Часовой заметил незнакомых людей, идущих к шабным машинам, подошел к висящей на суку гильзе и железным прутом ударил по ней. Тотчас из палатки выскочил старший лейтенант — дежурный. Он встретил прибывших и провел их к начальнику штаба полка.

— Мы рады приветствовать и поздравить вас с зачислением в нашу дружную семью, — сказал начштаба, прочитав предписание.

Затем сообщил, что командир и комиссар полка убыли в штаб дивизии. На минуту задумался, постукивая карандашом по столу, словно раздумывал: куда же их направить?

— Если можно, во второй батальон, — вырвалось у Овчаренко.

— Во второй, так во второй, — согласился начальник штаба, даже не поинтересовавшись, почему он попросился именно туда. — А вам, товарищ Горохов, придется ждать комиссара полка, он вас определит. Наверно, останетесь комсоргом полка. Где это вас так нарядили? Костюм явно не по размеру.

Начальник штаба позвал дежурного и приказал:

— Вызовите связного из второго батальона, пусть проводит лейтенанта, а политруку постарайтесь заменить обмундирование.

Проводить Овчаренко во второй батальон прибыл тот самый боец, который час назад сопровождал его до штаба полка.

— Вот видите, товарищ Константинов, нас опять свела судьба, — сказал Овчаренко, когда они тронулись в обратный путь.

— Так точно, товарищ лейтенант, а откуда вам известна моя фамилия?

— Это секрет, — улыбнулся Овчаренко. — Лучше расскажите, как воюется, что хорошего в вашем батальоне.

Константинов рассказал о себе, о товарищах, а потом спросил:

— Товарищ лейтенант, как вы думаете, скоро войне конец?

— Надо победить немца, товарищ Константинов, вот тогда и конец.

— Да, — почесал затылок боец, — это не вдруг…

За разговором не заметили, как оказались у землянки командира батальона.

Овчаренко зашел и, как положено, представился. Из-за фанерного, самодельного столика, на котором стояла кружка и лежал кусок хлеба, поднялся молодой капитан с черной шевелюрой на голове и орденом Красной Звезды на гимнастерке, протянул вошедшему руку:

— Капитан Стахиев. Прошу присаживаться. Я собрался обедать, поедим вместе, а заодно и поговорим.

Капитан повернулся к ординарцу:

— Кусков, принеси еще один обед, для гостя. Хотя теперь вы уже не гость, а полноправный член семьи…

За обедом капитан осведомился о военной подготовке взводного, а когда узнал, что Овчаренко по специальности инженер, произнес:

— Взводный — инженер. Дрожи, фриц! Вот какое пополнение приходит к нам! Ваш предшественник ушел на повышение, думаю, что и вы долго не задержитесь. Покажу вам одну «игрушку». — Капитан достал из полевой сумки блестящую коробочку, продолжил: — Вот какие безделушки к нам забрасывают гитлеровцы. Это обыкновенная мина. Неопытный боец, подобрав такую штуковину, естественно, попытается ее открыть и… В прошлом месяце так погиб один наш сержант. Мы предупредили всех ребят, но лишний раз напомнить не мешает. Бдительность и осторожность должны быть на каждом шагу!

Капитан коротко охарактеризовал офицеров батальона и пустился в рассуждение о роли взводного.

— Среди офицеров бытует шуточная присказка: меньше взвода не дадут, дальше фронта не пошлют. Однако это не принижает роли взвода. Успех роты зависит от него. Взвод, скажу вам, это как бы ручеек большой реки. Пересохнет этот ручеек — и, глядишь, река обмелела. Как ни крути, а взводный — фигура. Самая большая потребность фронта во взводном…

Первым, кто встретил Овчаренко во взводе, командиром которого его назначили, был конопатый сержант.

— О, вы все же к нам попали! — обрадовался сержант, будто Овчаренко был его закадычным другом.

