— Ну и дал же ты, Кадзи! Молодец!

В каждой роте были свои чемпионы, но рекорд остался за четвертой. Перевес незначительный — всего в несколько очков.

— Отлично, — прохрипел командир роты. — Наши солдаты переплюнули красных. Пусть это послужит примером остальным. Мы должны неустанно совершенствовать мастерство гранатометания, чтобы успешно отбивать атаки противника.

Со стороны могло показаться, что участники соревнования внимательно слушают своего командира. Но это только казалось. Солдаты, внимательно глядя в лицо командиру, думали о своем. Метать гранаты в красных? Сегодня Кадзи пошел на рекорд исключительно в целях самозащиты, для спасения своего шаткого положения. Тут не было даже спортивного азарта. Он метнул гранату не по правилам и сделал это сознательно.

Роту отвели в казарму. Получив свою пачку папирос, старослужащие подобрели. Хасидани сиял.

Сегодня Кадзи был героем роты, сегодня вряд ли кто решится съездить ему по морде.

— Начальство, верно, приметило Кадзи, — сказал кто-то из молодых.

Пусть бы лучше не примечали, а отпустили домой! На мгновение Кадзи перенесся на полторы тысячи километров. Там еще сохранилось то, что именуется жизнью, и хотя там тоже все права у сильных, а удел слабых — страдание, какие-то уголки души человека принадлежат ему одному. Во всяком случае, там твое существование не зависит от того, на сколько метров ты бросаешь гранату.

Другое дело здесь, среди этих снегов и обманчивой пограничной тишины. Здесь человека готовят только для войны.

7

— Третий взвод, в казарму не входить! — крикнул от дверей унтер Исигуро. — Стройся тут!

Новобранцы с посиневшими губами выстроились в две шеренги. Солдаты других взводов остановились было поглядеть что будет, но тут же, подгоняемые морозом, кинулись в казарму. Видя недовольные лица Хасидани и Сибаты, Исигуро разрешил старослужащим идти.

Они вышли из строя, но в казарму не пошли, встали позади Исигуро,

— У кого-нибудь из вас есть такие открытки?

В поднятой руке Исигуро держал белый листок.

— Ничего особенного, а? Обычная военная открытка. У каждого такие. Но посмотрите внимательно на эту штучку…

В углу открытки чернел штемпель цензуры. Только с ним отправлялись солдатские письма. А те, что приходили в часть, проверялись Исигуро и лишь потом попадали в руки адресатов.

На чистой открытке, которую показывал Исигуро, штемпель уже стоял; выходит, пиши, что хочешь, и отправляй…

— Наказывать не буду. Подымите руку, у кого есть проштемпелеванные открытки.

Руки никто не поднял.

Хмурое лицо Исигуро стало каменным.

— Так, значит, ни у кого нет? Ну смотрите, потом пеняйте на себя. — Он угрожающе улыбнулся. — Кадзи, ты что плохо выглядишь сегодня?

Кадзи уже не чувствовал холода, но тем не менее никак не мог унять дрожь и избавиться от мучительного сердцебиения.

— Тобой по праву гордится четвертая рота, — насмешливо-почтительно проговорил Исигуро. — Тем более неприятно, что две такие открытки найдены у тебя! Как они к тебе попали?

Кадзи крепко сжал побледневшие губы.

— Эти открытки ты прятал среди других, думал — не заметят, — разглагольствовал Исигуро.

В прошлую проверку Исигуро действительно не заметил этих открыток, проморгал, что называется. И Кадзи успокоился, а зря.

— Украл или тебе их дали?

В ушах у Кадзи гудело. Ну что ж, чему быть, того не миновать.

— Украл…

Из-за спины Исигуро рванулся Сибата, но тот удержал его.

— Где?

— В канцелярии, взял со стола господина командира взвода Исигуро.

— Когда?

— На прошлой неделе, когда убирал канцелярию.

— Но у меня нет открыток со штемпелем! — Исигуро повысил голос.

— Открытки мои, я сам поставил штемпель.

— А где ты его взял?

— В столе господина командира взвода…

Исигуро усмехнулся.

— Дурак! — неожиданно заорал он. — Думаешь, тебе удастся провести меня, унтер-офицера Исигуро? Врать вздумал! А ну, выкладывай все начистоту, кто тебе их дал?

Кадзи кусал губы. Пусть уж с ним расправятся, как с вором. Он ни за что не выдаст того, кто дал ему открытки. Кадзи понимал, что самое страшное еще впереди.

— Тебе же лучше будет, — примирительно начал унтер. — Я понимаю, ты не хочешь выдавать товарища…

— Я сам украл, — упрямо повторил Кадзи.

— Ладно. Хочешь отпираться — давай! — Голос унтера зазвенел. — Третий взвод, сми-р-р-но! На два часа по стойке «смирно». Ясно?

Смеркалось. Вечером будет верных двадцать градусов. Два часа на морозе — нашли дураков! Новобранцы зароптали.

— Господин командир взвода, — Кадзи облизал губы. — Остальные здесь ни при чем, прошу отпустить их.

— Все до одного будете стоять по стойке «смирно»! Два часа.

Почти одновременно со щелчком каблуков двадцати солдат Кадзи услышал:

— Ну же, Кадзи! — Это его подтолкнул Сирако.

— Нечего валять дурака! Подумай о других! — прошептал кто-то еще.

Саса угрюмо пробормотал:

— О-ох, и будет же нам!

— Разговоры! — заорал Исигуро.

— Ну скажи, Кадзи, что тебе стоит! — простонал Сирако.

Кадзи стоял с каменным лицом. Он не скажет. Ни за что.

Пусть из-за него страдают все.

— Разрешите доложить, — не выдержал Сирако. — Эти открытки ему дал рядовой Синдзе. При мне.

— Рядовой первого разряда Синдзе, состоящий при канцелярии?

— Так точно.

У Кадзи судорожно сжались кулаки.

— Ясно. Командир взвода Хасидани, распустите людей.

Покосившись на Кадзи, Исигуро ушел.

Хасидани с минуту колебался. Надо попросить Исигуро не докладывать командиру роты. А этих двух наказывать? Ушел, ничего не сказал.

— Разойдись! — буркнул он.

Кадзи остался было стоять. Но Хасидани, даже не взглянув на него, скрылся в дверях казармы. Кадзи пошел следом.

У полок для обуви Кубо, тоже из новобранцев, зло уставился на Кадзи.

— Что это за номера, Кадзи? — в упор спросил он. — Хочешь, чтобы из-за тебя все ходили с набитой мордой? Нечего заноситься из-за какой-то там гранаты!

Кадзи огляделся. Рядом никого не было.

— Нечего заноситься, — не унимался Кубо.

— А тебе что?

Кубо кинулся на Кадзи, но двое солдат удержали его, схватили за руки. На смену тупому безразличию пришло ожесточение.

— Кубо, — глухо проговорил Кадзи, — не подходи ко мне! Никогда не подходи ко мне, мелюзга паршивая, убью на месте!

8

— По лицу не бить! — повторил Хасидани. В комнате младших командиров они были втроем: он, Сибата и Ёсида.

— Выведайте все, но по лицу не бить!

Не стоило выносить сор из избы. И незачем привлекать внимание командира роты. Он уже заприметил, что этот интеллигент несет службу лучше, чем иные старослужащие.

— Ясно?

Унтер Сибата кивнул. Ёсида ухмыльнулся.

9

В углу ротной канцелярии, у печки, Синдзе уже более получаса «поддерживал корпус». Это была самая простая из пыток, но, пожалуй, и самая утомительная. Избив, как собаку, его поставили на четвереньки, чтоб он «поразмыслил» над своим поступком. Разбитое лицо ныло, руки, упирающиеся в пол, обессилели и дрожали. Скоро он коснется пола животом и тогда получит пинок. То же, если приподнимется. Надо «поддерживать корпус»!

Присутствующие при экзекуции подпоручик Хино и унтер-офицеры Исигуро, Сога и Хасидани понимали, что в сущности-то это пустяковый проступок. Своего рода солдатское озорство. Ну что им, новобранцам, скрывать от начальства? Что-нибудь интимное жене, ну, просьба там или жалоба на тяготы солдатской службы, не больше. Дело не в этом. Дело в самом Синдзе. Он брат политического преступника, кто поручится, что сам Синдзе чист как стеклышко? Что у него на душе — никому не известно. Правда, последние три года за ним не числилось никаких провинностей, да и отвращения к воинской службе он, вроде, не показывал. Однако это еще ни о чем не говорит…