И если важно знать тёмные стороны жизни каждого заурядного обывателя, то тем важнее знать: что творят в тиши ночной и в глубине своих дворцов владыки людей, от каждого переживания которых зависят десятки и сотни человеческих существований?..

Если во дни власти Николая Последнего только шепотком можно было говорить о странностях и гнусностях, какие творились им самим и окружающими царя проходимцами, то теперь вслух хочется сказать о том, как жил и под какими влияниями находился последний Романов. И прежде всего, конечно, просится на уста имя Григория Распутина.

Это имя заслоняет собою всё остальное… За ним почти тонет в тени одно явление, общее не только семье Романовых, но и всем царственным династиям: склонность к суеверию, к фетишизму духовному и половому.

Прежде всего коснусь суеверия, каким пропитана наша русская и всякая другая знать, особенно из числа коронованных особ. Если Англия наших дней не знает Макбета и ведьм, если республиканская Франция не зовёт Деву из Орлеана, чтобы спасти страну, то прорицаниям мадам де Тэб внимают и современные представители «неверующего» Парижа, и сливки лондонского общества…

В России всё это грубее и проще, как грубее и проще народная наша жизнь по сравнению с утончёнными приёмами Запада.

Дед Николая Последнего ездил по гадалкам, терпел давление Победоносцева, который своим именем как бы «нёс победу» царю России… Отец Николая, тоже не чуждый суеверия, не так расплывался в этой области, потому что тянулся к алкоголю… Благодаря такому пристрастию вызвал у своего наследника, Николая, ещё большие признаки вырождения, граничащего порою со слабоумием…

Много лет назад, когда на горизонте только появился другой «чудотворец», успевший вовремя сойти со сцены, отец Иоанн Кронштадтский, Николай сразу подчинился влиянию умного святоши, и ничего не делалось в семье Романовых без благословения со стороны отца Иоанна.

Отец Иоанн лучше других мог развеять недоверие, свойственное Николаю и проявлявшееся особенно сильно после 1905 года.

Ещё в первые годы царствования он выказывал недоверие даже самым близким окружающим его лицам… и только «свыше» ждал помощи и просветления…

Перед рождением долгожданного сына Николай вызывал из-за границы в Россию многих внушителей и духовидцев-спиритов вроде Филиппа, Папюса[96] и других…

Первой ласточкой в 1900 году явился на горизонте дворцовом иезуит, патер Филипп[97], своими спиритическими сеансами сразу завоевавший доверие, подчинивший себе душу слабовольного, хотя и вечно насторожённого Николая.

Тонкий сердцевед, иезуит, быстро разобравшись в личности российского самодержца, оценив духовное и умственное состояние придворной своры лизоблюдов, окружающих господина, стал действовать решительным натиском, стремясь выполнить поручение, данное ему Романовым.

На спиритических сеансах медиум-патер не только утешал царя-отца, что скоро ему будет дарован сын и наследник трона… Что настал конец той «серии дочерей», какими его дарила супруга, гессенская принцесса. Хитрый патер ловко сводил речь на вопросы веры. Указывал истинные пути для спасения души царя и царства… и все эти пути сходились в Риме!.. Туда звал на поклон иезуит «схизматика»— русского царя… Рисовал ему картины, где Николай, как Владимир Святой, являлся апостолом новой, истинной веры — римско-католической… И весь народ, ликуя, идёт за державным пастырем прямо в исповедальни к иезуитам-попам.

Немецкой своре приближённых Алисы Гессенской и Николая, протестантов по преимуществу, не понравилась такая игра… Иезуит показался опасным… И в один день дворцовый комендант фон Гессе[98] явился к царю с письмами в руках…

— Что у нас нового, генерал? Что это за письма? — живо осведомился царь, любивший проникать в тайны окружающих его людей при помощи «чёрного кабинета». — Дворцовые интрижки? Или — политическое что-нибудь?

— Вот, извольте сами взглянуть, ваше величество! — коротко ответил осторожный немец.

