Литмир - Электронная Библиотека

Ломоносов, несмотря на необработанность тогда русской и европейской историй, сделал важнейшие открытия, принятые наукой (в ряде случаев я в скобках привожу фамилии известных норманнистов прошлого, либо развивавших его идеи, либо пришедших к ним самостоятельно): о равенстве народов перед историей: «Большая одних древность не отъемлет славы у других, которых имя позже в свете распространилось», об отсутствии «чистых» народов и сложном их составе: «Ибо ни о едином языке утвердить невозможно, чтобы он с начала стоял сам собою без всякого примешения», о древности славян: «Имя славенское поздно достигло слуха внешних писателей и едва прежде царства Юстиниана Великого, однако же сам народ и язык простираются в глубокую древность. Народы от имен не начинаются, но имена народам даются» (В.О. Ключевский назвал эту мысль и мысль о смешанном составе славянских племен блестящими идеями, «которые имеют значение и теперь»), о скифах и сарматах как древних обитателях России, о сложном этническом составе скифов, о складывании русской народности (по С.М. Соловьеву, «превосходное замечание о составлении народов») на полиэтничной основе (путем соединения «старобытных в России обитателей» славян и чуди; В.О. Ключевский в «Курсе русской истории» говорит, что русский народ образовался «из смеси элементов славянского и финского с преобладанием первого»), об участии славян в Великом переселении народов и падении Западно-Римской империи, о родстве венгров и чуди (к такому выводы сами венгры придут лишь во второй половине XIX в. после ожесточенной полемики между приверженцами угро-финского и тюркского происхождения венгерского языка, которая вошла в историю венгерской науки под названием «угро-тюркской войны»), о прибытии Рюрика в Ладогу, о высоком уровне развития русской культуры: «Немало имеем свидетельств, что в России толь великой тьмы невежества не было, какую представляют многие внешние писатели», о ненадежности «иностранных писателей» при изучении истории России, т. к. они имеют «грубые погрешности» (Г.Ф. Миллер затем также соглашался, что если пользоваться только иностранными авторами, то «трудно в том изобрести самую истину, ежели притом» не работать с летописями и хронографами, и что иностранцы недолго бывали в России, большинство из них не знало русского языка, и «то они слышали много несправедливо, худо разумели, и неисправно рассуждали»), и др.

Установил Ломоносов и факты отрицательного свойства, показывающие полнейшую научную несостоятельность норманнской теории (а варяго-русским вопросом он целенаправленно занялся в начале 1730-х гг.): отсутствие следов руси в Скандинавии (норманнисты почти 130 лет игнорировали этот вывод Ломоносова, пока в 1870-х гг. датский лингвист В. Томсен наконец-то не признал, что скандинавского племени по имени русь никогда не существовало и что скандинавские племена «не называли себя русью»), отсутствие сведений о Рюрике в скандинавских источниках (о чем в 1836 г. прямо скажет и Ф. Крузе), отсутствие скандинавских названий в древнерусской топонимике, включая названия днепровских порогов, отсутствие скандинавских слов в русском языке (крупнейший языковед И.И. Срезневский, проведя тщательный анализ слов, приписываемых норманнам, показал нескандинавскую природу большинства из них: что «остается около десятка слов происхождения сомнительного, или действительно германского… и если по ним одним судить о степени влияния скандинавского на наш язык, то нельзя не сознаться, что это влияние было очень слабо, почти ничтожно», и что эти слова могли перейти к нам без непосредственных связей, через соседей), что имена наших первых князей не имеют на скандинавском языке «никакого знаменования» (Ломоносов, писал в 1912 г. антинорманнист И.А. Тихомиров, выступил против объяснения норманнистами летописных имен, которые «коверкались в угоду теории на иностранный лад, как бы на смех и к досаде русских», и «первый поколебал одну из основ норманизма – ономастику… он указал своим последователям путь для борьбы с норманизмом в этом направлении», где пером С.А. Гедеонова «окончательно уничтожена была привычка норманистов объяснять чуть не каждое древнерусское слово – в особенности собственные имена – из скандинавского языка») и что вообще сами по себе имена не указывают на язык их носителей. В целом, как заключал Ломоносов в третьем отзыве на речь Миллера в марте 1750 г., что, «конечно, он не может найти в скандинавских памятниках никаких следов того, что он выдвигает».

