Согласно наставлениям подпоручика Нонаки, отказ от пакта с Японией был со стороны СССР «крайне произвольным» и поистине «неджентльменским» актом. Солдатам надлежало поэтому «преисполниться боевым духом и волей к решительному контрудару». О чем не говорил подпоручик? О том, что с тех пор, как четыре года назад, на печально известном совещании в присутствии императора было принято решение «силой разрешить северную проблему», то есть, попросту говоря, начать войну против СССР (конечно, если война между СССР и Германией будет развиваться в желательном для Японии направлении), командование Квантунской армии только и выжидало удобного случая для нападения; о том, что пакт о нейтралитете еще оставался в силе, а Япония, обманывая своего договорного партнера, в полном соответствии с кодексом самурайской морали, тайно поставляла Германии секретную информацию… Об этом подпоручик Нонака не говорил. «Опасность войны исходит от СССР, — внушал подпоручик. — Солдаты должны храбро и стойко защищать северные границы великой Восточной Азии!» И только наиболее скептически настроенные из них ухмылялись, начиная понимать, что кодекс самурайской морали — плохой камуфляж для агрессии и что в создавшемся кризисе повинны те, кто начал войну, они сами, и никто теперь не властен остановить надвигающуюся катастрофу…

18

Весенний ветерок шелестел в майской листве. В полночь повеяло холодом и тревогой.

Кругом темным-темно, в небе ни звездочки. В двух шагах спит граница. Сама история проложила этот рубеж. Чтобы охранять его, люди не спят по ночам. Бессмысленное, томительное и опасное занятие. Кажется, ну что стоит пройти эти несколько шагов, какое это имеет значение? Хорошо бы положить винтовку и, не торопясь, спокойно пойти вперед. И вот уже незаметно пройдена невидимая линия. Там, на той стороне, повстречается незнакомый человек, такой же часовой… «Здорово, приятель»! — «Привет»!

…Почему нельзя так сказать? Поболтать, поделиться табаком. Крохотное пламя зажженной спички на секунду озарит два лица, несхожие чертами и цветом кожи.

«Потеплело-то как, а?» — «Да, лучшее время наступает. Скоро здесь зацветут цветы». — «Семья у тебя есть? Ты женат?» — «Женат. Заждалась, поди. А ты?» — «Я тоже. Уже полтора года, как не виделись. Ох и соскучился!» — «Давай-ка обменяемся какими-нибудь памятными подарками для наших жен». — «Это ты хорошо придумал. В следующий раз, когда встретимся, обязательно обменяемся…» — «Ну, до встречи. Бывай здоров!» — «Спокойной ночи!»

…Почему нельзя поговорить так?

Кадзи шагал взад и вперед, ступал осторожно. Несбыточные мечты! Может быть, поэтому они так радуют душу. «Здорово, приятель!» А в ответ грянет выстрел. Кадзи вздрогнул. А что, если сейчас появится кто-нибудь оттуда? Разве Кадзи но вскинет винтовку? «Стой, кто идет?!» Это окрик солдата Квантунской армии, а не голос посланца мира…

Почему человек ищет дружбы, а должен в одно мгновение превратиться в убийцу?

Кадзи остановился и прислушался. Земля содрогалась. Очевидно, там перебрасывали тягачи или танки. В последнее время этот грохот слышен почти каждую ночь. Если это действительно артиллерия, то слова «здорово, приятель», пожалуй, и вправду не к месту.