До войны Овчаренко много читал и слышал о бесстрашии, но только когда сам побывал в бою, понял, что страх присущ всем смертным. Разница только в степени страха. Есть страх, и есть долг, и важно, чтобы в бою страх не взял верх над долгом. Тех, кого поборол страх, не уважают, для живых они мертвецы, и наоборот: мужественные люди, погибшие в бою, еще долго продолжают жить в памяти народной, а иногда их имена становятся бессмертными…

Так думал Овчаренко, лежа на зеленой траве, возле своего Т-34. Последнее время ему приходилось спать по два-три часа в сутки. И в свободные минуты его потянуло на сон. Как только он засыпал, перед ним возникала Рита. Вот и сейчас она с укором спросила, почему он давно ей не писал. Не успел он ответить, как Рита исчезла.

Над Овчаренко склонился комбат:

— Мне жаль будить тебя, но дело неотложное… Овчаренко слышал голос, а проснуться не было сил.

И только после того, как Стахиев шершавыми ладонями потер ему уши, Овчаренко с трудом открыл глаза.

— Твоему взводу выпала большая честь. Сегодня ночью он пойдет в головной походной заставе, — сообщил комбат.

— А с чем ее едят, эту заставу? — попытался шутить Овчаренко.

— Доставай карту. С чем едят — скажут немцы, если не постесняются.

— Фрицы не страдают этим недугом, — ответил Овчаренко и достал из полевой сумки карту.

Комбат цветными карандашами нанес на карту боевую обстановку, подробно рассказал задание, объяснил, как следует действовать.

— Тебе все ясно? Если будет время, продолжим разговор, а пока бай-бай…

Овчаренко опять прилег, но сон как рукой сняло. Он думал о предстоящем боевом задании…

Халимон только отошел от кухни, как позади раздался голос Кожухарова:

— Остап, а Остап, погоди!

Он будто не слышал — не остановился. Тогда Кожухаров ускорил шаг, догнал его, положил руку на плечо:

— Остап! Я тебя враз узнал. Вот так встреча! А ты совсем не изменился. Думал уже, что тебя давно в живых нет. Столько лет не приезжал в село…

Халимон подал руку, изобразив на лице радость встречи, и с горечью выдавил:

— В деревне, Яким, у меня никого не осталось, кроме дальних родственников. Куда делся отец — до сих пор не знаю. Кому он мешал?.. Теперь уже поздно говорить об этом… Ты, Якимушка, пожалуйста, не болтай ничего лишнего. Отойдем в сторону. Я тебе кое-что расскажу, но это тайна, упаси бог где-либо сболтнуть: тебя сразу пустят в расход…

Они отошли от дороги, уселись на траве, закурили.

— Так вот, дорогой, два года назад я окончил спецшколу. Имею звание старшего лейтенанта, но послан в войска под видом рядового. Мне поручено выслеживать врагов, которые замаскировались под видом командиров. Ты, наверно, слыхал, что из русских белоэмигрантов немцы вербуют шпионов и направляют их к нам. Я уже разоблачил двоих. Тут до тебя был взводный командир, младший лейтенант Колесников, так он — чистейшей воды немецкий шпион. Недавно его вызвали в соответствующее место и… А здесь сказали, что отправили на учебу…

Якиму стало страшно от услышанного, а Остап входил в роль, продолжал:

— Почему я тебе все это рассказываю? Не догадываешься?

Яким пожал плечами:

— Конечно, нет, у меня образование только четыре класса.

— Образование здесь ни при чем. Дело в том, что мне одному трудно, вот ты и будешь мне кое в чем помогать.

— Что ты, Остап, где это видано, чтобы баран помогал трактору! Нет, я для дела не гожусь. Извини, — категорически запротестовал Кожухаров.

— Ну, ладно, но только о нашем разговоре — нигде ни слова. А если будет бой, держись меня, Яким. Со мной не пропадешь.

Кожухаров по своей наивности поверил Халимону. На второй день он услышал разговор двух кадровых красноармейцев батальона, лестно вспомнивших своего боевого взводного командира, которого послали в академию на учебу.

— А как фамилия взводного? — не удержался Кожухаров.

— Колесников, а что? Может, твой родственник?

— Нет, я вроде где-то слышал эту фамилию, — ответил Кожухаров и подумал: «посылка на учебу» взводного — конечно же, дело рук Халимона.

Задолго до рассвета немецкие мины и снаряды зловеще завыли в районе обороны батальона. Халимон прижался ко дну окопа, выругался, а потом с укором сказал Соломко: