— Повяжи чалму и надень пёстрый халат! И ещё — не говори, что не слышал — если по дороге издашь хоть звук, воткну твой нож тебе же в спину.
Так и шли они — Артык-ших впереди, Акы позади него. Святоша иногда сбавлял шаг и в темноте краем глаза поглядывал, не идёт ли кто. Нет, никого вокруг не было.
Парень всё чаще покрикивал:
— Не оглядывайся, иди быстрей!
— Куда ты меня ведёшь?
— Молчать!
Они дошли до шоссе, уходящего куда-то в пески, и остановились. По обеим сторонам темнели стога верблюжьей колючки.
Акы спихнул Артык-шиха с асфальта, подвёл его к одному из стогов, отбросил в сторону охапку колючки, поджёг её и сказал:
— Ну-ка, давай сюда чалму!
— Зачем тебе моя чалма?
— Давай, говорю!
Артык-ших снял чалму и протянул её Акы.
— Брось на землю!
Не прикасаясь руками, парень носком сапога метнул чалму в костёр.
— Снимай халат!
— Акы, смилуйся!
— Хочешь, чтобы я из тебя кишки выпустил?
Халат бросил в костёр сам Артык-ших.
— Теперь всё?
Переложив нож из одной руки в другую, Акы усмехнулся:
— Нет, пока не всё! Снимай рубашку и туфли!
Тот покорно бросил в костёр рубашку и туфли.
— Уж теперь-то, наверно, всё?
— Нет, ещё не всё, святой отец! — Акы с презрением глянул в освещённое пламенем ненавистное лицо Артык-шиха. — Снимай штаны!
— Акы!
— Снимай! — парень подошёл вплотную к Артыку и схватил его за шнурок, на котором у того держались штаны.
Артык-ших отпрянул, но Акы успел перерезать шнурок острым, как бритва, ножом. Штаны свалились и помешали Артыку бежать. Он запутался в них и упал.
Акы содрал с него злосчастные штаны, швырнул их в костёр и приказал:
— Вставай?
Стыдливо прикрываясь руками, Артык-ших встал и, всхлипывая, проговорил:
— Теперь кожу с меня сдерёшь?
— Пусть кожу сдирают с тебя собаки! — сказал Акы и вывел его на середину шоссе.
— Иди! — не удержался он и пнул святого. — Если попадёшься когда-нибудь мне на глаза, набью твою шкуру соломой!
Сам Акы двинулся в обратную сторону — домой. Через какое-то время до него донёсся сзади пронзительный женский голос:
— Помогите, люди! Привидение идёт, привидение!..
XVI
Караджа Агаев с большой папкой под мышкой с утра отправился в путь. Как раз прошло два дня после того, как он побывал в гостях у Каландара Ханова и получил соответствующие указания. «Волга» начальника быстро домчала его до правления колхоза «Хлопкороб».
— Шасолтан ещё не пришла? — спросил ревизор, приоткрыв дверь в бухгалтерию.
— Наш председатель с утра на полях, а в контору приходит попозже… — объяснил главный бухгалтер Дурды Кепбан. — Караджа! Откуда ты взялся? — тут же воскликнул он, пожимая руку ревизору. — Проходи, садись! Тебе, оказывается, нужна была высокая должность, чтобы пожаловать к нам. Совсем тебя не видим. Ну, рассказывай, как дела, жена как? Дети, не сглазить бы, наверно выросли?
Хоть Дурды Кепбан и старался, как умел, говорить приветливо и задушевно с бывшим односельчанином, разговора не получилось, потому что Агаев с самого начала принял официальный тон.
— Дети растут, а мы стареем, товарищ Кепбанов, — сухо и даже надменно ответил он. — Забот и хлопот — по горло.
Человек бывалый и чуткий, Дурды Кепбан понимал не только слова, но и тон, каким эти слова произносятся.
— Забот и хлопот, конечно, хватает, — проговорил он и, незаметно окинув ревизора взглядом, обратился к парню, который потихоньку щёлкал на счётах у противоположной стены. — Аннагельды, голубчик, не сочти за труд, включи чайник. Угости товарища Агаева крепким чаем. То ли с утра сегодня припекло; то ли ещё почему — у нас у всех пересохло в горле.
— Лично я чаю не хочу, товарищ Кепбанов. Вы лучше найдите мне председателя, — сказал ревизор и заходил по комнате, не расставаясь со своей папкой. Безразличным взглядом окинув стены, увешанные лозунгами и плакатами, он прохаживался ни на кого не глядя.
