Только с тех пор он все искал удобного случая поделиться этим открытием с людьми, сказать: «Да посмотрите же, взгляните, как это хорошо!»
Они прошли по заводскому двору, сопровождаемые любопытными взглядами.
— Кого привезла, Софик? — спрашивали ее знакомые и, узнав, улыбались: — Гости с Украины… Что ж, показывай, ты все здесь знаешь.
Директор, старый ее товарищ, сказал с укором:
— Раньше бы предупредила. У нас слесарь молодой есть, Каро Григорян, стихи Шевченко на украинском языке шпарит без остановки. Как нарочно сегодня в ночной смене.
— Ничего, — отмахнулась Софик. — Что они, стихов Шевченко не знают? Ты новый цех покажи.
Цех показывал Арто. Он издали незаметно кивнул жене, и она кивнула ему в ответ.
Потом в парткоме гостей угощали бутербродами и лимонадом. Говорили о делах и планах завода. Директор похвалился:
— А главное, людьми гордимся. Имеем такое право. К примеру, ответственный партийный работник товарищ Софик Дастакян — тоже на нашем заводе выросла. Наш кадр.
Тут Григорий Иванович и выразил свое восхищение.
— Да уж эта ваша Софик! — подхватил он. — Вы только посмотрите, какие глаза у нее! Удивительно!
Софик тотчас взглянула на Арто. Он безуспешно пытался сохранить доброжелательную улыбку.
Директор возразил наставительно и веско:
— Мы ее не за это ценим.
Но Григорий Иванович не сдавался:
— Напрасно! Красоту в человеке надо ценить…
Арто вышел из комнаты. По счастью, гости ничего не заметили. Дома он угрюмо заявил:
— Не поедешь с ними в Заревшан…
И, постепенно накаляясь, обрушился на жену. Это что за слова были сказаны? Это до чего дошло, что при муже посторонний человек так говорит? Его касается, какие у Софик глаза? И как должен был в данном случае вести себя Арто? Тряпкой он будет, если теперь отпустит жену в Заревшан на свадьбу.
Софик только изредка вставляла:
— Тише, мальчики услышат…
Или:
— Не говори того, о чем завтра пожалеешь…
Потом она легла на тахту и поплакала. Но когда слезы иссякли, стало смешно: ревнует! После пятнадцати лет замужества! И даже ехать запретил, чепуха какая! А все оттого, что она всегда с ним соглашается. Например, летом можно было отправить детей в хороший лагерь, но Арто распорядился: «Поедут в село к родне». И слова не дал ей сказать: «Ты в райкоме хозяин, а я в своем доме хозяин».
В Заревшане мальчики пасли скот, охотились на косуль и кабанов, за лето вытянулись, похудели и почернели.
«Мы ели сердце и мозги горного оленя, теперь будем жить сто лет», — захлебываясь, рассказывал Сережа. Софик не удержалась: «Узнаю рецепты долголетия дяди Шамира — есть оленьи мозги и не читать книг, да?» Арто смутился: «Я думаю, насчет книг он им не говорил».
…Сейчас следовало выдержать характер. Арто вел себя так, будто вчерашнего разговора и не бывало. Спрашивал о подарках для невесты, хотя отлично знал, что они давно куплены и уложены в чемоданчик. Софик отвечала односложно — да, нет. Арто добивался, чтоб она сказала ему хоть два слова — и тогда мир был бы восстановлен.
— Конечно, мне ехать нет смысла. Я там летом был, со всеми повидался. И Амину эту видел — невесту. Она частенько с кочевок к тете Аспрам прибегала — то за солью, то за ситом.
— Хорошенькая? — не утерпела Софик.
Вот и помирились. Арто облегченно вздохнул и степенно ответил:
— Девушка как девушка. Руки-ноги есть. Я ведь не охотник чужие глазки рассматривать.
Машина, как обычно в таких случаях, запоздала. За Софик приехали уже в одиннадцатом часу. Мальчики ходили в школу во вторую смену и потому все утро провели с матерью.
— Ма, привези маленького тура, — просил младший, Михак. — Мне дядя Шамир обещал.
Софик не любила уклончивых ответов.
— Нет. В городе нельзя держать тура.
— Ну, тогда горную курочку. Она будет в клетке жить.
— Нет.
— Ну, тогда напомни дяде Шамиру — он мне ножик обещал.
