— Так почему же столько хлопка валяется? Почему вы его не отправили?
— Машин не хватает, — заметил один.
— Если и есть машины, то не дают тележек, — подхватил другой.
— А волочить в мешках не дозволено, — добавил третий.
— Кто это сказал, что не дозволено?
— Ваш заместитель, Нобат! — снова заговорил худощавый. — И потом, вроде бы договорились — сначала перевозить хлопок передовых бригад. А у такой отстающей бригады, как наша…
— Коли отстаёте, почему машина не работает?
Бригадир махнул рукой в сторону новой хлопкоуборочной машины, что стояла неподалёку от площадки, покрытая пылью и паутиной.
— А водителя нет.
— Нет водителя? Куда же девался Джепбар?
Вместо того, чтобы ответить на вопрос бригадира, худощавый парень почесал нос и прищурился.
— Ты чего ухмыляешься?
— Если бы мне лично сказали, поезжай, мол, в пустыню, собирай арбузы, вари патоку и суши дыни, то я бы и близко к машине не подошёл.
— Что ты хочешь этим сказать? Кто мог послать Джепбара на арбузы, когда не убран хлопок? Кто это сделал, я спрашиваю?
— Кто же, кроме вас, может послать? — уже откровенно засмеялся худощавый. — И уехал он не один. Прихватил с собой и свояка Хуммеда.
Не случайно ухмылялся худощавый парень. Была на то причина. И Джепбар, и Хуммед доводились зятьями Тойли Мергену. Поняв, что его хотят поддеть, бригадир бросил на землю сигарету и раздавил её носком сапога.
— Ну, что ж, — сказал он. — Раз я сам их послал, то сам и назад верну. Так что ты, голубчик, напрасно рот до ушей растянул. — Тут он подошёл к булькающему в стороне большому чёрному казану и спросил: — Кто из вас повар?
Огромный усатый парень бросил карты, которые до сих пор держал в руках и, потянувшись, нехотя поднялся.
— Вообще-то повар я, Тойли-ага, — лениво произнёс он, догадавшись, что вопрос задан неспроста.
Окинув усатого взглядом с головы до ног, Тойли Мерген с презрением проговорил:
— И не стыдно такому здоровенному детине да при таких вот усах торчать возле чёрного казана и валяться без дела?
— Акы не виноват, Тойли-ага… — рванулся вперёд худощавый, но уже постеснялся улыбнуться.
Бригадир помахал в воздухе рукой:
— Да перестань ты чушь молоть! Кто же виноват? Может, опять я?.. Так вот, с завтрашнего дня чтобы я не видел тебя возле казана! С завтрашнего дня вы все выйдете на хлопок. А вместо вас сюда придут ваши жёны! Чтобы варить суп, принимать хлопок, сушить его и отправлять на базу — усы не нужны.
Парни молчали, почуяв серьёзность положения, однако худощавый не выдержал:
— А что делать неженатым?
Тойли Мергену было не до шуток. Он пристально посмотрел на зубоскала и твёрдо сказал:
— Если завтра увижу тебя за картами, то объясню, что тебе делать. Слышал или надо повторить?
— Слышал… — потупился шутник.
— Ну, раз слышал, передай таким же, как ты, лентяям С завтрашнего дня все выходят собирать хлопок. Все! Ясно? — Голос Тойли Мергена набирал силу. — Позор! Урожай не собран. Бригада отстаёт, А им и печали нет. Лежат, картишками перекидываются и животы поглаживают. Есть у вас совесть?
После этого разговора Тойли Мерген, никуда не сворачивая, отправился домой. Только теперь дала себя знать усталость. Есть не хотелось, а утолить жажду он не смог даже двумя чайниками и пододвинул к себе третий.
Если в жажду его ввергла длинная дорога, по которой прошагали его непривычные к ходьбе йоги, то устал он от мыслей и забот. Подложив под локоть две подушки, Тойли Мерген пил чай и спрашивал самого себя: как быть? Работа тяжёлая. Людей мало. Что делать? И не раз, и не два задавал он себе эти вопросы.
«С Кособокого Гайли надо начинать, да, с Гайли!..» — решил он наконец и резко отодвинул пиалу.
— Да, да, надо начинать с Кособокого! — вслух повторил он.
Услышав голос мужа, Акнабат, занятая своими делами на кухне, просунула голову в дверь:
— Ты что-то мне сказал?
