Когда архиепископу сообщили о смерти короля, он крестил местных сарацинских крестьян в воде Иордана. Его мечта воплотилась в жизнь. Еще будучи послушником, он мечтал в далеком монастыре на земле родной Франции о том, чтобы крестить неверных в Иордане, как некогда это делал Иоанн Креститель.

Осеннее утро было хмурое, воды этой неширокой, мелкой, но самой священной для христиан реки отражали свинцовый цвет неба. Многие бесстрашно входили в воду и самостоятельно окунались в нее, но вера некоторых была еще не столь крепка, и когда священник пытался их окунать с головой в Купельную Заводь, они по недомыслию иногда сопротивлялись. Стоя по колено в воде, архиепископ взял очередного обнаженного сарацина за шею, наклонил его и окунул головой в воду.

– Будь смелее, – сказал священник, надевая на шею сарацину маленький медный крестик на бечевке. – Во имя Отца и Сына и Святого Духа, нарекаю тебя Михаилом. А теперь открой рот и вкуси плоть Христову и выпей кровь Его. – Служка подал все необходимое, и архиепископ, положив в рот новоиспеченному брату во Христе крошечную просвирку, дал запить ее кагором и принялся за крещение следующего неофита.

– Иисус, Сын Божий, страдавший за нас на кресте, – молился священник, – позволь детям твоим заблудшим прийти под твою защиту. Благослови их и прости им их прегрешения.

В этот момент Архиепископ заметил, что к его пастве на берегу присоединились четыре всадника.

Архиепископ узнал барона Симона Наблусского – старого рыцаря с черными глазами и злым лицом, слово которого являлось законом в этой части Святой Земли. С ним был его сын, Стефан и еще два каких-то рыцаря. Молящиеся на берегу поднялись с колен.

Поддерживаемый служками, архиепископ вышел на берег. На его плечи накинули плащ, Архиепископ сунул босые мокрые ноги в деревянные сандалии, взял свой посох и выпятил бороду. Его паства встала возле него полукругом. Священник делал вид, что не замечает рыцарей. Ему хотелось скорее завершить церемонию и обсушиться в домике при местной часовне, стоящей шагах в пятидесяти ниже по течению Иордана.

– Теперь вы принадлежите к христианам, – сказал пастве Архиепископ. И новообращенные сарацины стали дружески приветствовать друг друга, похлопывать по плечам и целовать. Священник поздравил их и только затем обратился к всадникам, наблюдавшим за церемонией не слезая со своих рослых коней.

– Вы явились, чтобы повторно окреститься, милорды?

Симон Наблусский сплюнул.

– Я был крещен еще младенцем, – ответил он, – а мой сын – в день именин.

Архиепископ смотрел недоверчиво. Он не сомневался в том, что Стефан сделался христианином вскоре после рождения. Но ему было известно и то, как это происходило: быстрое окропление ножек, ручек и лба младенца.

Неудивительно, что потом вырастают такие нехристи, которые и в церковь никогда не ходят…

– Зачем же вы явились, если не собирались креститься в Иордане?

– Посыльный из Иерусалима разыскивал вас, чтобы сообщить важную новость. – Симон указал на одного из рыцарей, облаченного в синий плащ, расшитый золотыми иерусалимскими крестами.

– Я должен немедленно сопроводить вас ко двору, – с высоты своего седла провозгласил молодой рыцарь.

Архиепископ терпеть не мог, когда ему указывали как какому-то простолюдину. Он готов был вспылить, но барон опередил его.

– Новость предназначена только для ваших ушей, ваше святейшество, – сказал Симон, – и это совсем не то, чем я хотел бы сейчас поделиться с другими людьми, особенно с сарацинами, пусть даже трижды крещенными. Но архиепископ любил всегда настоять на своем, а потому громко сказал:

– Эти люди – мои братья во Христе, они такие же христиане, как вы и я. У меня нет от них секретов, как и от Господа Нашего.

Всадники переглянулись.

– Скажи ему, – согласился Симон, и рыцарь в плаще собрался с духом.

