Наконец, добившись приемлемого результата, он быстро проговорил:

– Гнездо, я Пегий, как меня слышите? Прием, – Вадим вызывал флагмана нашей эскадры.

Среди шороха и потрескивания мы услышали голос радиста с «Кузнецова»:

– Пегий, я Гнездо, слышу вас на четверку. Прием…

Я взял у нашего радиста микрофон.

– Гнездо, я Дед, дайте Третьего.

Какое-то время пришлось подождать, и вот в динамике прозвучал вполне узнаваемый знакомый голос Коли Ильина, моего бывшего коллеги:

– Дед, я Третий, слушаю тебя, прием.

– Третий, я Дед, – сказал я, – когда будет отправлена посылка для товарища Сталина? Мы готовы принять ее в любое время. Прием.

После короткой паузы Ильин ответил:

– Дед, посылку вам отправим через минут сорок, у нас возникли небольшие трудности при печати. Но уверен, что картинки всем очень понравятся. Все, что называется, в цвете, снимали с подсветкой от горящих германских кораблей.

– Третий, я Дед, будем ждать вашего сигнала…

– Александр Васильевич, – обратился ко мне генерал Потапов, – я предлагаю место приземления вашей летающей машины – ипподром в Коломягах. Бегов там сейчас считай что нет, место практически безлюдное. Я возьму в гарнизонном гараже грузовичок с охраной, и можно будет доставить, как вы говорите, посылку хоть в Смольный, хоть куда не более чем за час.

– Спасибо, Николай Михайлович, – поблагодарил я генерала, – но товарищ Сталин уже решил не скрывать своей связи с нами, поэтому вертолет мы приземлим… – Я повернулся к Сталину. – В этом дворе, пожалуй, маловато места, размах винтов этой машины – семь с половиной саженей, да еще воздушные потоки во дворе-колодце… Пилот просто не возьмется сажать машину. Лучше использовать то же место в Таврическом саду, в котором мы и высадились этой ночью.

Сталин утвердительно кивнул, соглашаясь с моими доводами, и я снова вызвал по рации Ильина:

– Третий, место посадки прежнее, Таврический сад. Экипаж в курсе!

– Дед, все понял, – сказал Ильин, – время прибытия откорректируем позднее.

– Вот и все, – сказал я, передав трубку радисту. – Будем ждать посылку. – Посмотрев на изумленные лица Сталина и генерала Потапова, я улыбнулся: – Вижу, что у вас появилось много вопросов к нам. Я готов на них ответить.

– Вопросы есть, как же без них, – генерал Потапов достал из кармана записную книжку, полистал ее, что-то прикинул, а потом сказал: – Александр Васильевич, а что, если я пошлю с вашим, как вы его называете, вертолетом моего представителя. Нам желательно установить и поддерживать связь с вашим командованием, – он вздохнул, – у нас это называется «делегат связи».

– У нас тоже, Николай Михайлович, – сказал я и добавил: – Я думаю, что это будет наилучшим вариантом, в преддверии, так сказать, предстоящих важных событий.

Генерал Потапов кивнул:

– Вот именно. К сожалению, мне самому нет возможности отлучиться из Петрограда и лично познакомиться с вашей эскадрой и адмиралом Ларионовым. Но я готов созвониться с генерал-майором Михаилом Дмитриевичем Бонч-Бруевичем, который несколько дней назад по приказу Керенского отстранен от командования Северным фронтом. Обстановка в районе Рижского залива ему достаточно хорошо известна. Я думаю, что общение вашего командующего с Михаилом Дмитриевичем будет полезно для обеих сторон.

Я вопросительно посмотрел на товарища Сталина. Тот прошелся по выгородке взад-вперед и задумчиво проговорил:

– Я бы, со своей стороны, попросил отправить на вашу эскадру представителя от нашей партии. В качестве такового я хочу предложить товарища Дзержинского. Он недавно приехал из Москвы для участия во Всероссийском Демократическом совещании. Оно закончилось неделю назад. – Неожиданно Сталин хитро прищурился: – Скажите, а у вас, в будущем, помнят товарища Дзержинского?

