей несколько штук.

Этана ответил, и только потом понял – спрашивают у него что-то не то. Не может же мальчик…

А мальчик уверенно взвел затвор, с предохранителя снял, ставя на одиночные, легким движением вздернул к плечу. Раз, еще раз… еще. Листья испуганно взвились. Дяденьки не выдержали, побежали смотреть. Три смоквы, зеленые, перебитые у самого корешка, лежат на земле.

Конечно, никто не поверил, что Илькум первый раз. Умел, давно умел, стервец, вон как лихо! Покрасоваться ему, приспичило.

Кто, где и как научил пастушка стрелять – узнать не удалось, сколько не бились. Ни тогда, ни потом. И ведь не было у пастухов такого оружия. Копья были, стрелы были, мечи медные были. Все грохочущее оружие богов в Аннумгуне, и все наперечет. Кто научил?

– А копьем бы попал? – спросил тогда Этана.

– Попал бы, – кивнул, ни тени сомнений.

Мальчика забрали с собой, и овец его забрали, заодно, не пропадать же добру. Он довольный был, как же! Скоро героем станет! Скоро. Станет. Вон, звезда одиноко поглядывает на него сквозь сырые лохмотья туч.

Посиди пока тут, герой. Не спеши. Послушай, как шумит за спиной незнакомый лес, как ветер легко срывает уснувшие капли дождя и шелестит, бросая их в небо, как птица ночная скользит меж деревьев, гулко ухая в тишине, как шишка упала в ворох желтых хвоинок и покатилась, запрыгав по склону… Слушай. Впереди долгая ночь. Не спеши, герой, утром на подвиги. Эх, знал бы ты, какие они…

– А как мы чудище найдем? – спрашивает герой, стуча зубами.

По лицу Этаны скользит кривая усмешка, чуть трогает уголки губ и исчезает.

– Зачем искать? Оно само нас найдет.

– А потом?

– Потом? Потом оно убьет нас. Или мы его. Как повезет.

Наверное повезло им. Хотя, если знать все наперед – поди разбери кому повезло больше, может как раз чудищу. Вот здесь, у обрыва.

Здесь было тихо, прохладно и пахло хвоей. Дождь чудесным образом кончился, и солнечные лучи плели в воздухе золотое кружево, пронизывая насквозь могучие кедры, густой фиолетовой тенью ложились на землю.

Где-то над головой трещала неугомонная сойка – пусть трещит, значит у них еще есть время.

– Нужно выманить его из леса и сбросить вниз, – сказал царь.

Они с Меламом вернулись под утро, уставшие, но вполне довольные, и долго, едва ли не до утра еще что-то обсуждали, Тизкар слышал сквозь сон.

– Не очень-то высоко, – он с сомнением заглянул за край. – Вылезет.

– Другого ущелья у нас в запасе нет. Ноги переломает, уже хорошо. Потом хромого добьем, иначе к нему не подобраться. Стрелять бесполезно, у него шкура крепкая, так что пусть для начала об камни вниз головой полетает.

Царь прошелся по краю обрыва, поковырял землю ногой, заглянул вниз, переглянулся с Меламом… что-то они нашли там, не разобрать.

Царь, чуть напряженный в глубине серых глаз, но внешне спокойный, собранный, готовый в любую секунду кинуться в бой, как может быть готова лишь дрожащая на натянутой тетиве стрела. Даже на войну ни разу так не готовился, как сюда.

Этана хмурится рядом – набычился, угрюмой скалой нависает над царем, смотрит с обрыва вниз, оценивает. И нежно прижимая к толстому пузу автомат, поглаживает его, беззвучно шевеля губами, словно разговаривает. Почему-то вдруг подумалось – Этана единственный из них, кого дома по-настоящему ждут. У него там семья, жена-красавица, ребенок вот-вот должен родиться, а может уже, вот пока он тут по горам бегает. И вернуться ему хочется, просто позарез, быть сейчас там, а не здесь, не упустить! Ведь все может случиться без него. Хотя тоже сам пошел, никто не уговаривал, может быть даже наоборот. Почему пошел? Так и не узнал, а сейчас не время. Сейчас только ляпни – он тебя за шкирку с этого же обрыва. И будет прав.

Такого буйвола, кажется, на чудище можно в одиночку выпускать – разорвет голыми руками.

Илькум, словно заведенный, носится вокруг. Его так и распирает жажда действия – скорей бы, скорей! Ждать невыносимо, когда так близко. А ничего, кстати, за ночь Этановых стараний мальчик вполне пришел в себя. Посмотрим, что ты умеешь, герой! Мелам сидит в сторонке и ждет.

Сыро, скользко, за несколько дней все размыло, и пока не собиралось высыхать. Тут если с разбегу, то и сам не заметишь, как полетишь вниз кувырком. Осторожней надо.

– Мы втроем: я, Тизкар и Этана, пойдем в лес, – сказал царь, – найдем стража, заставим его погнаться за нами и приведем сюда. Так что приготовьтесь побегать.