А как мне ее знать? Вот я и занимаюсь тем, что хоть как-то... Говорил же уже, ведь я не знаю иного пути к любви, кроме того, который ведет через влюбленность. Все остальное просто не дано мне в ощущениях. Все остальное — это знакомство по брачному объявлению. Эрзац.
А влюбленность всегда ведет к своему “увенчанию”, а затем к своему здесь-и-сейчас исчерпанию и переключению на новый объект влюбленности. Она подчиняется своим законам существования и мной не управляется. Наоборот, я управляюсь ею — и она, переключая себя, направляет меня к новой любви.
Сколько раз, понимая, что это подло, от этого не должен страдать человек, которого я же побудил к близости, привязал к себе и теперь не могу же просто так бросить, — сколько раз я пытался задержаться на линии влюбленности, которая — исчерпав себя, уходит за угол. Пытался тянуть себя за уши, нажимая на рычаги привязанности, нежности, ответственности. Ничего не выходит. Ничего не выходит, мой друг. Да. Ничего не выходит, кроме самой плохой и зловредной для обоих тягомотины. Подделку не скроешь.
Особь статья в этом деле (в такого рода делишках) — их отношение к бывшим женам, от которых им ушлось к тебе.
Он жил-поживал с ней и вот тут-то, встретив тебя, ушел от нее. Он решился. Тут начинается... То есть тут все как раз кончается — жизнь, прогулки при луне и походы в консерваторию. Зато вовсю дышат почва и судьба.
До какого-то момента, довольно долго, женатый как мужчина для меня вообще не существовал, оставаясь сослуживцем, собеседником, добрым знакомым; задним числом понимаю, что это инстинктивное было единственно правильным. Но в какой-то момент что-то отказало, предохранитель полетел. Как могло случиться, чтобы после первой пробы такого рода я попробовала то же самое еще раз?
Первый ушедший ко мне как к жене от жены — ее не любил. Он ее жалел. Сто раз на дню повторяя, что мужская жалость — не женская и к любви отношения не имеет, он сто раз прибавлял к тому: бедная, она не сможет без него, одна, он воспитал ее для себя (и под себя), приучил к жизни-для-него — и предательски бросил (но не предательски мне об этом говорит!). Бедная, она не знает, как жить одна — и уже не научится, не тот возраст и характер, она без него зачахнет и сойдет на нет. Любит он — меня, но имеет также совесть — и болеет душой. Он в ответе за тех, кого приручил. От благородства моего маленького принца я чуть было не сбрендила. Я всамделишно усовестилась собственной бессовестности — и начала ее активно жалеть, вместе с ним. Бедную. Стала слать ей всякие пустяковые, но заботливые подарки, однажды сдуру послала красивую тряпичную куклу — такую цветную бабу, покрывать заварочный чайник, а потом окольно узнала, что она воткнула ей в “сердце” иголку; между прочим, как раз тогда я захворала, и не простудой, а желтухой, еле встала на ноги, и как знать... вот тебе урок — “побежденных не жалеть”; не зная броду — не суйся в вуду. Его же, разумеется, я жалела еше больше ее, и дожалела до того, что совсем забыла о собственных маленьких интересах в этом деле... Короче, дорогой мой, я тронулась не на шутку, а когда остановилась, было поздновато, он понял, что жалеть — это я умею делать, и тут уже вцепился в меня, как клещ, уже безо всякой своей бывшей бедной, и давай высасывать что осталось. Он бы и дососал мою бедную (да уж, не богатую, поразоряли довольно) душеньку — но я все же унесла ноги.
“Любовь” и не скрывает того, что поддельна. Сильный может позволить себе быть честным. Глядя тебе в глаза, нагло: “Вот я. Тебе известно, кто я такая. Да, я такая. Все, что я скажу, будет заведомою ложью. Единственная правда, что все равно я тебя обольщу”.