Я только молча развел руками. Фотографии Железного Феликса до сих пор украшают кабинеты высокопоставленных чинов ФСБ. Поговаривают, что оно есть и в кабинете самого…

– Товарищ Сталин, – сказал я, – мы прекрасно помним всех вас. Только многих наши современники знают лишь по фамилиям. К сожалению, как сказал классик, «Мы ленивы и нелюбопытны…» Но в данном случае вы угадали, товарищ Дзержинский – великий человек.

Сталин устало потянулся и, извинившись, вышел из закутка. Через несколько минут он вернулся, гордо демонстрируя свежий оттиск первой полосы газеты «Рабочий путь». Больше половины ее занимало экстренное сообщение о разгроме германской эскадры у берегов архипелага Моонзунд. На самом видном месте огромным кеглем – почти санспарелью – был набран заголовок: «Историческая победа Революционного Красного Балтийского флота! Вражеское нашествие на Петроград с целью удушения революции завершилось полным разгромом неприятеля!»

Я прикинул, как этот выкрик будет звучать в устах мальчишек, распространяющих большевистскую газету. А если к делу добавить еще и баннеры… Впечатлило даже меня.

В конце сообщения жирным шрифтом было набрано: «Подробности этой великой битвы на Балтике читайте в вечернем выпуске нашей газеты! Корреспонденты газеты “Рабочий путь” пишут с места событий».

Сталин был горд, как именинник, причем вполне заслужено.

– Да, Иосиф Виссарионович, – в тему пошутил я, – вас можно номинировать на Пулитцеровскую премию в категории «За выдающуюся подачу сенсационного материала». Вы имеете вполне реальный шанс стать лауреатом. Только вот в этом году премия сия уже вручена. Да и вряд ли американские империалисты вручат ее редактору-большевику.

Сталин довольно усмехнулся:

– Товарищ Тамбовцев, мы, знаете ли, тут не за доллары работаем. А вот взрывной силы у этой газеты хватит, чтобы взбудоражить сначала весь Петроград, а потом и всю Россию. Я надеюсь, что многие, кто распинается про то, что большевики развалили армию и флот, после этого приумолкнут.

Однако, товарищи, прошу меня извинить – мне надо созвониться с распространителями и сообщить, что сегодня «Рабочий путь» выйдет увеличенным тиражом и с возможной допечаткой, и будет еще вечерний спецвыпуск. Да и товарища Дзержинского надо предупредить о предстоящем специальном задании партии…

Иосиф Виссарионович отправился решать все свои партийные дела, ну а мы с генералом Потаповым стали беседовать на наши, чисто житейские темы.

– Николай Михайлович, – сказал я, – пока идет предварительная подготовка к окончательному решению вопроса о власти, нам с товарищами необходимо место, где мы могли бы разместиться. Что-то вроде штаб-квартиры. Один, два, максимум три дня, и все будет закончено. Но на эти дни, нам нужно будет место, где бы мы могли развернуть свою радиостанцию. Там также необходим телефон, ибо возможно до вас или товарища Сталина потребуется довести срочную информацию…

Генерал задумался.

– Я подумаю, Александр Васильевич, – сказал он. – Ведь вам надо помещение где-нибудь в центре, поблизости и от Генштаба, и от Смольного. Кажется, у нас есть одна такая, пустующая сейчас квартира. Мы ее время от времени используем как явочную. Кстати, а как насчет охраны?

– Охрана у нас, Николай Михайлович, лучше не бывает, – я кивнул в сторону нашего радиста. – Вы думаете, сержант Свиридов – обычный «телеграфист Ять»? Глубоко ошибаетесь. Вадим – боец специального воинского формирования, в наше время подчиненного вашему коллеге, начальнику Главного разведывательного управления Генерального штаба. Вадим прошел полный курс диверсионной и контртеррористической подготовки, участвовал в боевых действиях. В нынешних условиях он стоит как минимум десяти фронтовиков или полусотни новобранцев.

Вон, старший лейтенант Бесоев, тот служит все в том спецформировании, да еще и в офицерской группе особого назначения. В бою стоит двоих-троих сержантов Свиридовых. Внешний периметр издательства сейчас прикрывают еще трое бойцов того же отряда… – тут я остановился, вспомнив, что за всеми этими разговорами о спасении России я забыл про мерзнущую на улице Ирочку.

– Скажите, – в ответ на мои слова со скепсисом в голосе произнес генерал Потапов, – а ваших великих и ужасных бойцов можно как-нибудь увидать в деле? А то, знаете ли, рассказы – это одно…