Погрустневший Аскер с сожалением смотрел на девушку!

- Надо терпеть, Женя, не унывай. То, что произошло с тобой - самая обычная для нашего времени вещь. С несправедливостью мы сталкиваемся ежедневно. Ты спросишь, может, мы привыкли к ней? Нет, к несправедливости и оскорблениям привыкнуть нельзя.

Женя молчала, с трудом сдерживая слезы. Успокоившись немного, она поправила волосы и сказала:

- Не разрешили - ну и пусть.

Павел с интересом разглядывал девушку. Платье на ней было недорогое, но чистенькое и красиво сшитое. Лицо - умное, серьезное.

Женя, заметив, что Павел пристально смотрит на нее, обратилась к нему:

- Извините меня, пожалуйста. Думаю, вы понимаете мое состояние и мою обиду. Я даже не помню, мы уже познакомились с вами или еще нет? Меня зовут Женей.

Павел приветливо улыбнулся.

- А меня Павлом. Советую вам, Женя, не расстраиваться. Что поделаешь? Так уж мы живем - в окружении несправедливости и оскорблений. Скажу вам по секрету: рано или поздно этому придет конец.

Лицо Жени посветлело, глаза улыбнулись. Возможно, она посчитала слова Павла за шутку или приняла всерьез, только было видно: ей понравились и Павел, и его слова. Она улыбнулась, уже совсем весело и дружески пожала Павлу руку.

Подъехал вагон конки, и сцена, которую друзья наблюдали десять минут назад, повторилась, только на сей раз без участия Гаджи Салмана.

Они с трудом протиснулись в вагон. Пассажиры сторонились Сергея Васильевича, боясь испачкаться о его одежду, ворчали:

- Как он смеет ехать с нами в одном вагоне?..

- Этого типа надо высадить!

- Бессовестный! Разве можно в такой замызганной одежде появляться среди людей?!

- Чумазый оборванец

- Пошел прочь, слышишь?!

Больше других возмущался господин в светлом чесучовом костюме. Кто-то начал даже звать городового, но тут конка тронулась, и публика стала постепенно успокаиваться.

Не хотел униматься лишь господин в чесучовом костюме, понося Сергея Васильевича обидными словами.

Женя была сконфужена, но чем она могла помочь отцу

Павел сделал попытку осадить сквернослова, но Айрапет многозначительно сжал рукой его локоть, призывая сохранять спокойствие, так как вмешательство полиции могло привести к обнаружению у них запрещенной литературы.

Павлу каким-то образом удалось сесть на освободившееся место. Он потеснился, и Сергей Васильевич сел рядом с ним.

Чиновник в чесучовом костюме все не хотел утихомириться:

- Не верю, чтобы этих скотов когда-нибудь выдрессировали!

Сергей Васильевич, видя смущение дочери, сказал:

- Успокойся, Женя. Неужели все это в диковинку тебе? Разве ты не привыкла?... Допустим, моя одежда в заплатах и не ахти какая чистая, но лучше ходить в грязной одежде, чем с грязной душой. Грязная душа тоже сразу заметна! - Он бросил выразительный взгляд на господина в чесучовом костюме.

Оскорбленный этой колкостью, чиновник вскочил со своего места и замахнулся на старика, но Аскер поймал в воздухе его руку.

- Сядь на свое место, цепной пес! Уже десять минут твой зловонный рот извергает оскорбительную брань, а этот старик даже пальцем тебя не трогает. Как же ты смеешь поднимать на него руку! Честное слово, сейчас я так дам тебе, что ты зубы выплюнешь!

Чиновник в чесучовом костюме завопил во всю силу своих легких:

- Городовой!...

Однако этот призыв не дал результата, так как конка уже остановилась перед Сабунчинским вокзалом. Воспользовавшись суматохой, Сергей Васильевич, Женя и их друзья благополучно выбрались из вагона. Они поднимались по ступенькам вокзала, а сзади все еще раздавались истерические возгласы:

- Скоты!... Голодранцы!... Азиаты!... Тунеядцы!... Ублюдки!... Чумазая шантрапа!...

Как повелось, поезд, ходивший по Сабунчинско-Сураханской железнодорожной ветке, опаздывал. А это значит - надо было запастись терпением. Порой бакинцам приходилось ждать "Сабунчинку" часами.

