По мрачному подвалу некогда швейного цеха, переступая в темноте через бойцов и оружие, вышел в гулкий коридор. У полуразрушенного лестничного проема в лицо дыхнуло промозглой сыростью. Не вдохновляет! К неистребимой вони пожарища, соляры с краской и сотни наповал убитых портянок привыкнуть можно, к барахтанью в ледяной грязи – нет. А покувыркаться не сегодня завтра придется, как пить дать.

У бокового входа в то, что некогда было центральной управой базы, перед грузовиком стояло несколько человек. Навстречу выступил Жихарь.

– Все на месте. «КамАЗ» на АТП. По пути – заберем.

Пока народ лез в кузов, поставил командирам групп задачу на время отсутствия. Узнав, что едем в штаб, Кобеняка сразу заволновался:

– Аркадьич, так, может, – и я?

У мужика жена, взрослые дети, внуки – вся куча-мала домочадцев обреталась у родни где-то под Новым Осколом. Не было случая, чтобы он не воспользовался возможностью позвонить. Потом, наговорившись до матерного ора связистов, упорно гонял бойцов, мрачно приговаривая: «Тяжко в учении, проще в лечении». Сегодня им повезло, ему – нет.

– Степаныч! Не задирай, прошу тебя! Не сейчас… – Под шестьдесят дядьке, и отказывать неудобно, и сам мудаком себя чувствуешь.

– Броню – подогнать под бугор?

Еще один! Старая песнь Салимуллина… Понимаю, что прав, но как расскажешь, не обидев, что у меня приказ «на ухо»: даже ссать под себя. Ему же – машины подай на боевое охранение и отряд рассредоточь. Видите ли, пятьдесят человек в одном подвале не годится. А то я, бля, не знаю! Вообще за «пиджака»[9] держат…

– Салам, брат! Как мне тебе, не посылая, втолковать, что мы будем сидеть в этом подвале, вот так, как крысы, до тех пор, докуда нужно будет? А?

– Ладно, не заводись. Как лучше хотел…

– Да не завожусь я… Жопа болит, сил нет.

– Здесь Илья за старшего, а первую группу и управление давай ко мне, на АТП?

– Василь Степаныч, уймись! Все будет, как есть… Идите, в нарды погоняйте, водочки накатите и ждите меня с новогодними подарками. Лады?

Тут не выдержал Жихарь:

– Спасибо. Наелись уже. Поехали, время!

– Педя! Я человек добрый, ты знаешь. Еще раз толкнешь локтем, переебу!

Не воспринимая шуток ни в какой форме, Жук отодвинулся к самой двери и, развернувшись, стал втыкать передачи, словно вымуштрованный боксер: не отрывая локтя от печени. Редкое дурко, конечно, но водила – каких поискать. За что и терпели. Даже Жихарь спускал «Педалику» если не все, то многое.

Взводный доехал, стоя на подножке, до АТП и пересел в КамАЗ. Сзади в кузове, нахохлившись в воротники, тряслась остальная братия. Можно было бы, конечно, встать в крутую позу и приехать всей толпой на «Патроле»,[10] но такие понты чреваты. Армейское начальство не меньше полевиков[11] джипы ценит, и они им, понятное дело, нужнее. Тут даже – не обсуждается.

Ехать от Родаковской базы до Сутогана минут пятнадцать-двадцать, да пяток еще меж остовами корпусов шахты имени XIX партсъезда добираться до подземелья штаба группировки. Успеваю…

Приняв на грудь при посадке пару глотков коньяка из Юриной фляги, я, умостившись полулежа, с удовольствием закурил. Недаром убеленные воинской мудростью старшие товарищи говорят, что «свежак» значительно лучше, чем «перегар». Денатуратыч, непререкаемый эксперт в этом вопросе, даже развернутую теорию выдвинул, включавшую в себя бесспорные доводы от «не так заметно на начальственном фоне» до утонченно-психологического этюда на тему «раз выпил – значит, любит отцов-командиров – как на праздник к ним идет».

Интересно, где Жихарь коньяк надыбал? И молчал же, гад. Впрочем, он все время молчит. Пусть молчит. Значит, надо ему – так. Пусть переварит все. И сколько бы Степаныч заботливой наседкой перья ни растопыривал, курятник охраняя, а будет, как есть. Или притрутся, или сцепятся. Не хотелось бы, чтоб сошлись всерьез, тогда точно кто-то кого-то грохнет. Я даже знаю, кто и кого… Плохо. Хороший мужик Ильяс.

