— Вышел.
— А.
Наверное, Олежеку стало жалко меня.
— Ты не расстраивайся, — сказал он так, как будто только что кто-то съел мою шоколадку.
Я смотрела на Олега и не могла поверить, что мы говорим на одном языке.
— Знаешь, — на его лице появилось отвращение, — он был законченной гнидой, этот Окунь…
Я попыталась жестом остановить его. О мертвых говорят или хорошо, или никак.
— Я, конечно, понимаю, что дело дрянь… — продолжал Олежек, — но…
Я вытащила из пачки сигарету. Он щелкнул зажигалкой Dupont. Я не курила лет десять.
— Но я могу вернуть тебе деньги.
При чем тут деньги? Я затушила сигарету.
— Понимаешь, когда я выяснил, кто наш клиент, ну, навел кое-какие справки… в общем, стечение обстоятельств… Он многим мешал… Что мне было теряться? — Олег виновато посмотрел на меня. — Ты не единственный заказчик на Окуня. Не злись.
Я не поняла, улыбнулся ли он, потому что ему было весело, или просто продемонстрировал свои новые белые зубы, сочтя повод подходящим.
— Что? — не поняла я.
— В общем, у меня был еще один заказчик на Окуня. Поэтому, раз с тобой такая осечка, если тебе, конечно, будет от этого легче, я тебе деньги верну.
Я качнула головой:
— Не надо.
Он обрадовался.
Я посмотрела в окно. Пейзаж на улице напоминал иллюстрацию к хрестоматийному стихотворению «Мороз и солнце…». Я заказала чай и пирожные.
«Осечка», — мысленно повторила я, смакуя каждый слог.
Чай был настолько ароматен, что я спросила у официанта название сорта.
— Обычный «Липтон», — ответил он.
«Осечка».
Я хотела сказать Олегу, что он отлично выглядит.
— Купи себе новую зажигалку, — посоветовала я.
— Какую? — Он удивленно покосился на свой золотой Dupont.
— Одноразовую.
— Почему?
— С такими зажигалками только жлобы ходят. Или те, у кого нет денег.
— Ладно. — Он добродушно кивнул.
— А что это за Вова Крыса?
— Не знаю. — Олег махнул официанту, и тот пошел за счетом.
— Но это точно он? — спросила я. Олежек пожал плечами.
— А что говорит водитель?
— Водитель пока говорить не может. Пишет, и то с трудом.
— А что пишет-то?
— «Крыса».
— Не много. — Олег вздохнул. — Хотелось бы, конечно, побольше информации. А то ведь так можно и всю преступность искоренить в Москве.
Я улыбнулась.
— Думаю, никто не расстроится.
— Как сказать… Здесь-то все свои. А то новые появятся. — Олег, не посмотрев на счет, положил кредитку. — Ты больше ничего не хочешь?
— Пока не хочу.
Он взглянул на мое задумчивое лицо и ободряюще произнес:
— Ну-ну… Кстати, насчет водителя. Смотри, чтобы ему не помогли замолчать навсегда.
— Знаю. У него круглосуточная охрана. Он же свидетель.
Я с детства верила в чудеса. И как следствие — в бога. Я тайком бегала в Елоховскую церковь и просила у бога чуда: пятерку по математике; чтобы зубной меня не вызвал; чтобы за порванное платье не ругали; чтобы купили собаку. Чаще всего чудо происходило. Я благодарила бога и просила нового чуда: пусть я поступлю в институт; пусть он в меня влюбится; пусть мой ребенок будет здоров; пусть мне купят двести двадцатый «мерседес»!
За несколько месяцев до смерти Сержа на Пасху мы ставили в храме свечи, и я подумала, что мне не о чем просить бога. Я старалась что-нибудь придумать, но не могла. Я решила, что это, наверное, главное чудо, когда ничего не надо, потому что все есть.
Когда убили Сержа, я сказала маме: «Бога нет». Она ответила: «К сожалению».
Машина Олежека скрылась за поворотом, а я еще долго смотрела ей вслед.
Сзади кто-то сигналил. Я нажала на газ так, словно пробовала педаль на прочность. Медленно тронулась.