На Сабунчинском вокзале всегда было много жандармов, которые задерживали и обыскивали подозрительных людей.

Павел немного волновался. Как-никак в кармане его пиджака лежали запрещенные брошюрки.

Сергей Васильевич достал кисет с махоркой, свернул козью ножку и закурил.

- Сейчас на свете, по мнению господ-хозяев и их прихлебателей, нет людей презреннее, чем мы, рабочие, - сказал он тихо. - Если бы тому типу, который взъелся на меня в конке, встретилась на улице паршивая собачонка, какой-нибудь облезлый щенок, - уверен, ему стало бы жаль его. Но разве он испытывал жалость ко мне, старому, бедному человеку?! Я обращаю ваше внимание, ребята, на этот случай. Помните его всегда. Есть вещи, которые полезно держать в памяти. От этого ваши сердца будут злыми и крепкими, воля - несгибаемой. Такие обиды прощать нельзя. Чувство обиды всегда пригодится вам в драке с царскими псами.

Молодые рабочие внимательно слушали старика.

- Да, такие-то дела, ребятишки, - продолжал он. - Нашему брату непросто избавиться от клички - презренный! Надо драться, драться не на жизнь, а на смерть. Жаль, я уже стар, а злая сила, с которой нам предстоит сражаться, - велика. Нашим врагам помогает то, что мы, рабочие, темны, неграмотны, разобщены, неорганизованны. Способствовать пробуждению рабочего сознания, сплачивать рабочих - значит оттачивать оружие, которое дает нам возможность бороться против наших смертельных врагов.

- Верно, старик, верно, - тихо, почти шепотом сказал Павел. - Но об этих делах надо говорить не так громко, и не здесь. Вот доберемся до вас потолкуем обо всем.

Наконец подошел поезд. Приехавшие не успели выйти из вагонов, как нетерпеливая толпа начала посадку. Люди лезли в вагоны даже через окна.

Павел и Аскер, протиснувшись в вагон одними из первых, заняли места для всех.

Поезд тронулся.

Женя опять приуныла, сидела молча, не поднимая глаз. Было видно: она все еще не может пережить своей неудачи.

Сергей Васильевич обнял ее за плечи, привлек к себе.

- Моя Женя - человек трудовой и разумный. Она - наш единомышленник, и это радует меня. Любит читать, хорошо разбирается в политических вопросах. Для меня большое счастье, что моя дочь думает так же, как и я.

Пассажиры вагона вели любопытные разговоры:

- Сам русский царь является должником бакинского богача Гаджи Зейналабдина Тагиева!

- Ив этом нет ничего удивительного, ведь Тагиев наполовину царь.

- Гаджи Гаджиага богаче Гаджи Тагиева.

- Глупости! Гаджи Тагиев самый богатый человек на свете.

- Он не смог бы сколотить такого богатства, если бы жил как все люди. Скаредный человек!

- Что ты смыслишь в этих делах, осел?! Сам Насреддин-шах прислал нашему Гаджи письмо.

- Верно! Рассказать, как Гаджи разбогател? Во сне к нему явился святой Али и подарил золотой. Гаджи вскочил спросонок, чувствует, в руке что-то есть. Он быстро зажег лампу и увидел на своей ладони золотую монету, подарок святого Али. На одной стороне монеты было выбито: "Во имя аллаха!", на другой стороне: "Да исполнится воля всевышнего!"

Несколько человек, из тех, кто слушал эти россказни, воскликнули:

- Слава великому пророку Мухаммеду!...

- Хвала всевышнему!...

- Да святится имя нашего пророка!...

- Слава Мухаммеду, сыну аллаха!...

Рассказчик продолжал:

- Гаджи присоединил этот золотой к своему богатству, после чего оно начало расти еще больше. Сколько бы Гаджи ни тратил, его деньгам не будет конца. Утром и днем он берет и берет из своего сундука, а вечером приходит и видит: сундук снова полон. Разве это не великое чудо?!

- Действительно! Моя покойная бабушка ходила в дом Гаджи, готовила ему еду. Однажды покойная жена Гаджи пришла на кухню и говорит: "Эй, женщины, совершите омовение, я покажу вам золотой, который святой Али подарил во сне Гаджи". Покойница бабушка рассказывала, что, когда жена Гаджи вынула из шелкового кошелька волшебный золотой, всем показалось, будто в кухне засияло солнце.