Кадзи печально усмехнулся. Полевая артиллерия и танки, чтобы ударить по таким, как Кадзи. А он размечтался: «Здорово, приятель!» Нет, из этого ничего не выйдет! А может, лучше бросить винтовку, поднять руки и пойти прямиком туда, где рядами расположились их «катюши»? Сдаться, не сражаясь? «Советские товарищи, я бросаю оружие!» Гримаса исказила лицо Кадзи. Он отчетливо увидел себя в эту минуту. Светловолосый человек, подталкивая Кадзи в спину автоматом, будет командовать: «Вперед! Направо! Налево!» Потом Кадзи очутится перед большим столом; по ту сторону стола, весело улыбаясь, сядет офицер, такой же светловолосый… «Что, испугался нашей превосходящей силы? Правильно я угадал?» — «Нет, неправильно. Я пришел потому, что никогда не хотел воевать против вашей страны и теперь не хочу… Пришел потому, что ради мира на земле мне как человеку ничего другого не остается». — «Но ты избрал неверный путь», — иронически усмехнется светловолосый офицер. — Ты должен был бороться за мир в своей повседневной жизни. Много ли стоит сознательность, которая проявляется только в форме капитуляции, так или иначе неизбежной!» — «Может быть, вы и правы. Но раньше я колебался, а теперь наконец решился. Пусть поздно, пусть это уже ничему не поможет, но ведь это лучше, чем никогда?» — «Ну что ж, пожалуй, ты прав… — Офицер кивает, и лицо ого становится серьезным. — Тогда вот что… Расскажи подробно о составе, вооружении и дислокации твоей части. Мы разгромим армию агрессора. И тогда на твоей родине снова воцарится мир, о котором ты так мечтаешь. Ты больше не солдат Квантунской армии. Рассказывай же!» Кадзи мысленно представляет себе позиции Гуаншаньтяня, которые он сейчас охраняет, потом весь укрепрайон Циньюньтай, где находится Кагэяма, сумевший, несмотря на свои погоны, остаться человеком… «Я отказываюсь!» — «Почему?» — «Я рядовой солдат, прибыл сюда недавно. Я ничего не знаю. Не знаю, пожалуй, и сотой доли того, что известно вашей разведке». — «Ладно!» Офицер делает знак рукой, и в спину Кадзи вновь упирается автомат. — «Налево! Направо!» Тянется время, никчемное, как пустота. Но вот гремит канонада, раздается скрежет танковых гусениц. Циньюньтай не продержится и трех часов. Кадзи ждет, он во власти какого-то странного отупения. Звонит полевой телефон. Светловолосый офицер берет трубку и, выслушав донесение, обращается к Кадзи с удовлетворенной улыбкой: «Позиции, которые обороняла твоя часть, уничтожены».

…Кадзи вслушивался в тишину. Далекий грохот затих. Кадзи снова пытается представить себе светловолосого офицера, но почему-то не может. Вместо него перед глазами встает Митико. Удивительно, он и не вспомнил о ней, когда представлял себе, как сдается в плен. Сейчас она, казалось, упрекала его за это. «Забыл нашу клятву? Ведь ты сказал, что вернешься…» Потом заплакала, как в ту ночь, в казарме: «Не уходи… Вернись!»

Кадзи напряг зрение. Если идти, то сейчас. Будь на его месте Синдзе, он пошел бы без колебаний. А Тангэ? Что же мне делать, Митико?

Прохладный ночной ветер неожиданно донес с той стороны чуть слышную мелодию… Не то песня, не то далекая музыка. Кадзи насторожился. Звуки постепенно нарастали. Вот уже можно различить даже громкие, оживленные голоса и смех — или, может быть, ему чудится это? Кадзи замер на месте. Внезапно ночное небо ярко озарил фейерверк. Стреляли из ракетниц. Теперь уже незнакомая мелодия слышалась отчетливо. У них праздник? Что за праздник, Кадзи не знал. Но, видно, веселье большое. Там, за линией границы, ночное небо содрогалось от ликующих голосов. А здесь, за спиной Кадзи, угрюмо чернели доты, погруженные в свинцовый сон.

Сзади раздались шаги. Кадзи крепче сжал винтовку. Смена часовых.

— Стой, кто идет!

Шаги замерли. Раздались слова пароля.

Кадзи назвал отзыв.

Перед ним выросли фигуры разводящего и часового, пришедшего на смену.

— В течение двадцати минут наблюдался грохот артиллерийских тягачей или танков. В остальном — никаких происшествий, — докладывал Кадзи.

— А это?.. Что это? — разводящий уставился в темноту. Оттуда доносилось проникновенное, берущее за душу пение.

— Да вот поют… — сказал Кадзи. — Праздник, наверно.

— С чего бы это? — обеспокоенно прошептал разводящий.

— Фейерверк тоже пускали… — ответил Кадзи. И после небольшой паузы спросил: — Может, в Европе война кончилась? Немцы капитулировали, определенно!

19

Кадзи угадал. Правда, официального сообщения о капитуляции Германии еще долго не было. При всей любви к наставлениям, подпоручик Нонака не спешил использовать поражение «дружественной Германии», как материал для очередной беседы с солдатами. Подпоручик слепо верил в немецкий блицкриг, и капитуляция Германии до основания потрясла его представления о войне. Куда делись мощные моторизованные дивизии, которым оставалось рукой подать до Москвы? Как случилось, что Гитлер, обещавший разгромить Россию за четыре недели, должен был принять яд в подземелье? Нонака был потрясен и, видимо, поэтому полагал, что солдаты будут потрясены не меньше. Он запретил унтер-офицерам сообщать солдатам о капитуляции Германии. В очередном письме к Митико Кадзи настоятельно советовал ей запастись продуктами…