Люди суетливо шагали по улицам, хлопали стеклянными дверьми магазинов, останавливались у витрин; солнце отражалось от снега и слепило им глаза, они жмурились, но лиц не прятали — солнце такая редкость в это время года. Всюду стояли наряженные елки, разноцветными огнями переливались гирлянды, — предчувствие Нового года охватило весь город, и он дышал этим ожиданием. И с нетерпением считал дни и часы, оставшиеся до праздника.
Я припарковалась около маленькой церкви на Ваганьковском кладбище.
Много о чем я могла бы помолиться богу сегодня — за упокой души Сержа, и о здоровье дочери, и за родителей, и чтоб с моим бизнесом все было нормально, и чтоб покой в душе, и чтоб будущее…
Но не за тем я была здесь. И не за чудом.
Впервые в жизни я поднималась по этим ступеням, чтобы просить прощения. Смиренно и покорно.
14
Я приехала в офис, как всегда, в десять тридцать. На столе лежала подготовленная для меня толстая папка с бухгалтерскими отчетами за прошлый месяц. Рядом — канцелярская книга с черным налом. Я сняла шубу, посмотрелась в зеркало и снова вышла в приемную. Экспедиторы должны были оставить мне списки магазинов-должников.
— Вот они. — Секретарша с готовностью протянула несколько листов. Я пробежала их глазами. Десять магазинов задерживали выплаты за проданный товар.
— Позови мне Сергея, — попросила я, и секретарша стала набирать цифры внутреннего номера.
Сергей занимался реализацией, и о решении сложившейся проблемы я хотела услышать от него лично.
— Ты в курсе, что рекламный бюджет состоит из оборотных средств? — накинулась я на маленького Сергея в непомерно большом пиджаке — это был его стиль.
— В курсе. — Еще бы: годовой бюджет мы составляли вместе.
— И чем мне проплачивать наружку, — я заглянула в календарь, — послезавтра?
— А мне что делать? — возмутился Сергей. — Бандитов к ним посылать? Или в суд подавать?
— Не знаю. — Я и вправду не знала. После того как мы расширили рынок сбыта и заключили договоры еще с тридцатью магазинами, кроме сети «Развилка», проблема с тем, что магазины не хотели платить, стояла остро.
— Я и ругался, и просил. Ничего не помогает. Будут задерживать выплаты на целые недели.
— А ты подружись с ними, — посоветовала я.
— Со всеми? — изумился Сергей. — Их же много, а я один!
— Давай штатную единицу введем — друг директоров. Пусть пьет с ними раз в неделю.
Снаружи послышался шум. Двери резко распахнулись — громко топая сапогами, в кабинет ворвались человек пять с автоматами и черными масками на голове, и мы мгновенно оказались на полу. Руки надо было держать на затылке.
В открытую дверь кабинета я видела свою секретаршу и еще пару сотрудников, распростертых на паркете.
Было такое чувство, что сейчас начнут стрелять. Причем во всем городе, а не только у меня в офисе.
Я подумала: не задралась ли у меня юбка?
— Кто главный? — грубо спросил один из людей в масках.
Я помедлила несколько секунд.
— Я.
Получилось хрипло и нерадостно.
Спрашивающий подошел совсем близко, так, что его начищенный ботинок оказался рядом с моими глазами, и внимательно посмотрел на меня.
Он кивнул кому-то, и дверь в кабинет закрыли.
— Можете встать.
Я неуклюже поднялась, жалея, что не надела сегодня джинсы.
— А ему можно? — я кивнула на Сергея.
— А кто это?
— Менеджер.
— Пусть подождет за дверью.
Сергей встал. Под огромным пиджаком он сжался так, что казалось — из комнаты выходит один только пиджак.
Вместе с Сергеем вышло три человека в масках. Остались двое. И я.
— Садитесь, — предложили мне.
Я села за свой стол, стараясь не смотреть на бухгалтерские документы.
— Вы кто? — спросили меня, и я уловила в голосе доброжелательность.
Я назвалась.
— Значит, это ваша фирма?
— Да.
Меня попросили показать учредительные документы.
Я вышла за ними в приемную. Секретарша все еще лежала на полу. В дверях стоял участковый инспектор. Однажды я уже видела его, он заходил знакомиться.
Когда я вернулась, один из мужчин снял маску и с интересом листал бумаги у меня на столе.