Вместе с тем Ломоносов отмечал, вводя в научный оборот свидетельства византийского патриарха Фотия, давнее присутствие руси на юге Восточной Европы, где «российский народ был за многое время до Рурика» (Г.Ф. Миллер затем также неоднократно подчеркивал, что «имя российское еще и до Рюрика было употребительно в России…». Потом и С.М. Соловьев констатировал, что «название «русь» гораздо более распространено на юге, чем на севере, и что, по всей вероятности, русь на берегах Черного моря была известна прежде половины IX века, прежде прибытия Рюрика с братьями»; о черноморской руси, существовавшей до призвания варягов, речь вели Е.Е. Голубинский, В.Г. Васильевский и другие норманнисты).

Говорил наш гений о связи руси с роксоланами (эту мысль активно разрабатывал Г.В. Вернадский), об историческом бытии Неманской Руси, откуда пришли варяги-русы (Неманская Русь позже прописалась в трудах Г.Ф. Миллера, Н.М. Карамзина, И. Боричевского, М.П. Погодина), о широком значении термина «варяги», ибо так «назывались народы, живущие по берегам Варяжского моря» (С.М. Соловьев особенно ценил этот вывод Ломоносова и также понимал под варягами не какой-то конкретный народ, а европейские дружины, «сбродную шайку искателей приключений», подчеркивая вместе с тем, что в той части «Древней Российской истории», где разбираются источники, «иногда блестит во всей силе великий талант Ломоносова, и он выводит заключения, которые наука после долгих трудов повторяет почти слово в слово в наше время»).

Ломоносов указывал, что в «Сказании о призвании варягов» летописец выделял русь из числа других варяжских (западноевропейских) народов, при этом не смешивая ее со скандинавами (а то же самое затем утверждал, как отмечалось выше, и Шлецер), акцентировал внимание на факте поклонения варяжских князей славянским божествам и объяснял Миллеру, настаивавшему на их скандинавском происхождении, славянскую природу названий Холмогор и Изборска, отмечая при этом простейший способ превращения им (а так до сих пор поступают норманнисты) всего русского в скандинавское: «Весьма смешна перемена города Изборска на Иссабург…»[22].

И этот вклад историка Ломоносова в развитие отечественной и всеобщей истории объясняется его прекрасным знанием источников, большинство из которых Клейн никогда не видел и, естественно, «не прорабатывал».

Как установила в 1962–1980 гг. Г.Н. Моисеева, обратившись к сочинениям Ломоносова (историческим и поэтическим), к архивам России и Украины, в которых открыла 44 рукописи с его пометами (а их более 3000 на полях и в тексте), им было изучено очень большое число источников, и в первую очередь отечественных. Это ПВЛ, Киево-Печерский патерик, Хронограф редакции 1512 г., Софийская первая, Никоновская, Воскресенская, Новгородская третья и четвертая, Псковская летописи, Казанская история (Казанский летописец), Степенная книга, Новый летописец, Двинской летописец, «Сказание о князьях владимирских», «Иное сказание», «История о великом князе Московском» А.М. Курбского, послания Ивана Грозного и Курбского, «Сказание» Авраамия Палицына, исторические повести о битве на Калке, о приходе Батыя на Рязань, о Куликовской битве, многочисленные повести о стрелецком восстании, Родословные и Разрядные книги, жития Ольги, Бориса, Глеба, Александра Невского, Дмитрия Донского, Сергия Радонежского, Федора Ростиславича Смоленского и Ярославского и др. (в ряде случаев их разные редакции и списки), а также церковно-учительная и церковно-богослужебная литература. И, говоря о его приобщении к чтению исторических и литературных памятников еще на Севере, исследовательница на фактах показала их целенаправленное изучение Ломоносовым уже в годы обучения в Москве в Славяно-греко-латинской академии (1731–1735)[23].