– Наш король Фульк умер, – прозвучала короткая фраза, но при звуке этих слов, казалось, вздрогнуло само небо. Король мертв. Как такое возможно? Архиепископ видел Фулька в Иерусалиме меньше недели назад. Больным король не выглядел, напротив, он был здоров и полон сил. Архиепископ сказал гонцу:

– Расскажи, как же пришла к нему смерть?

– Его Величество скакал на лошади, упал и разбился насмерть о камни.

– Какая нелепая гибель! – Воскликнул архиепископ.

Так в 1143 году христиане Леванта потеряли Фулька Анжуйского одного из самых деятельных монархов за всю историю королевства. Храбрый воин, прошедший невредимым через многие битвы, сломал шею, упав с собственного коня.

День был душным, солнце нещадно жгло, воздух раскалился, и кони не хотели идти дальше.

– Все круги ада! – Храмовник рванул поводья, но усталый конь едва тронулся с места.

– Негоже возвращаться с пустыми руками, Дилан, – пробасил рядом сквозь свою густую бороду брат Рональд.

– Нужно дождаться разведчиков, иначе командору это не понравится.

– Пусть наш командор идет к черту, – отрезал Дилан, – я не думаю, что есть смысл ждать еще дольше. Наверняка все наши разведчики уже мертвы.

Брат Рональд вытаращил свои голубые глаза истинного норманна.

– Что ты такое говоришь? Грешно поминать хозяина преисподней. Да и командора нашего ты обижаешь напрасно.

– Думаешь, командор теперь позволит нам бездельничать? – сказал Дилан.

– Его стараниями мы все скоро познаем смерть, потому что весь этот упреждающий поход – затея неудачная, так мне, во всяком случае, кажется.

– И что же ты предлагаешь? – Спросил Рональд.

– Ничего, – ответил Дилан, – но я не желаю, чтобы нас поскорее разделали сарацинские сабли.

– Ну, и я, этого, разумеется, не хочу, я буду сражаться. И все мы будем сражаться, брат.

– Так, значит, ты намерен убить много сарацин? – Подначил норманна Дилан.

Громадный Рональд потряс в воздухе своим длинным рыцарским копьем:

– Буду стараться нанизать на мое доброе копье как можно больше неверных.

– А сколько их на твое копье налезет? С десяток? – Усмехнулся Дилан.

– Может и с десяток, а может и больше, – кивнул норманн с серьезным видом. Но Дилан не изменил своего насмешливого тона:

– Но потом же тебя все равно убьют, дурья башка. Нас слишком мало против такой силы. Похоже, командор в этот раз действительно послал нас на смерть.

Они переглянулись, никто из них не хотел умирать. Чуть больше сотни рыцарей ордена Храма выступили на север – пятьдесят из Шато-Неф и семьдесят из Баниаса. Самый большой поход тамплиеров за последние два года.

Дилан и Рональд были посланы вперед, чтобы поскорее отыскать сира Эдварда де Руа и других пропавших разведчиков, а также выяснить, почему сарацинские крестьяне покидают свои деревни.

Разведчиков они пока не нашли, зато узнали, куда подевались крестьяне – те, чтобы не оказаться на поле боя, вышли навстречу наступающим исламским войскам. Пойманный старик сказал, что идет великая рать.

Лишь к вечеру один из пяти разведчиков, наконец-то, вернулся.

– Они движутся сюда, – прогнусавил легко вооруженный сержант-разведчик, прискакавший на небольшой черной лошадке. – Их ведет старый эмир Хамы. Я подкрался к их лагерю и заметил его возле главного шатра.

– Можешь сказать, сколько их там? – Спросил разведчика Дилан.

– Тысяч пять или даже больше. У эмира в авангарде всадников полтораста, и все в тяжелых доспехах и с длинными пиками, – ответил разведчик, и глотнул воду из фляги.

Люди у костра переглянулись. Даже дюжину-другую тяжелых кавалеристов редко встретишь среди сарацин, а уж, чтобы сразу полторы сотни?

– Мы проехали вокруг в обход авангарда, – продолжал разведчик.

– Их колонне конца не видно.

– И они идут прямо на нас? – Спросил Дилан.