Сомневаюсь, что когда-нибудь Билли мог бы быть таким игроком, как босс, потому что они отличались буквально во всем. Билли принадлежал к спокойному, обстоятельному типу игроков, он все обдумывал и делал очень точно, а Чарли Макинтош даже на тренировках играл так же, как в те времена, когда мы освистывали его на «Бридже»: он шел на каждый мяч, словно сумасшедший, как будто от этого зависела его жизнь. Он ненавидел проигрывать, даже в какой-то дурацкой игре пять на пять.
Я часто видел, как он шел на действительно опасный прием во время пятничной тренировки, когда в случае чего не хватило бы времени привести игрока в порядок перед игрой. Билли говорил ему: «Это же не настоящая игра, Чарли», а он отвечал: «Каждая игра настоящая».
Дело в том, что он пришел в «Боро» со стороны, и это был первый случай за Бог знает сколько лет, когда команду возглавил тот, кто раньше в ней не играл. Клуб пошел на это не по своей воле, просто в то время дела складывались не очень хорошо, команда перестала быть похожей на себя, и директоров за это порядком критиковали: за узость и косность. Тогда они и взяли Чарли Макинтоша, чтобы влить свежую кровь, и к тому времени, как я подписал полный контракт, он уже порядком перетряхнул команду, приведя в нее много молодых. Так что мы были разделены на два лагеря — молодые, которые восхищались боссом, поскольку в прежние времена им пришлось бы долго ждать своего часа в «Боро», и «старые», которым это не особенно нравилось.
Билли был где-то посередине. Он сам играл в «Боро» и, естественно, дружил со старшими игроками, но в то же время перед тем, как стать тренером в первой команде, он тренировал молодых и с ними тоже ладил. С Билли всегда можно было поговорить, он не давил на тебя своим авторитетом, в то время как с боссом было довольно трудно. Иногда он был очень дружелюбен, а потом вдруг начинал командовать и ругаться: почему ты не сделал это, почему ты делаешь то. Думаю, что они с Билли ударно дополняли друг друга. До поры.
Вратарь первой команды Гарри Воган, похоже, был на другой стороне. Ничего особенного сказано не было, но между ними чувствовалась какая-то напряженность: во взглядах, которые они иногда бросали друг на друга. Например, однажды на тренировке босс, который судил, крикнул: «Давай, Гарри, это твой мяч!», а Гарри вышел из ворот, снял мяч с ноги форварда, даже не удосужившись упасть, развернулся и посмотрел на босса с таким видом, словно хотел сказать: «Не надо рассказывать мне, что я должен делать», а потом нервно выбил мяч в аут.
Босс превратил это в шутку, сказав: «Что случилось, Гарри? Ты тянешь время?», но при этом он не выглядел особенно довольным.
Вскоре после того, как я начал тренироваться в Снэйрсбруке, Гарри получил травму в Ньюкасле, сильно ушиб ребра. Терри Морган, запасной вратарь, занял его место, а я получил возможность играть за дубль.
По иронии судьбы мы играли в гостях с «Куинз Парк Рейнджерс», на ближайшем к моему дому стадионе. С одной стороны, было здорово, что придут все друзья и родные, но с другой — лишнее беспокойство. Ведь если я оплошаю, то это случится на глазах у всех.
Об этом я думал все больше и больше, по мере того, как стал выступать в старших командах: а не лучше ли мне было играть где-нибудь вдали от Лондона? Нет, я, конечно, не хотел покинуть Лондон сам по себе, это уж точно — для меня провинция была, как Луна. Даже хуже, потому что на Луне все были бы в равных условиях, а в провинции ты чужак. Правда, для вратаря это могло быть и плюсом, поскольку все, что ты делал, ты делал, так сказать, на чужой территории. Тебе не придется сталкиваться со знакомыми на улице на следующий день после того, как пропустил глупый гол, и слышать от них: «Не повезло» или «Как же ты так?»
Не говоря уже о Майке, который был вездесущ и со всеми своими советами добирался даже до той деревушки, где мы тренировались. Я, конечно, был благодарен ему за все, что он говорил, подбадривал и все такое, но я профессионал и знаю, что делаю. И знаю также, когда что-то делаю неправильно, и мне не нужно, чтобы кто-либо мне об этом говорил.
