31
Была глубокая ночь, когда отряд, высланный за оружием, добрался до этапного пункта. Вечером городок подвергся ожесточенному артобстрелу, кое-где среди развалин еще змеились языки пламени.
Этапный пункт спешно готовился эвакуироваться. По темному шоссе, вздымая клубы пыли, к пункту и обратно сновали грузовики, скрипели подводы. На территории в открытую валялось военное имущество, предметы самого различного назначения. Среди вещей бродили солдаты. Звучала площадная ругань, хриплые пьяные голоса, смех. Все это сливалось в раздражающий шум, от густой пыли першило в горле, пахло лошадиным потом, бензином, заплесневелыми мешками.
Все стояло вверх дном, не заметно было ни малейших признаков порядка, и невольно брало сомнение: полно, организованный ли это коллектив или беспорядочная орда дикарей?
Зауряд-офицер, молоденький подпрапорщик, пробрался со своим отрядом сквозь эту неразбериху к складу боепитания и, оставив солдат, пошел искать ответственного дежурного. В полутемной канцелярии, едва освещенной керосиновой лампой, несколько солдат и фельдфебель торопливо упаковывали документы. Все отлично видели, что вошел офицер, но никто даже не взглянул в его сторону. Некоторое время подпрапорщик стоял молча. Фельдфебель достал сигарету, закурил и принялся перелистывать накладные.
— Где дежурный офицер? — подавив нарастающий гнев, спросил подпрапорщик.
— В самом деле, куда это он запропастился? — как ни в чем не бывало откликнулся фельдфебель. — Затрудняюсь сказать, поскольку не состою при нем денщиком. Эй, ты, где дежурный? — спросил он у ефрейтора, проворно упаковывавшего свой вещевой мешок.
Тот ответил, почти не скрывая насмешки:
— Прощается с госпожой О-Хана, где же еще… Последнее свидание, так сказать…
— В таком случае, фельдфебель, распорядитесь вы. Я с командой прибыл за оружием. Мы торопимся. До рассвета нужно вернуться.
— Понимаю, господин подпрапорщик, но я здесь не уполномочен распоряжаться. Если будет письменное предписание от командования выдать оружие такому-то отряду, такого-то числа, в такое-то время — тогда я могу…
— Вот мое удостоверение. Действуйте. Мы спешим.
— Нет, так не пойдет, господин подпрапорщик. Должно быть предписание…
— Где тут телефон? Фельдфебель показал на аппарат.
Подпрапорщик долго и напрасно вертел ручку. Солдаты посмеивались. Наконец он швырнул трубку.
— Что с телефоном?
— Разбомбили… — ответил фельдфебель. Остальные, не стесняясь, захохотали.
— Ну, взяли! — Один из солдат взвалил на спину огромный узел и пошел к дверям, бесцеремонно задев подпрапорщика. На пороге он остановился.
— Может, сбегать в каптерку, поклянчить печенья? — спросил он у фельдфебеля.
— А я и забыл! — Фельдфебель помог ему снять узел. — Это дело! Давай-ка живее!
Тогда подпрапорщик не выдержал.
— Ни с места! — Он вытащил саблю. — Зарублю мерзавцев!
— Ч-что такое? — растерялся фельдфебель. — Что за безрассудство, господин подпрапорщик!
— Предатели! — подпрапорщик с маху полоснул саблей по узлу у дверей. — Зарублю, негодяй! А ну быстро! Выдать оружие!
Велев солдатам не выходить из строя и ждать подпрапорщика, ефрейтор Ивабути пошел поглядеть, что творится вокруг.
У продовольственного склада стоял грузовик. Десяток солдат торопливо через борт нагружали его.
— Из батальонного обоза, что ли? — спросил Ивабути у водителя.
— Да вроде бы так… А попросту сказать — личное имущество господина капитана. Ты сам-то откуда?
— Из рабочего отряда, — мрачно ответил Ивабути.
— А-а… Бедняга! — сказал солдат, сидевший на вещах в кузове.
— Крепко тебе не повезло! — в голосе водителя послышалось даже сочувствие. — Ну что ж, воюй хорошенько! А я дам стрекача!
— А капитан ваш… Где он?
— Эвакуирует женщин-служащих, вместе с ними и укатил.
— Нам не доверил… — засмеялся солдат на узлах.