Вчера – за малым… И ведь не хотел расслаблять народ – ясно же, не шары гонять нас сюда кинули. Да только после недель болот и мокрых засад по приречным балкам квадрата Боровское – Нижнее – Трехизбенка – Новоахтырка надо быть последней сукой, чтобы не дать людям пар выпустить.

Ну да ладно, развести подальше, а там – кривая выведет. Мужики нормальные, а то, что у каждого свой рубец на сердце и пуля в голове, так никуда не денешься. Можно подумать, Саламу в кайф, что он тут за весь Крым перед каждым, кто за нож или ствол хватается, отдуваться должен. Нашли крайнего!

Да, по-честному мне вообще повезло с офицерами. Взять того же Кобеняка. Нянчится со всеми, разводит. Без него тупо – вешайся. Чего я сам, как армеец, стою по сравнению с ним? Он подполковник! артиллерист! И я – сержант с перерывом в четверть века. И сколькому научил?! И незаметно как, авторитета не роняя. Про технику просто молчу. Не было бы Степаныча, ничего бы не было. Кто машины с земли поднял? Ладно, БТР почитай новый, а ума ему дать! Кто?! Возненавидевший все на свете рубила и волкодав Жихарь? Всю молодость, высунув язык, промотавшийся в «уголке»,[12] но так и не дослужившийся до козырной должности, по-прежнему старлей Салимуллин? Или бредящий суперфугасами изувеченный прапорщик Передерий?

Зато Денатуратыч из любого говна сделает заряд, а из трех мин, пары канистр и кучи хлама – непреодолимое инженерно-заградительное сооружение. Ну, если не нажрется, конечно. Ильяс поведет группу в любую жопу и, не моргнув косым глазом, выведет всех обратно, не бросив ни одного – хоть живого, хоть мертвого. Просто без нервов чувак. Про Жихаря – вообще молчу.

И вовремя-то как пацаны пришли в группу?! Слава тебе, господи, что пришли! А сегодня без них в отряд бы не выросли, да и сама группа заслона наверняка слегла бы где-нибудь, если не в Кременских лесах, то в Северодонецке – точно.

Вот уж где досталось, что называется – и в хвост, и в гриву. Как вспомнишь, так вздрогнешь…

Труднее всего решиться. Когда же самому себе скажешь: «Все – больше не могу» и сделаешь первый шаг, тот самый, после которого возврата нет, – тебя сама Судьба за руку ведет. Все само выстроится так, как надо. Вот и со мной – так же.

Заявил, не затягивая, разругался в пух и прах со всеми и, добившись своего, ушел. Только благодаря уникальному стечению обстоятельств – военному перевороту и резкому взлету старого институтского друга от начальника управления пропаганды до Члена Военсовета Республики – вместо «абы куда» попал, куда и должен был попасть, со старта принялся формировать собственную группу. И не просто так, а изначально приданную командиру отдельного «штурмового» полка.

Никто не понял и не принял такого поворота. Почему-то народу казалось, что война если не вот-вот, то по крайней мере очень скоро закончится. Но мне-то, в силу должностных обязанностей начальника службы контрпропаганды сидящему на всех информационных потоках, было понятно другое.

В середине лета ситуация на фронте дошла до той точки, когда наступать фашикам[13] по-взрослому еще не с руки, а ждать дальше – больше некуда. Блестящий блицкриг ЦУРа при массированной поддержке всего контингента «младоевропейцев»[14] закончился на подступах к Луганской области. Хотели грозно грянуть в литавры, а вместо этого – лишь протяжно пукнули. Решительной победы не получилось, зато вони – на весь мир. Сам поддавал, статьи тискал, знаю.

Со Слобожанщиной и Донбассом тоже не разобрались, но зато показали себя во всей красе. Точно по политинформационным лекалам моей пионерской молодости: «Звериный оскал воинствующего империализма». Это вам не замырэння[15] Новороссии, где обошлось почти полюбовно, не считая вызвавших поначалу столько крика относительно бескровных полицейских операций да громких арестов с пальбой в воздух и массовой укладкой народа мордами в асфальт в Днепропетровске, Запорожье и Причерноморье.