Царю не понравилось, что спарапет уклонился от обсуждения дел: Вараздат припомнил, что на узких совещаниях Мушег тоже всё больше отмалчивался, как если бы он был на кого-то обижен. Царь знал, что нахарары не приветствовали в его присутствии спарапета, потому что таков был обычай. Не это ли обижало Мушега? Мог ли знать царь, что причины лежали глубже?..
Впрочем, раздумывать над этим сейчас было некогда. В следующее мгновение вниманием царя завладел начальник его полка Бад Сааруни. Он был в полном боевом облачении, как если бы и сегодня ещё собирался биться с ромеями. Его голос звучал резко, страстно, заинтересованно.
— Зачем нам держаться одной из сторон? Мы избавились от ромеев ценой жизни царя Папа. А теперь нам предлагают позвать их назад или, хуже того, пригласить персов. Может, нам ещё и дочерей Шапуха просить в жёны? Благо их у него восемь — достанется всем желающим! Нет! Нам надо скорее создать постоянное войско и ударить — поочерёдно, разумеется, — и по ромеям, и по персам, да так, чтобы они надолго оставили нас в покое! — И Бад резко сел на своё место.
— Не горячись, Сааруни, — с улыбкой сказал царь. И, обращаясь к нахарарам, продолжил:
— Друзья мои, Бад прав, когда говорит, что незачем приглашать сюда чужестранцев. Мы останемся верны памяти царя Папа. В этом мы заверяем тебя, Зармандухт. — Царь сделал жест рукой в сторону вдовы покойного царя, сидевшей с низко опущенной головой. — Но и воевать с соседями нам ни к чему. Постоянное войско нужно нам не для того, чтобы нападать на соседей, а для того, чтобы удержать их от нападения на нас. Правы нахарары, которые жалуются на набеги персов и ромеев. Им трудно удержать своими силами врага. Если владельцы областей, расположенных в глубине страны, живут в достатке и спокойствии, то лишь потому, что бдэшхи принимают удары врагов на себя. Вот поэтому нам надо иметь постоянное войско, чтобы защищать границы нашей страны. Это бремя должны нести не только те, кто живёт по соседству с Византией или Персией. Это наше общее дело. На том и порешим!
После Большого совета часть нахараров в тот же день разъехалась по домам. Те, кому предстоял долгий путь остались в столице, дожидаясь наступления рассвета.
Утром советники царя, Карен и Арсен, ввели к Вараздату человека могучего телосложения, с лысеющей, несмотря на молодость, головой. Это был Месроп Ацекаци, известный своими подвигами и храбростью в сражениях, что было неудивительным, если учесть, что он происходил из области Тарон и принадлежал к нахарарскому роду Мамиконянов. Месроп был очень образован, знал несколько языков, учился за границей. Поклонившись царю, он сказал:
— Я много думал, царь. А вчерашние разговоры на Большом совете утвердили меня в мысли, что армянам нужны свои собственные письмена. Надеясь на бога, мы должны и сами искать наши письмена. Тогда мы сможем учить грамоте наших детей на родном языке. Греческие буквы нам не подходят, как справедливо заметил их святейшество католикос Усик. К тому же их применение в Армении восстанавливает против нас персов. Я не знаю, где найти армянские письмена. Но я твёрдо знаю, что сделать это надо. И хочу посвятить свою жизнь этому делу. Как? Ещё не знаю. Может, уйду в монахи или стану писцом. Буду бродить по свету. Бог укажет мне нужный путь!
Месроп умолк. Вараздат с уважением и интересом смотрел на этого рассудительного воина. Его слова пришлись ему по душе.
— Ты прав, Месроп! Надо искать! И дай бог найти такие письмена, которые отличались бы и от кружевной вязи персидской грамоты и от строгой угловатости греческих букв. Живя в окружении этих двух народов, персидского и греческого, мы должны проявлять осторожность и осмотрительность во всём, даже в выборе букв, чтобы не вызывать недовольство наших соседей. Если тебе будет нужна какая-нибудь помощь, обращайся ко мне, Месроп, — сказал царь.
— Нет, государь! Помощи пока не нужно. Я даже не знаю, как подступиться к этому делу. Куда идти, где искать? — В голосе Месропа слышались одновременно и растерянность, и решимость.