вернуться

22

Ломоносов М.В. Полн. собр. соч. Т. 6. С. 19–42, 169–170, 173–174, 195–216; Миллер Г.Ф. Краткое известие о начале Новагорода и о происхождении российского народа, о новгородских князьях и знатнейших онаго города случаях // Сочинения и переводы к пользе и увеселению служащие.

Ч. 2. Июль. СПб., 1761. С. 9; его же. О народах издревле в России обитавших. СПб., 1788. С. 93–97, 107–111, 123; Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. I. М., 1989. С. 58 и прим. 111; Боричевский И. Руссы на южном берегу Балтийского моря // Маяк. Т. 7. СПб., 1840. С. 174–182; Срезневский И.И. Мысли об истории русского языка. СПб., 1850. С. 130–131, 154; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. 1. Т. 1–2. М., 1993. С. 87–88, 100, 198, 250–253, 276, прим. 142, 147, 148, 150, 173 к т. 1; кн. XIII. Т. 25–26. М., 1965. С. 535–536; его же. Писатели русской истории XVIII века // Собрание сочинений С.М. Соловьева. СПб., [1901]. Стб. 1351, 1353–1355; Погодин М.П. Борьба не на живот, а на смерть с новыми историческими ересями. М., 1874. С. 389–390; Томсен В. Указ. соч. С. 80, 82; Голубинский Е.Е. История русской церкви. Т. I. Ч. I. М., 1880. С. 13–33, 42–50; Васильевский В.Г. Житие св. Стефана Сурожского // ЖМНП. Ч. 263. СПб., 1889. С. 440–450; его же. Житие св. Георгия Амастридского и св. Стефана Сурожского // Его же. Труды. Т. 3. Пг., 1915. С. CX, CXXIII, CХХХIХ – CXLI, CLII–CLIII, CCLXXVII–CCLXXXIII; Ключевский В.О. Лекции по русской историографии // Его же. Сочинения в восьми томах. Т. VIII. М., 1959. С. 408–410; его же. Полный курс лекций // Его же. Русская история в пяти томах. Т. I. М., 2001. С. 301–323; Тихомиров И.А. О трудах М.В. Ломоносова по русской истории // ЖМНП. Новая серия. Ч. XLI. Сентябрь. СПб., 1912. С. 61 (переиздана в кн.: Слово о Ломоносове); Вернадский Г.В. Древняя Русь. Тверь, М., 1996. С. 268, 286, 289; Фомин В.В. Ломоносов. С. 257–267, 286–307; его же. Начальная история Руси. С. 78–82.

вернуться

23

Моисеева Г.Н. К вопросу об источниках трагедии М.В. Ломоносова «Тамира и Селим» // Литературное творчество М.В. Ломоносова. Исследования и материалы. М., Л., 1962. С. 254–257; ее же. Ломоносов в работе над древнейшими рукописями (по материалам ленинградских рукописных собраний) // Русская литература (РЛ). 1962. № 1. С. 181–191, 193; ее же. М.В. Ломоносов и польские историки // Русская литература XVIII в. и славянские литературы. Исследования и материалы. М., Л., 1963. С. 140–142; ее же. М.В. Ломоносов на Украине // Там же. С. 88, 90–92, 97–98; ее же. Из истории изучения русских летописей в XVIII веке (Герард-Фридрих Миллер) // РЛ. 1967. № 1. С. 133; ее же. Ломоносов и древнерусская литература. Л., 1971. С. 8—24, 60–61, 66, 68, 72–73, 76, 78, 80—127, 129–132, 134–137, 146, 150, 201, 232; ее же. Древнерусская литература в художественном сознании и исторической мысли России XVIII века. Л., 1980. С. 49–57.

5
{"b":"234454","o":1}