С мальчиками было трудно расстаться даже на два дня. Они уже стали верными товарищами. Когда обветренная, с кирпичным румянцем, Софик по вечерам приезжала с поля, где испытывали трактор, работающий на электроэнергии, или возвращалась со стройки, сыновья стаскивали с нее пыльные сапожки, разогревали обед и тут же требовали подробного отчета. Навалившись животами на обеденный стол, они вставляли в ее рассказ свои соображения и замечания. Арто посмеивался, но быстро увлекался и вступал в беседу.
— Трое мужчин моего дома, — так называла их Софик и так представила гостям, когда они вышли проводить ее к машине.
— Ой, да мы знакомы! — искренне обрадовался Григорий Иванович и долго тряс руку Арто. — Мы же вчера на заводе познакомились, верно? Разве не помните? — взывал он.
Совершенно оттаявший Арто тащил гостей в дом:
— На минутку, по стаканчику вина…
Мужчины готовы были уступить. Хорошо, что Марина Федоровна не согласилась:
— И так запоздали. Не следует путь перебивать.
Долгая дорога, знакомая дорога! Взлет над городом — и вот уже он остался в долине, подернутый синеватой дымкой. А дальше — путь к темнеющим в небе горам. Сколько езжено этим путем на ленивых, тряских телегах, сколько хожено пешком в далекие годы юности!
Все знакомо! Одетый мостиком ручей, выбегающий из садов прямо на дорогу. Серый камень, грозно нависший над шоссейной колеей. Весной на нем цветет шиповник, сейчас он густо напудрен снегом. Широкая долина… Села Ахошен и Капутгюх — как рассыпанные спичечные коробки на склонах гор. И высоко в ущелье — Заревшан.
В доме дяди Шамира предсвадебная суета. Старик женит младшего сына Арсена. Жених — зоотехник, участник сельскохозяйственной выставки. Свадьба ожидается большая. Недаром Софик приехала из города и гостей привезла.
Еще накануне Арсен с товарищами отправился за невестой. Путь лежал не ближний — через горы, в большое село соседней республики — Азербайджана.
Молодых ждали с часу на час. Тетя Аспрам, командующая целым штатом помощниц, урывала время, чтобы пошептаться с Софик.
— Я-то давно замечала — все у него на азербайджанских кочевках дела. Сегодня поехал, завтра поехал. Ну, что скажешь — дела! Только когда она сама пришла, будто закваски для сыра взять, — тут я себе палец и прикусила!
Прерывая рассказ, тетка повелительно кричала:
— Варсик, Аник, блюда для хашламы приготовьте! Да не эти — круглые. Ох! Говорят: дочку замуж выдавать — хлопотать, сына женить — отдыхать. А я и дочек выдавала — с ног сбивалась, и сына женю — покоя не имею. Все-таки люди не нашей нации. Вдруг недовольны останутся, осудят…
— Ты меня слушай, жена, — приказывал дядя Шамир, — я тебе говорю: главное — чай! Чтоб был крепкий, сладкий, и на столе чтоб халва, конфеты были. Ты мне верь.
— Три самовара приготовили, — вздыхала тетя Аспрам, — в магазине конфет не осталось, все мы купили. Да еще Софик из Еревана привезла.
Прибежала соседская девчонка, подросток. Косясь на Софик, громким шепотом спросила:
— Муж-жена среди гостей есть? Или всем отдельно стелить?
— Неужели это Нварт такая большая? — удивилась Софик.
— Не говори, — вздохнула тетя Аспрам, — свои невесты под боком растут, так нет, надо взять из другого края! Я ничего не говорю, — заторопилась она, увидев, что Софик нахмурилась, — девушка хорошая, техникум кончила, родители уважаемые… Ах, Софик, родная, лишь бы любили друг друга!
Карпеку и Григория Ивановича отправили к соседям — отдохнуть перед свадьбой. Их уложили на огромные тюфяки, набитые тончайшей шерстью, укрыли стеганными из той же шерсти легкими одеялами.
Марина Федоровна отдыхать отказалась. Тихо, незаметно она включилась в работу по хозяйству, будто для нее было привычным делом нарезать ножницами плоский хлеб — лаваш или снимать с потолка в кладовой подвешенные на зиму гроздья винограда.
Софик тоже хотела помочь, но тетя Аспрам ласково отстраняла племянницу:
