Пуще любой напасти они боятся «красной чумы». А перед советским командованием лебезят, чтобы как-то угодить, — может, скорее на родину отправят. А вот вернутся в Японию и на чем свет станут ругать Советский Союз. Они все такие. А между тем угрожают ему, Кадзи, а ведь он совсем не такой, как они.

— Ну что ж, доложите обо мне русским, — спокойно сказал Кадзи. — Я работаю так, как нужно, и дальше буду работать так же, но я должен заботиться о товарищах, которые слабее меня. И знаете, господин Ногэ, в отличие от вас я верю в социализм. И в будущее своих соотечественников тоже верю. И пусть кое-кто из советского командования прислушивается к вам, а не ко мне — это дела не меняет.

Не дожидаясь ответа, Кадзи повернулся и ушел.

Когда он вернулся к своей группе, к нему подошел Кира.

— Ну, что там? Я, брат, не на шутку за тебя испугался, зная твою заносчивость. Сболтнешь лишнее, и кончится наше привольное житье…

Они работали в большой комнате, облицованной кафельными плитками. Видимо, раньше здесь белили целлюлозу. Группа Кадзи должна была снимать со стен плитки.

— Привольное житье, говоришь? А сколько ты плиток сегодня снял? — строго спросил он у Киры.

Кира ничего не ответил.

— Из-за таких, как ты, и с начальством трудно спорить.

— Зато с нами каждый день споришь. — Кира посторонился, давая дорогу Кадзи.

Ведь хороший парень, ничего не скажешь, только уж больно прямой — с плеча рубит. И чего надрывается? Никак не может понять, что в таком дурацком положении и жить по-дурацки надо…

Кадзи знал, о чем подумал Кира, и сам на минуту задумался. А не прав ли этот лентяй? Ведь он меньше всех тратит сил, значит, у него больше шансов выжить. А вот он, Кадзи, ни крови своей не щадил, ни пота и загнется, наверно, раньше всех.

— И у вора, говорят, всегда есть оправдания… — бросил Кадзи, беря долото.

32

Кирихара нацелился на Тэраду, но метил-то он в Кадзи. Тэраде с каждым днем становилось все труднее увиливать от конвоя, но он своего дела не бросал. Он до конца хотел поддерживать Кадзи.

Однако вечно водить за нос Кирихару было невозможно. Как-то он поймал Тэраду, избил его и привел к конвоиру. Тот велел Кирихаре отвести Тэраду на станцию. В этот день в вагоны грузили мешки с соевыми бобами. Понятно, пленные потихоньку от охраны тащили сою. Тэрада сначала не решался брать сою, еще, чего доброго, заметит Кирихара, но потом не выдержал — ведь тут было столько еды. А Кирихара, видно, только этого и ждал.

Он снова избил Тэраду и обыскал его. У Тэрады в карманах было килограмма два бобов. Кирихара снова ударил юношу. Тэрада упал. В это время к ним подошел один русский солдат. Он оттолкнул Кирихару и стал ругать его. Переводчика не было, и смысла его слов никто не понимал, но возмущенное лицо солдата говорило о том, что он резко осуждает Кирихару.

Вечером, возвращаясь в ангар, Тэрада еле волочил ноги. Наруто вернулся из больницы ни с чем. Она была переполнена, поэтому на жалобы Наруто, выделявшегося своим ростом, никто не обратил внимания. Но Наруто вернулся не с пустыми руками — он прихватил с собой больничное одеяло. В это одеяло он закутал дрожавшего в ознобе Тэраду. В это время вернулся Кадзи.

Когда Кадзи узнал о случившемся, он сказал Наруто:

— Завтра я не выйду на работу. Группу поведешь ты. А там как знаете, можете и не работать.

Наруто кивнул, он понял, что Кадзи на что-то решился…

На следующее утро, когда все отправились на работу, Кадзи подошел к кухне и стал ждать Кирихару. Прошел конвоир, но Кадзи укрылся за стену. Но вот показался Кирихара, он был один. У стены лежал обрывок толстого стального троса. Им пользовались вместо кочерги. Кадзи невольно остановил свой взгляд на этом стальном обрывке.

Увидя Кадзи, Кирихара удивленно поднял брови.

— Ты?..

— Я хочу пойти на станцию, что-то соевых бобов захотелось…

— Я могу свести тебя и в лучшее место…

Кадзи невольно посмотрел на обрывок троса. Нет, пока не надо.