— Пока нет, но, кажется, придётся и тебе ска-гать. — Тойли Мерген поднялся. — Надо собирать хлопок!
— Мне?
— Тебе!
— Ай, какая из меня сборщица!
— Соберёшь пять граммов — и то польза!
— А ты куда?
— В город!
— Что ты там потерял?
— Привезу Гайли Кособокого.
— Гайли? — удивилась жена. — Зачем он тебе понадобился?
— Заставлю собирать хлопок.
— Ах, вот оно что!.. — Акнабат сунула в рот кончик платка, чтобы скрыть улыбку. — Хорошо, конечно, если он тебя послушается.
— А не послушается, пусть собирает свои пожитки и совсем переезжает на базар. Я не потерплю, чтобы он барышничал, а хлопок гнил на полях.
— Если бы ты раньше, отец, об этом подумал, то не было бы того, что случилось…
— Есть поговорка, мать: «Лучше поздно, чем никогда!» — Тойли Мерген кивнул жене и пошёл к машине.
Хотя солнце уже перевалило за полдень, народу на городском базаре было видимо-невидимо. Горы душистых дынь, от маленьких, с кулак, до таких, что не на всяком столе поместятся, тугие гроздья винограда, любые овощи — словом, что ни пожелай, всё есть. Покупателей великое множество, но и торговцев хоть отбавляй.
Оставив машину на пустыре возле старой бани, что примостилась с восточной стороны базара, Тойли Мерген вошёл в толпу. Продвигаться в этой толчее было трудно. На счастье, попался знакомый человек и объяснил, где искать Гайли Кособокого. Иначе бы Тойли Мергену нелегко пришлось.
Надвинув на лоб известную всему городу шапку, Гайли торговал в самом конце базара. Он сидел в тени возле табачной палатки и, покуривая, отпускал кому-то морковь, затем протянул сдачу и, конечно, не заметил, что за ним наблюдают.
— Почём морковь? — спросил Тойли Мерген, подойдя вплотную.
— Сегодня морковь почти даром. Даром, — не поднимая головы, ответил Гайли. — Пятьдесят копеек кило!
— А по колхозной цене не отдашь?
— По колхозной цене я бы и сам купил, — усмехнулся Гайли. — Только как бы их палатка не оказалась на замке!
— Если на замке, велим открыть!
— Вели, вели, да погляди, есть ли там что-нибудь!
— Хватит зубоскалить! Смотри в лицо, когда с тобой разговаривают. — И Тойли Мерген приподнял ему шапку.
— А… Тойли… Это ты? — растерялся Кособокий. — Откуда ты взялся? Как это ты бросил свой хлопок и прикатил на базар.
— Приехал покупать морковь.
— Морковь!.. Ха, ха! Говори напрямик, зачем пожаловал…
— И тебе не стыдно? Ну, если бы ты был беспомощным стариком или на жизнь бы тебе не хватало…
— А чего мне стыдиться, я не ворую. Своё продаю. Плоды пота своего продаю. Чужого мне не надо. Свой огород, своя морковь. И государство не против огородов. Наоборот, всячески поддерживает, надо, говорит, больше внимания уделять приусадебным участкам.
— Не о таких, как ты, торгашах, говорит государство.
От слова «торгаш» шея у Гайли налилась кровью.
— Давай, Тойли, выкладывай, с чем пожаловал.
— Изволь. С завтрашнего дня ты должен забыть дорогу на базар.
— Я ничего дурного на этой дороге не видел, так зачем же мне её забывать.
— Кособокий!
— Хоть тысячу раз обзывай меня Кособоким! Но тебе меня выпрямлять! Ты вот восемнадцать лет вставал раньше других и восемнадцать лет ложился спать позже всех, А что ты за это получил? Хорошо тебя отблагодарили? Сам не умел жить, так не мешай мне!
— Я приехал не для того, чтобы слушать твою болтовню! Завтра с рассвета выйдешь на хлопок.
Гайли усмехнулся и покачал головой.
— Приказ или просьба? Как я должен тебя понимать?
— Разве ты способен уважать просьбу? Ведь если по чести, ты должен был сам прийти и спросить, чем, мол, могу помочь. Да от тебя такого не дождёшься!
— Стало быть, приказ?
— Приказ.
— Этот приказ касается только меня?
— Всех.
На сей раз Гайли Кособокий уже откровенно расхохотался.
— Смеяться тут нечего. Я с тобой серьёзно говорю.
— А если серьёзно, то сначала погляди на своих, более близких родственников.