— Найти Шасолтан нелегко. Сами знаете, посевные площади теперь не те, что были раньше. Прежде весь колхоз — пять кибиток — и всё. Сейчас добраться из бригады в бригаду нужно порядочно времени. Возможно, Шасолтан сегодня поехала подальше, за канал, на бахчу.
— Интересно, что бы вы делали, если бы приехал кто-нибудь вроде Каландара Ханова или секретаря райкома?
— Ничего бы не делали. Ответили бы им так же, как и вам.
— Как же быть? — размышлял вслух ревизор, положив, наконец, папку на подоконник и прислонившись к стене.
— А очень просто, товарищ Агаев, — улыбнулся Дурды Кепбан. — Давайте я повожу вас по селу. Вы, наверно, не видели наших новых построек. Или у вас очень срочное дело?
— Ещё какое срочное!
— Может быть, я смогу вам помочь? Хоть я и не председатель, но всё-таки член правления.
— Нет, ваши права и ваши возможности так далеко не распространяются, — важно сказал Агаев. — Прежде всего нужно разрешение председателя.
— А… Так, значит, вы приехали по ревизорским делам?
— Да, можно сказать и так.
— Разрешите узнать, что именно вас интересует?
— Узнаете, когда приедет председатель.
— Что ж, ладно, — задумчиво произнёс Дурды Кепбан. — И ревизия — дело нужное. Однако следует не только ревизовать, но порой и помогать. Сами знаете, чем обширнее становится хозяйство, тем сложнее работа по учёту и отчётности. Теперь колхозу нужен не простой бухгалтер, а, если хотите, академик. Вернее, счётная машина!
— Я приехал по одному конкретному вопросу! — заявил ревизор. — Если вы нуждаетесь в помощи, придётся нам ещё как-нибудь заехать.
— Мы и на это согласны. Приезжайте ещё раз, — сказал бухгалтер и обратился к счетоводу, который собирался заваривать чай. — Аннагельды, голубчик, оставь чайник, лучше садись в машину. Что бы товарищ Агаев ни говорил, а повозить его по посёлку надо. Чай потом попьём, дома.
Как ни сопротивлялся Караджа Агаев, Дурды Кепбан всё-таки вывел его из помещения. Не дожидаясь приглашения, ревизор сел рядом с водителем в новенький «Москвич». А Дурды Кепбан устроился на заднем сиденье.
— Сначала давай по главной улице. Потом мимо летнего кинотеатра. Завернёшь возле водокачки. Пожалуй покажем ещё и сад, — говорил Дурды, сразу наметив маршрут.
Аннагельды любил возить гостей и рассказывать, о каждом новом доме, о каждой улице.
— Вот это дом такого-то, а этот — такого-то! Как вам нравится виноградная беседка? Вы только посмотрите на грозди! — Он не спеша вёл машину по асфальтированной улице и, глядя то влево, то вправо, давал объяснения. — А как вам нравится это здание из бетона и свёкла? Детский сад. Двести пятьдесят ребятишек! Кажется, до вашего переезда в город здесь были ещё развалины старой маслобойни?
Хоть Аннагельды не догадывался, но Дурды Кепбан понял, что ревизора всё это решительно не интересует. Поэтому, похлопав парня по плечу, он вежливо сказал:
— Аннагельды, голубчик, а что, если ты повернёшь к саду?
— Какой ещё сад? — обернувшись, спросил Караджа Агаев.
— У нас на Мургабе замечательные яблоки.
— Далеко это?
— Нет. Два шага. В тех местах, где вы когда-то были подпаском. Помните старого чабана Сахаткули-ага?
— А… Вон где… Так ведь яблоки ещё не созрели?
— Рановато… Но растут хорошо, и завязей много.
— Пусть себе растут! Приедем, когда поспеет урожай, — заметил ревизор и, закурив сигарету, снова оглянулся. — Может быть, вы покажете мне новый дом Тойли Мергена?
— Вы разве не были на новоселье? — вмешался в разговор Аннагельды. — Ох и здорово тогда пел Аман!
— Ни о новоселье, ни о том, кто там пел, мы ничего не знаем, — с безразличным видом произнёс ревизор.
— Очень красивый дом! И новоселье удалось на славу! — сказал Аннагельды и развернул машину. — Все новые дома надо строить именно так. Правда, Дурды-ага?
Не успел Дурды Кепбан раскрыть рот, как Агаев, и сам не заметив того, выложил всё, что было у него на уме: