Перед тем как лечь в постель, человек принимает душ, чистит зубы. Пока ничего необычного. Как и большинство людей, все, что делаю в ванной, я делаю не задумываясь.
До известной степени обо всех моих потребностях побеспокоились. Снабдили меня даже пишущей машинкой. Холодильник полон. Очередные закуски и пиво.
Город назван по имени немецкого философа, который, как и многие его предшественники, выяснял природу вещи. Свое философское исследование он начал с простого вопроса: Что такое вещь? Для большинства жителей Брумхольдштейна этот вопрос не представляет никаких проблем. Они первыми подтвердят, что краны с горячей и холодной водой в ванной комнате — вещи, точно так же как вещи и окна в новом торговом центре. Вещи наполняют собой каждое столкновение, каждое действие. В этом отношении тот, кто говорит: я делаю свое дело, те или иные вещи, может иметь в виду собственную последовательность событий; и пусть его личность становится при этом выше вещей, без них она никогда не смогла бы выразить суть своей роли.
Вы женаты? спросила Иоганна.
Да.
Вам надо было приехать с женой.
Когда-то давно она уже была в Германии.
Вильгельм не спросил меня, когда.
Чем она занимается? спросила его жена.
Она психоаналитик.
Как интересно.
Вряд ли тут обошлось без проблем, лукаво сказал Вильгельм.
Это позади, объяснил я.
Они вопрошающе взглянули на меня.
Поначалу проблемы были, но теперь уже нет…
Я умываю руки. Письменный стол в полном порядке. В одном из ящиков я обнаружил стопку бумаги. В другом — немецко-английский словарь, бутылку чернил для авторучки, резинку, пластмассовую линейку и маленький скрепкосшиватель.
Отыскиваю в словаре перевод на немецкий слова missing. Это или abwesend (отсутствующий), или fehlend (недостающий), или nicht zu finden (без вести пропавший).
Отыскиваю и перевод слова disappear. Это verschwinden (исчезнуть).
Звоню Ингеборг, намереваясь извиниться за свою грубость накануне вечером. Но никто не отвечает. В конце концов выхожу на улицу. Продавец, у которого я покупаю пачку сигарет, раньше жил в Берлине. Поддавшись внезапному порыву, покупаю лотерейный билет, хотя вряд ли пробуду в Германии до объявления выигрышных номеров. Спрашиваю у молоденькой официантки в маленьком ресторанчике, куда зашел позавтракать, не из этих ли она краев родом. Она смеется. Ну да. Вы тоже приходили сюда играть, до того как они начали строить Брумхольдштейн. Ну да, как все. Поначалу охранники, сторожившие пустой лагерь, нас гоняли… но постепенно их строгость пошла на убыль. Приземистый, плотный мужчина за соседним столиком прислушивается к нашей беседе. Он держит перед собой газету, поглощая омлет, жареную картошку и сосиски…
Днем после тщательных поисков мне удалось обнаружить старую железнодорожную колею. Она шла параллельно главной автомагистрали. В этот час на ней почти не было движения. Я остановил свою машину на обочине и прошел с милю пешком вдоль колеи. Никто меня не видел. Я ни с кем не столкнулся. Вдалеке я мог различить наиболее высокие постройки Брумхольдштейна. На запасном пути я наткнулся на старый товарный вагон. Его двери были настежь распахнуты. Это был немецкий товарный вагон. Без каких-либо особых причин я выцарапал на его боку длинную череду цифр.
Фрейлейн Ингеборг Платт в понедельник утром в библиотеке не появилась. Обычно она приходила в половине десятого. В двенадцать она на час уходила обедать. Раньше она всегда звонила, если по той или иной причине не могла прийти в этот день на работу. Свою работу она любила и выполняла ее на редкость хорошо. Последние два года она была ответственной за каталогизирование. Несмотря на некоторую отчужденность, она пользовалась любовью сотрудников. Аккуратная, методичная и точная, она обладала великолепной памятью на названия и авторов каталогизированных ею книг и на даты их получения библиотекой. Она к тому же оказалась заядлой читательницей, пусть и весьма эклектичной в своих вкусах, читавшей все, что подстегивало ее воображение. Она имела возможность брать книги до того, как они поступали в обращение. Это испокон веку составляло одну из немногих привилегий библиотекарей. Хоть ее и любили, она мало с кем дружила.
