Два охранника не отставали ни на шаг. Я не видела у них никакого оружия. Только какие-то металлические браслеты на обеих руках. Интересно, как они будут защищать императора, в случае чего?!
Мы оказались в помещении, похожем на приемную. Там за столом сидела молодая манулка и что-то усиленно набирала на клавиатуре. Оказывается, манульцы до сих пор пользуются этими старомодными компьютерами, надо же!
При виде нас манулка встала, склонила голову и произнесла:
— Эл-сьен, здравствуйте.
— Эла Рамийя, здравствуйте, — ей в тон ответил император. — Кардинал у себя?
— Да. Он ожидает вас.
Сайджел повернулся ко мне:
— Шания, присядь в кресло. Придется подождать. Постараюсь недолго.
— Хорошо.
Ответила и поискала глазами кресло. Красное, конечно же!
Услышала, как Сайджел обратился к манулке:
— Рамийя, позаботься об эле Шании.
— Хорошо, эл-сьен.
Расположившись в кресле, посмотрела на Рамийю. Она некоторое время вглядывалась в меня, а затем поинтересовалась:
— Сделать вам чаю?
— Да, спасибо, — ответила ей.
И в скором времени наслаждалась вкусным травяным чаем.
Минут через десять открылась дверь, и в приемную вышел Сайджел в сопровождении кардинала.
Я склонила голову:
— Эл-сай, Джентон, приветствую вас.
— И я вас приветствую, Шания, — ответил он после небольшой заминки.
Затем перевел взгляд на императора, будто молчаливо спрашивая о том, что я здесь делаю.
Сайджел проигнорировал его взгляд и обратился ко мне:
— Шания, вы готовы ехать дальше?
— Да, — ответила сразу же.
Но взгляд то и дело возвращался к кардиналу. Я ощущала, что не нравилась ему. Интересно, с чего бы?!
Разместившись в автокаре, спросила у Сайджела:
— Обязанности кардинала — это правосудие?
— Да, — тут же последовал ответ. — А еще он является нашим Смотрителем Нравственности.
Такая формулировка вызвала улыбку:
— Смотрителем Нравственности? Разве манульцы могут быть безнравственными? Вы все настолько чопорны и серьезны.
— Пусть тебя не обманывает внешнее спокойствие многих манульцев.
— Но ведь вы не проявляете эмоций.
— Но это вовсе не говорит о том, что мы их не испытываем.
Вот это поворот!
Император ненадолго задумался, а потом сказал:
— Шания, нас с самого рождения учат контролировать эмоции. Женщинам эта наука дается намного сложнее, чем мужчинам. Думаю, ты и сама видела некоторые эмоции на лицах манулок. И им это прощается. Чего не скажешь о мужчинах. Нам эмоции запрещены, особенно если мы хотим занимать хоть какое-то положение в обществе.
О звезды!
— И как же вас этому учат?
Император отвернулся к окну:
— Существует множество способов, поверь мне. Первый из них — это инъекция. Ее делают всем новорожденным. Она действует около года. Наши младенцы практически не плачут и не капризничают. А после этого детей отдают в специальные учреждения. Это что-то типа школ, но они называются 'Центрами корректировки'.
Он повернулся ко мне, и, видимо, заметив на моем лице удивление и непонимание, поспешил продолжить:
— Там с детьми ничего страшного не делают. Просто каждому дают няньку-наставника, которая занимается с ребенком до шести лет. Дальше они идут в школу.
— И ребенок с годовалого возраста отлучен от родителей? — в ужасе воскликнула я.
— Три дня он проводит в центре, три дня дома. И так далее.
О звезды! Какой кошмар!
— Но почему так важно уметь скрывать эмоции? Что в них плохого? — продолжала негодовать.
— Проявление эмоций — это признак слабости. А быть слабыми манульцы себе позволить не могут.
Даже не знаю, как и описать мои ощущения от услышанного.
— И каждому новорожденному нужно обязательно сделать инъекцию?
— Нет, не обязательно. Но не помню, чтобы кто-то от нее отказался.
Интересно, если бы я не разрешила своему малышу сделать инъекцию, мне бы это спустили с рук? Хотя, о чем это я?!