Я уже стал так волноваться по поводу предстоящей игры на «Буше», что мечтал о том, чтобы она прошла где угодно, только не там: на «Боро», а еще лучше в Портсмуте, Ковентри, Лейстере или еще где-нибудь, куда не смог бы добираться Майк на своем драндулете. Я уже представлял, как стою в воротах, а за спиной Майк и еще дюжина ребят, опершись на заграждение, дают всякие советы, говорят, что я должен делать и чего не должен, а наверху, там, где я могу их разглядеть, потому что народу на матче будет совсем немного, сидят папа, мама и сестра. Мой отец, представлял я себе, говорит окружающим!: «Это мой сын», и в этот самый момент я промахиваюсь мимо мяча, и он влетает в ворота над моей головой, и все усмехаются: «Ну-ну, неплохо он справился с этим, а?» Вы не поверите, но меня уже посещали дурацкие мысли: например, подойти к боссу и попросить трансфер, а если он спросит, куда я хочу перейти, сказать: «Как можно дальше от Лондона. Манчестер, Ливерпуль, Бирмингем — все равно; я так больше не могу». Да, это смешно, я понимаю, но именно так себя и чувствуешь, если ты вратарь.
Это как раз то, о чем я пытался сказать вначале. Для полевого игрока все иначе, даже если он, скажем, центрхав или защитник, и его ошибка может привести к голу. Но ошибка вратаря почти всегда приводит к голу. Именно на вратаре всегда лежит ответственность за все. В общем, вы можете понять, как я чувствовал себя накануне игры.
Народу пришло немного, как я и ожидал, — не больше двух-трех сотен. Поле было ужасным, каким оно бывает обычно в середине зимы. С трудом можно было отыскать на нем траву, зато лужи были повсюду, и хоть возле ворот и насыпали песка, но было ясно, что скоро там все превратится в месиво, и тебе не удастся даже толком отталкиваться при прыжках. Об этом тоже люди не всегда думают, критикуя вратарей: ты начинаешь двигаться навстречу мячу — и поскальзываешься.
У нас была довольно опытная команда в тот день: три игрока сборной, пятеро или шестеро играли в этом сезоне за первый состав. Это тоже было частью политики Чарли Макинтоша, привлекавшего молодых к игре в Лиге, что, конечно, означало перевод кого-то из «стариков» в дубль. Естественно, те, с кем это случилось, не были особенно довольны жизнью, так что атмосфера в команде была не ахти. Дубль — отличный шаг на пути вверх, как это было со мной, но для опытных игроков, тех, которые играли за сборную, все по-другому; поэтому результаты таких игр часто удивляют.
Центрхавом у нас был Питер Мортон, он играл за сборную Ирландии — большой и сильный, очень мощный, один из тех, кто почти всю игру проводит на пятой точке, выполняя подкаты, чего я никогда не любил, потому что такой игрок в любую минуту может провалиться. И еще один недостаток я у него заметил во время тренировок. Хотя он хорошо играл в воздухе, ему нравилось отходить назад, к самым воротам, и находиться рядом с вратарем, которому он, конечно, мешал. В юношеской команде, где ты чувствуешь уверенность в себе, это не так страшно, но в своем первом матче за дубль, когда вокруг тебя игроки более опытные, ты как-то не очень расположен кричать на них.
Сам-то он относился ко мне хорошо и был очень весел. «Не волнуйся, Ронни. — с улыбкой сказал он в раздевалке, — я никого к тебе не подпущу!» И что же ему оставалось сделать в первые пять минут, как не забить самому в мои ворота?!
В общем-то все начиналось неплохо. Выбегая на поле, я услышал радостные крики: «Давай, Ронни!» Мне это понравилось, хотя я надеялся, что все мои друзья не окажутся позади моих ворот. К счастью, нам выпали правые ворота, а крики, кажется, доносились с противоположного конца. Ребята побили мне немного для разминки, и, похоже, я неплохо ловил мяч. Я сразу же надел перчатки, и хотя мяч моментально намок, но он был пластиковый, и поэтому к нему не сильно прилипала грязь.
Вскоре после того, как мы начали с центра, Берт Коу, левый защитник, парень из Манчестера, который довольно долго играл в первой команде, откинул мне мяч, чтобы я смог почувствовать его с самого начала, что я очень любил. Я взял его, подержал несколько секунд, а потом Берт побежал вперед по своему краю, я бросил мяч ему, и получилось довольно неплохо. Я почувствовал себя увереннее. А через несколько минут я чувствовал себя отвратительно. Кто-то из их команды дал длинный пас по центру, и Питер Мортон рванулся к мячу вместе с их центрфорвардом. В этом не было никакой опасности, все было настолько просто, что я мог бы даже выйти к линии штрафной и отбить мяч ногой. Вернее, все должно было быть просто. Обычно я бы крикнул, что буду играть, в юношеской команде с этим не возникало проблем — я ору: «Мой!», и все дела. Здесь же я вышел примерно к отметке, с которой бьют пенальти, чтобы облегчить задачу Питеру, чтобы быть уверенным, что мяч не застрянет в грязи и я доберусь до него первым, как вдруг он понесся на него со всей дури и запулил мимо меня точно в угол.