Ее действительно любили, спросил я Вильгельма, после того как она не появлялась несколько дней. Нет. Она держалась от других особняком. Думаю, она боялась, что ее отвергнут. К тому же она боялась, как бы они не узнали, что ее отец был раньше комендантом концлагеря Дурст, хотя, по-моему, теперь это уже всем известно.
Она сказала мне об этом в последний раз, когда мы виделись, признал я.
И?
И ничего.
Когда она не появилась на работе, старший библиотекарь, некий г-н Рунц, забеспокоился, что она плохо себя чувствует, и на протяжении дня несколько раз ей звонил. Трубку никто не поднимал, и около половины шестого он приехал к ней домой. Несколько раз безуспешно позвонив в квартиру, он отправился к домоуправу, некоему г-ну Курцу, который крайне не хотел во что-либо вмешиваться. Потребовались веские аргументы, чтобы г-н Курц открыл дверь в ее квартиру. Внутри было пусто. Не было похоже, чтобы что-то отсутствовало, чтобы чего-то недоставало. Что вилка от холодильника выдернута из штепселя в стене, заметил г-н Курц. Холодильник был полон еды: холодных закусок, овощей, мяса, молока, масла, пива…
Вильгельм позвонил мне поздно ночью и сообщил, что Ингеборг куда-то делась. Он звонил, чтобы узнать, не видел ли я ее случайно в тот день. Полагаю, он тактично пытался узнать, не у меня ли она живет.
Я не видел ее с прошлого четверга. Мы вместе обедали в китайском ресторане. Тогда она казалась достаточно веселой.
Как она была одета?
В платье цвета слоновой кости с золочеными пуговицами.
Я зайду к вам завтра, сказал Вильгельм. Голос его звучал холодно и натянуто.
В Германии, стране, известной своей основательностью, я ожидал, что буду допрошен полицией. Но они со мной так и не связались. На следующий день мне позвонил мэр и неуклюже произнес какие-то оправдания по поводу того, почему он не сможет принять меня у себя дома вечером. Я так и не позвонил ему, чтобы попрощаться.
Я не протестовал, когда Вильгельм зашел за мной, чтобы пойти на квартиру к Ингеборг. Он просто сказал, что я смогу помочь ему определить, все ли там на месте или чего-то недостает. Я провел у нее две ночи и несколько вечеров и теперь был хорошо знаком с планировкой. Мог представить ее с закрытыми глазами. Все четко отпечаталось у меня в сознании. Белые стены. Спальня, гостиная, крохотная кухня. Вполне хватит места для одного-двух человек и их имущества, их вещей. Там были растения, стереосистема, книги, на стенах — несколько рисунков. Ее чемоданы стояли в одном из двух стенных шкафов. Платье цвета слоновой кости висело в другом. Никаких записок. Ее чековая книжка, банковская книжка и другие личные бумаги лежали в ящике письменного стола. Вильгельм обнаружил раскраску, которую я ей дал. Он не возражал, когда я забрал ее с собой. Его это, похоже, не очень-то заботило. Забрал я также и карандаши.
Вильгельм сказал мне, что связывался с ее бывшим мужем.
А ее родители?
Они не разговаривали уже несколько лет.
Почему она исчезла, спросил я.
Очевидно, что-то должно было случиться, мрачно сказал Вильгельм.
В любом случае это могло беспокоить ее уже долгое время.
Да, согласился Вильгельм. А могло и случиться только что.
Она вернется, не слишком убежденно сказал я.
Сомневаюсь, откликнулся Вильгельм.
Копаясь в ящиках ее стола, я наткнулся на фотографию группы напоминающих скелеты людей, выстроившихся, позируя фотографу, в ряд. Вильгельм изучил фотографию, постройка на заднем плане оказалась одним из зданий бывшего концлагеря Дурст. Люди нелепо улыбались. Чтобы устоять, они опирались друг на друга. Под увеличительным стеклом я мог четко разобрать вытатуированные у них на руках номера.