— Весело вы живете! — кисло усмехнувшись, сказал Ивабути.
Конечно, ему приходилось слышать, что интендантские живут в свое удовольствие. Но в час опасности, в чрезвычайное время, когда вся императорская армия в дружном порыве не жалеет усилий, чтобы оградить государство от нависшей опасности… Чрезвычайное положение, а тут вон что творится — полный развал…
— Не сердись, друг! На, получай, — солдат бросил ему пачку сигарет. — Конечно, не повезло тебе, спору нет, но ты на судьбу сердись, на нас не за что… Да, ефрейтор, здесь кто воюет, кто в тылу жену милует… Такая она, жизнь…
— Болтай побольше! — Ивабути чувствовал, что побит.
— Ну, поехали! — крикнул солдат из кузова. — Если надо что передать жене, давай, передам, чем я хуже других… Ну да ладно, боевой друг! Не ревнуй!
Грузовик взял с места. Водитель помахал Ивабути на прощанье.
Тасиро, спросив разрешения у ефрейтора Кавамуры, вышел из строя и собирался уже справить нужду за стоявшими на дороге повозками, как до него донесся шепот. Шептались двое за повозкой рядом:
— А фельдфебель куда девался?
— Пошел, наверно, в хозяйственную часть, сопрет там талоны на вещевое довольствие. У него голова неплохо варит.
— Столько барахла набрать! Куда, спрашивается?
— Дурья твоя башка! Война — дело проигранное. Кто честен — останется в дураках, вон сколько кругом барахла валяется. Продаст его гражданским на сторону и разживется деньжатами… Вот я тебе и толкую — несправедливо, чтобы он один наживался…
Тасиро спугнул их, неосторожно ступив. Его окликнули.
— Из рабочего отряда я, за оружием прибыли, — сказал Тасиро.
— Че-го? За оружием? Зачем?
Зачем? Тасиро возмутился:
— Наша часть будет воевать.
Те умолкли.
— А вы куда? — поинтересовался Тасиро. — Второй эшелон, что ли?
Послышался приглушенный смех.
— Справься у Отодзо Ямады!
У Тасиро потемнело в глазах. Да, он охотно спросил бы об этом у самого Отодзо Ямады. Будет ли вообще воевать Квантунская армия? И если будет, то как понимать все, что здесь творится? Ведь это ее передовые части!
Ни Тасиро, ни эти двое, сговаривавшиеся в темноте, как потуже набить карман, не знали, что командование «самой могучей и самой огромной армии в мире» в это время готовило спецпоезда, чтобы эвакуироваться со своими семьями и имуществом.
32
Команда подпрапорщика вернулась на рассвете. Роту Дои удалось обеспечить винтовками процентов на восемьдесят, остальным не хватило.
Солдат разбили на взводы. В бывший рабочий отряд явился строгий, сосредоточенный подпоручик Нонака, несколько дней назад по счастливой случайности откомандированный из Циньюньтая в роту Дои.
— Третий взвод, смирно! Командование принимаю я. Будем сражаться, чтобы отомстить за Циньюньтай! — голос подпоручика Нонаки немного дрожал. — Построиться по отделениям! Ефрейторы, шаг вперед!
Два отделения легких пулеметов, одно стрелковое, одно противотанковой обороны и одно гранатометное. В отделение противотанковой обороны попали главным образом горемыки, которым не хватило винтовок. Им выдали по одной противотанковой гранате и по одной наспех изготовленной самоделке. Они должны были укрыться па пути движения танков противника. Командиром злосчастного отделения назначили ефрейтора Акабоси. Когда читали приказ и Кадзи, получивший стрелковое отделение, увидел, как передернулось скуластое лицо Акабоси, он ощутил трудно поддающееся определению чувство — смесь жалости и злорадства. Ребята Кадзи, попавшие в отделение Акабоси, на прощанье улыбнулись своему ефрейтору. «Что поделаешь, господин ефрейтор! Приходится подчиняться!» — говорили эти улыбки.
Услышав, что им подбросили десять гранатометов, поручик Дои восторженно всплеснул руками.
— Вот и отлично! Теперь пожалуйте, гости дорогие! Разнесем в пух и прах!
Гранатометы имели дальность огня всего шестьсот метров, но на ближних дистанциях представляли грозное оружие. Дои решил самолично возглавить гранатометное отделение.