Николай стал читать и убедился, что он всё время был игрушкой в руках иезуита.

Филипп, осторожный вначале, потом перестал остерегаться и в своей переписке, которую вёл с Римом, прямо давал знать папе, что «работа» идёт успешно… Что ему, патеру, удалось обморочить всех… И с помощью Божией католичество возьмёт верх над другими толками в этой дикой, грубой Московии.

Конечно, Филипп после этих разоблачений быстро скрылся с горизонта. А немка-царица родила ещё одну дочку… Плохо действовал, видно, чудодей-патер!

Года через два место Филиппа занял другой проходимец, гипнотизёр и медиум мосье Папюс.

Творческую, чудесную силу этого нового чудодея испытала сперва на себе одна из великих княгинь и представила его бывшей царице, гарантируя, что этот человек поможет и у Алисы явится, наконец, сын…

Так и случилось…

Алиса Гессенская готовилась стать матерью… Пришли последние минуты.

И Николай, не доверяя никому, сам, в полной походной форме, стал на страже у дверей покоя больной жены, опасаясь, что кто-нибудь из близких может покуситься на жизнь будущего новорождённого наследника трона…

Слабовольному и растерянному Николаю жена и другие внушили, что мать родная во что бы то ни стало желает видеть на троне не его, а Михаила… Что уже готовы шифры с вензелем нового императора для восставших офицеров гвардии… Что все родичи только и думают, как свергнуть с престола его, Николая… И не допустят к царствованию его сына… Убьют ребёнка в колыбели…

В таком кошмаре внушений, толков и слухов жил Николай, неуравновешенный от природы. Под влиянием этих нашёптываний он дошёл до такого смешного поступка, как личное стояние на карауле у двери спальни больной рожающей жены…

Немудрено, что его окружение постоянно отмечало особенно яркую черту личности царя: он не верил никому и когда, был страшно подозрителен ко всем окружающим…

— Я никому не верю! — твердил Николай. — Все готовы обмануть меня… Хотят только урвать себе побольше… Вокруг меня — лжецы и лукавцы.

И тем страннее видеть, как легко он поддавался влиянию сильных духом, умных или пронырливых людей, во главе которых стояла его жена Алиса Гессенская вместе «простым сибирским мужичком» Григорием Распутиным.

Когда последний взял уже слишком большую силу при дворе, ему на помощь являлись многие добровольцы, спириты и медиумы вроде сенатора Добровольского, ставшего министром юстиции, и просто прохвосты вроде министров Маклакова, Сухомлинова, Протопопова и других.

Вот что передаёт очевидец о «сеансе» во дворце, где медиумом служил Добровольский:

«Вместе с царицей и старшими дочерьми сенатор Добровольский, А. Вырубова и ещё два-три лица уселись вокруг столика. Столик завертелся, застучал, и начались загадочные явления… В комнате не было ни одной фиолетовой лампочки, а между тем в темноте вдруг стали вспыхивать фиолетовые огоньки… Ширмы прыгали, даже летали по воздуху. Медиум Добровольский бился в экстазе и вещал, что Распутин один может спасти Россию…»

Этот же медиум-сенатор, потом министр, не стеснялся публично целовать грязную руку «старца-усладителя» царицы, который ввёл проныру во дворец и сделал министром…

Вся картина, описанная выше, напоминает сцену из «Плодов просвещения» или то место бессмертной комедии Островского[99], где «старица» Манефа пророчит о появлении прохвоста Глумова… Иная обстановка, но люди — везде одни и те же.

Иные карьеристы, вроде Трепова, Хвостова, отчасти из брезгливости, отчасти из зависти, либо играя на руку другим членам романовской фамилии, старались свалить «старца»… Но за это доброе дело брались они грязными руками, и потому «царь лжи и грязи», «святой» романовской династии старец Григорий оставался неколебим на своём посту хранителя и дарителя сил и благ всему царскому дому.