— Теперь вместо Тэрады я буду оставаться, слышишь?

Кадзи вызывающе посмотрел на Кирихару.

— И до тебя доберемся, погоди немного, — хрипло проговорил Кирихара, решивший на этот раз оставить Кадзи в покое. — Тебе Сибири не миновать!

— Не твоя забота, чего мне не миновать. — Кадзи с тазом в руках прошел мимо Кирихары. — Но сначала я тут одну вошь раздавлю.

Кирихара зло глядел вслед удалявшемуся Кадзи.

33

На следующее утро ударил мороз. В углу ангара кто-то умер. Пришли солдаты и приказали убрать труп. Труп выносили пленные. Когда они проходили мимо, Тэрада спросил!

— Кто это умер?

— Лежи смирно, а то и ты ноги протянешь, — резко сказал Кадзи.

— Нет, я не умру, — Тэрада приподнялся на соломе. — Мы ведь и не то еще выносили, правда?

— Лежи тихо, а я скоро вернусь, — сказал Кадзи.

Он подошел к большой группе пленных.

— Минагава здесь?

Минагава был в ангаре, но откликаться не стал. Пленные беспокоили его самыми несуразными просьбами, а ведь он тут один, разве всем ответишь? К тому же доброжелательность по отношению к пленным часто вредила ему самому.

Но Кадзи все-таки разыскал его.

— Ты можешь устроить одного в больницу?

— Она переполнена, — отмахнулся Минагава, — оттуда полубольных выписывают.

— Тогда, может, раздобудешь аспирин или еще что-нибудь от простуды?

— Лекарство дают только в больнице.

— Ладно, я сам попрошу, ты только переведи.

— У меня совсем нет времени, — сказал Минагава и переглянулся с Ногэ, сидевшим рядом.

Да, Тэраде, видно, ничего не остается, как самому бороться с болезнью. Кадзи уже повернулся, чтобы уйти. Минагава крикнул ему вдогонку:

— Послушай, а ты лучше выходи на работу. Иначе тебя трудно будет защищать.

— Я что же, подсудимый, что ли?

— Не в том дело. Русские всех саботажников хотят заставить работать.

— Я не саботажник и в твоей защите не нуждаюсь, так и скажи, если придется.

«Пришлось» вечером следующего дня. Разговор состоялся в большой комнате прилегавшего к ангару здания. В ней стояло три стола, в углу была навалена сломанная мебель. На месте разбитой люстры болталась тусклая лампочка.

Кадзи ввел сюда Минагава. В комнате сидел русский офицер и трое солдат.

— Чин этого человека? — спросил он.

— Солдат высшего разряда.

— Сколько прослужил в армии?

— Год и девять месяцев.

— Бывшая профессия?

— Служащий.

— Род работы?

— Как вам сказать… Перед мобилизацией работал в отделе личного состава.

— То есть эксплуатировал рабочих?

— Думайте, что хотите, мне больше нечего сказать.

— В некотором смысле, — перевел Минагава.

Офицер переглянулся с солдатами.

— Вот откуда идет саботаж.

— Что он сказал? — спросил Кадзи у Минагавы.

— Это к допросу не относится.

Руки Кадзи нервно мяли мешковину, он засунул их за веревку, которой был подпоясан.

— Притворился работягой, а сам организовал среди пленных саботаж? Так, что ли?

Офицер уставился на Кадзи немигающими глазами.

— Я никем не притворялся, а просто работал и саботажа не организовывал.

— Но вы же каждый день под предлогом болезни оставляли кого-нибудь из своей группы. — Офицер хлопнул широкой ладонью по столу. — Разве это не саботаж?

— Ты лучше признайся, — шепнул Минагава.

— Какой же это саботаж? — ответил Кадзи. — Вы бы лучше поинтересовались…

Минагава не дал ему договорить: — Он частично признает свою вину.

— Что значит частично? Или да, или нет! Здесь не суд, и приговора не будет. Но с саботажем мы будем бороться. С завтрашнего дня вы и все ваши «больные» отправитесь демонтировать узкоколейку. Не будете работать — не будете есть, ясно?

— Что за глупость! Разве я отказывался от работы? Посылайте куда угодно, но говорите со мной по-человечески. Я тоже имею право высказаться.