— К тебе пришло озарение, друг мой, — промолвил Вараздат. — Ты видишь цель. А это главное! Человек, бредущий без всякой цели, бесполезно тратит свои силы. Тот, кто видит цель, рано или поздно достигнет её.
— Если бы нашлись подходящие письмена, мы могли бы открыть, сначала тайно от всех, школу в Арцахе, чтобы испробовать их применительно к нашему языку. И лишь позже, убедившись в пригодности этих букв, объявить о них всенародно, — мечтательно сказал Арсен.
— Послушай, брат, — возразил Карен. — До открытия школ ещё очень далеко. Сначала нужно найти письмена. Да пошлёт тебе бог удачу, Месроп.
Разговор с Месропом был для царя как сладкая музыка.
«Ах, если бы все Мамиконяны были бы так искренни, так открыты со мной, как этот благородный Месроп!» — не раз думал впоследствии Вараздат. Его беспокоила мысль о Мушеге.
Дело в том, что отношение спарапета Мушега к царю было двойственным. Здесь играли свою роль сложные мотивы. В течение всей обозримой истории Армении спарапетов стране поставляли Мамиконяны. Это был храбрый, воинственный род, сделавший для укрепления армянского трона, пожалуй, больше, чем все другие нахарарские династии, которые поддерживали царскую власть лишь тогда, когда это совпадало с их интересами. Мамиконяны защищали царские интересы, как свои собственные, иногда даже забыв о своих собственных интересах. Конечно, они защищали при этом честь, достоинство и само существование своей родины. Пройдут десятилетия, и один из представителей этого славного рода, Вардан Мами-конян, возглавит борьбу армянского народа за независимость, нанесёт сокрушительное поражение врагу в знаменитой Аварайрской битве и впишет в историю Армении своё имя появившимися к тому времени армянскими письменами, а ещё полторы тысячи лет спустя застынет в бронзе на летящем коне на одной из площадей столицы Советского армянского государства…
А в ту пору в стране, по существу, были две царские династии. Одна официальная — Аршакидов, другая неофициальная, но даже более мощная — Мамиконянов. На веку Мушега Мамиконяна сменилось уже три царя. Он стал во главе армянского войска в трагические для родины дни, когда персы обманом завлекли к себе армянского царя Аршака II и, заковав в кандалы, поставили перед ним в темнице бездыханное, набитое соломой тело его ближайшего соратника и друга спарапета Васака, отца Мушега.
Взошедшего на престол царя Папа Мушег принял почти по-отечески. Папу было тогда семнадцать лет, Мушегу — на десять лет больше. Спарапет оберегал Папа, верно служил ему, зная, что молодой царь нуждался в его покровительстве и помощи. Пап не был силён в воинской науке и не был крепок физически.
Другое дело Вараздат: Несмотря на свою молодость, Вараздат был уже зрелым мужем. Он участвовал в сражениях, знал цену жизни и смерти. Он и без спарапета мог сам в любое время возглавить армянское войско. Кроме того, Вараздат был окружён ореолом славы олимпионика. Не какого-то там, пусть даже очень быстрого, бегуна, что вряд ли имело бы большую ценность в горной Армении, а кулачного бойца, бесстрашного поединщика, одолевшего даже львов. Такой государь не нуждался в покровительстве спарапета, и потому умудрённый жизнью Мушег испытывал к молодому царю невольное чувство ревности и зависти.
Первые три года правления Вараздата прошли спокойно. Спарапет редко бывал в столице, а ромеи и персы не доставляли особых хлопот: то ли были заняты внутренними делами, то ли опасались созданного Вараздатом постоянного войска. Однако постепенно нахарары стали отзывать своих воинов, ссылаясь на то, что опасности отечеству нет, а люди нужны дома. Кроме того, царь в последнее время всё чаще испытывал на себе давление проперсидски настроенных князей. Тому была серьёзная причина.
Воспользовавшись уходом ромеев, царь Шапух стал усиленно уговаривать владельцев соседних с Персией армянских областей пойти на союз с ним, суля им приращение земель и другие блага. В качестве своего оружия Шапух избрал Манвела Мамиконяна, двоюродного брата спарапета Армении, служившего командующим армянской конницей в составе персидской армии. Свой выбор коварный Шапух остановил на нём не случайно.