О звезды, спасибо, что вы не дали мне забеременеть! Даже не знаю, как бы я сейчас восприняла всю эту информацию, нося под сердцем ребенка. Но, с другой стороны, такова культура этого народа. Она складывалась столетиями, и я не имею права ее осуждать.
— Кстати, сейчас мы как раз подъезжаем к школе. Сможешь познакомиться с маленькими манульцами.
Около часа мы провели в школе.
Учреждение состояло из двух корпусов. Один — для девочек, второй — для мальчиков. Мы побывали в обоих.
Сайджел долго разговаривал с директором школы — манульцем средних лет. Я так поняла, речь шла о каких-то ремонтных работах, необходимых школе.
Ну, что я могу сказать?
Странно, конечно, видеть детей чрезмерно серьезными. Они не смеялись, не носились по коридорам, сбивая с ног, не суетились, не кричали. Ученики просто ходили, сидели, читали, писали, общались.
Да, видеть все это действительно было непривычно, но, с другой стороны, школьники не выглядели несчастными или уставшими. Их не били, над ними не издевались. Все имели благополучный и вполне здоровый вид. Здесь не было бедных или богатых, крутых или не очень. Все были равны.
И, кстати, форма учеников была не черной, а зеленой. И этот факт меня порадовал. Надоело во всем видеть много черного.
Не могу сказать, что я была в восторге от посещения школы, но поняла, что осуждать многолетние традиции — не моя прерогатива. Да, мне было дико представить жизнь без эмоций, но это было не самое страшное из того, что может случиться.
К тому же, думаю, что у каждого человека есть право выбора. И раз инъекция была не принудительной, значит, можно было попробовать идти по другому пути, просто никто не решался.
Не знаю, смогла бы я обречь своего ребенка на подобную жизнь без эмоций. Пока я не готова дать ответ на этот вопрос. Но я осознавала, что, если захочу прижиться среди манульцев, то мне придется смириться со всеми традициями этой расы.
Хотя, признаться честно, от слова 'смирение' уже просто тошнило…
На обратном пути рассматривала джеррские земли. Много зелени и красок вокруг. Глаза радовались, а душа почему-то была не на месте.
Когда мы вернулись домой, Сайджел с Триксеном скрылись в кабинете, а я решила прогуляться по саду.
Присев на скамейку, закрыла глаза и откинулась на спинку. Благодать!
— Вы должны уехать!
Малийя. Надо оставаться спокойной, нельзя проявлять эмоции.
— Откуда вы здесь? — спросила нейтральным тоном.
— Дом МОЕГО жениха я могу посещать, когда захочу!
А до этого момента я никогда не понимала поговорку о том, что слышать правду часто бывает неприятно. Теперь я ее поняла. Решила промолчать и посмотреть, что будет дальше.
— На что вы надеетесь? — снова спросила Малийя.
Решила не лукавить:
— Хочу обустроиться на Джерре.
— В постели императора? — ее глаза гневно сверкнули.
Да, действительно, некоторые эмоции манулкам скрывать не удавалось.
Но ведь и я не железная!
— А разве вам не все равно? — решила не наступать, а атаковать.
— Вы не имеете никаких прав на императора. Собирайте вещи и уезжайте! Если надо, я помогу найти подходящий корабль.
Она это серьезно?! Ладно, Малийя меня разозлила!
— А если я этого не сделаю? — еле сдерживалась от переполняющих эмоций.
— Я вас убью! — сказала она совершенно спокойным тоном.
Внутри все похолодело, но я не дам себя запугать:
— Вы мне угрожаете?
— Нет, я просто описываю ваше будущее.
Встала, подошла к ней вплотную и сказала, глядя прямо в глаза:
— Убивайте!
А затем улыбнулась и ушла. Спина просто горела от ее взгляда. Ну и пусть!
Но когда я вошла к себе в комнату, поняла, что внешнее спокойствие далось мне не так уж и легко. Закрыв дверь, тут же опустилась в кресло, поскольку меня начала бить крупная дрожь. Страх, непонимание, вынужденное смирение — это все оседало где-то в чаше моей души. Я старалась быть терпеливой, понимающей, но, кажется, сегодняшняя выходка Малийи переполнила эту чашу.