То, что “любовь” между мужчиной и женщиной — чувство, в отличие от любви родительской или дружеской, при всей его настоятельности, не настоящее — обнаруживается на каждом шагу. Любовь к родителям, братьям-сестрам, немногим друзьям детства и юности — со мной, во мне до самой смерти. Ну, а по отношению к ним? Стоит сменить одну на другую — нам вменено в обязанность все былое “забыть”, вытеснить память из сердца, предавшись всецело новой любви. Некогда кто-то сказал: женщина никогда не забывает своего первого. Затем кто-то поправил: женщина никогда не забывает ни одного. Со временем последнее (включив первое по закону поглощения меньшего большим) превратилось уже в своего рода аксиому. Сомневаюсь. Видел я женщин с исключительной памятью о какой-то самой серьезной в их жизни встрече; но, во-первых, совершенно необязательно, чтобы этот он был первым, он бывает и четвертым... Большинство же их просто нацелено всей остротой желания и полнотой привязанности только на сегодняшнюю жертву-ловца, они не врут, когда говорят; “Никого, кроме тебя, не помню; да никого до тебя и не было”. Ну, а потом и я стану бывшим — и вот меня нет для нее, и я вослед предыдущим былым-небывалым отошел в Элизеум теней (и хорошо еще, если оставил, набросил хоть тень на плетень ее дальнейшей жизни), а есть только следующий... О чем говорить, когда в моей памяти на протяжении десятков лет — вдруг, непрошенно остро всплывают воспоминания детства, как я чуть не отморозил пальцы ног, катаясь на лыжах, как они болели и ломили, пока мать растирала их спиртом, — память достает до дальних времен; но почему же тогда — никакой живой памяти о потере, например, невинности, никаких вспышек (ведь умом, если напрячься, я тупо, бесчувственно помню — все было тогда чрезвычайно острым, казалось необыкновенно важным, даже когда было разочарованием) или еще от очень многого... со многими...конечно, умом я вспомню многое и многих, но никакой памяти сердца или пусть хоть нервных окончаний, как ни бейся! помню только, что у нее была большая голова на малом теле, волосы паклей, кривоватые японские — короткие вообще, а в нижней, подколенной части особенно — ноги, а вот как она... а, разве все упомнишь... Ничего решительно! А между тем, вспоминаю ли я о своей матери? о своем ребенке? нет, я просто не забываю о них, они растворены в моей повседневной душе, они — во всем мне, они — я. А все эти мордасти... зачем-то сводящие с ума полгода, чтобы затем позабыть все, как и не было. Как и не было!
“Любовь” не проделывает так предсказуемо путь от начала влюбленности к ее самоисчерпанию только тогда, когда встречает затруднения. Трудно добиться взаимности. Все, однако, проходит, стоит ее добиться; не жаль и затраченного труда. Более редкий случай — зато на нем влюбленность-любовь может держаться иногда очень долго, годами, — когда трудно не только добиться ответной влюбленности, но столь же трудно и удержать ее; когда все время нужно поддерживать огонь, разогревать его, раскалять, нужно все время быть горящей лампой в рефлекторе, где женщина является отражателем, зато многократно усиливающим тепловой эффект лампы. Со мной так было однажды... это надолго.
Тут любовь заканчивается не потому, что истекает влюбленность. Она умирает, обгорая, потому, что больше невмоготу ее переживать.
Ведь по каким бы причинам такая вот (какая такая? а — редкая) женщина ни вела себя так, главная из них: ей нужна либо тотальная любовь, либо уж ничего не нужно, все меньшее: привычку-привязанность-дом-семью-очаг — она, ни во что не ставя, не дорожа, готова разбить, похерить, отмести еще до создания. Женщина-самоотказница. Но за всяким отказом стоит опыт. Когда сопротивление редкого человеческого материала таково, что от долгого давления жизни он стал только тверже. Вот это-то непременное наличие опыта в ней — и не дает жить.
Мне удалось унести ноги потому, что внезапно, отчетливо остро узрев ситуацию и себя в ней со стороны, я увидела, что впуталась в семейное дело и, хотя де юре (что смешно, при юридически неоформленных отношениях) являюсь единственной женой, но де факто уже стала кем-то вроде младшей жены восточного человека — при якобы отсутствующей, а на самом-то деле занимающей свое действительное место старшей (всегда нелюбимой, но всегда старшей) жены. Или, если перевести на язык нашей неописуемой, но сказуемой цивилизации, превращаюсь в ту самую, невозможную для меня третью-не-лишнюю (настояв пред тем именно на том, чтобы быть первой-и-последней., — удивительное круговращенье вечного идиотического колеса). Ощутив, что от меня опять берется только энергия, подзаряжающее его, от-вращенное от меня же, энергопитающей, внимание, — и остро захотев вдруг, чтобы кто-то, наконец, внял в кои-то веки и мне, я такого “кого-то” как раз и встретила — как нельзя более вовремя.
