Тем временем секретарша Карлыева всячески выказывала ему своё расположение.
— Ну, как поживаете, Тойли-ага? Как работается на новом месте? — поинтересовалась она.
— Я, милая, с ателье уже распрощался…
— Так быстро! — не сумев скрыть досады, воскликнула девушка. — А мы-то собирались к вам! Говорят, там красивую материю получили, с золотыми блёстками… Платья хотели заказать… Как же это?
— Да вот так… — неопределённо ответил он, закуривая и всё ещё не зная, что делать дальше. — Поспешил я… Бывает, что человеку не терпится, вот он и прёт, не разбирая дороги… А платье, что ж… Платье дело хорошее. Платье вам и без меня сошьют…
Тойли Мерген поехал из райкома прямо домой.
То, что муж вернулся ещё до полудня, обеспокоило Акнабат.
— Что это ты, отец, сегодня так рано? — внимательно оглядела она его. — Нездоровится?
С тем же вопросом не замедлил обратиться к нему и Кособокий Гайли. В поте лица он копал у себя на приусадебном участке морковь, но, заметив подъехавшего Тойли, бросил работу и бочком-бочком, сразу оказался тут как тут.
Тойли Мерген в дороге успел остыть и теперь обрёл своё обычное расположение духа.
— Вспомнил, понимаешь, что у тебя морковь поспела, вот и поспешил тебе на помощь, — ответил он Кособокому.
— Что это ты расшутился, — обнажил зубы в улыбке Гайли. — Похоже, что с новой работой у тебя всё! Покончил, так ведь?
— Покончил! — признался Тойли Мерген и сразу почувствовал облегчение.
— И правильно сделал! — покровительственно одобрил Кособокий, вытирая шапкой пот с лица. — Сам посуди, ну что может быть общего с каким-то ателье-мателье у человека, который всю жизнь от земли кормился. А всякие там бабьи премудрости и без тебя как-нибудь сошьют.
Услышав новость, Акнабат словно крылья за спиной почувствовала. На радостях она даже смилостивилась пригласить брата:
— Идём к нам, чаю попьём…
— Ты меня, сестра, лучше не соблазняй! — с неожиданной решительностью отказался Гайли. — У меня морковь поспела, завтра на базар надо ехать. Овощи, сама понимаешь, дело такое — чем раньше их в город привезёшь, тем больше за них дадут. Если я сейчас сяду чаи распивать, мне же прямой убыток… К тому же, моя Дурнабат с утра цыплёнка щипала, похоже, что куриным пловом пахнет. Так что вечерком ко мне пожалуйте. Я к тому времени с морковью управлюсь, посидим, потолкуем спокойно. И бутылочка армянского коньяка найдётся — для гостей берегу. Когда же её откупорить, как не сегодня, по такому поводу… Разве я не прав, Тойли? — захихикал он.
Тот оставил его вопрос без ответа и вошёл в дом.
Три дня Тойли Мерген не показывался на люди. На приглашение Кособокого он так и не откликнулся. А когда тот сам явился за ним, Тойли поспешил от него отделаться:
— Спасибо. Считай, что я у тебя уже побывал…
Что касается Амана, то он узнал об уходе отца из ателье от своего вездесущего соседа Тархана Гайипа. Надо сказать, что это известие встревожило молодого человека. На другой же день он прикатил домой.
— Раз уж дал согласие, надо было потерпеть, — не удержался Аман от упрёка. — По-моему, следовало всё-таки подождать возвращения Карлыева.
Тойли Мерген был рад сыну, но разговор в таком духе пресёк сразу.
— Кажется, я уже просил тебя поберечь благие советы для устройства собственных дел, — с плохо скрываемым раздражением произнёс он. — Сколько можно говорить об одном и том же!
— Я ведь о твоём добром имени думаю, о твоём авторитете забочусь…
— Авторитет делами измеряется! Авторитетный человек не станет из-за косого подола с бабами скандалить.
— Я не знаю, из-за чего там, в ателье, возник скандал, а только…
— Не знаешь, вот сиди и помалкивай! — кипятился Тойли. — Когда мне понадобятся твои наставления, я сам к тебе обращусь…
— Тебя ведь, папа, считают человеком уравновешенным, рассудительным, а ты…
— Хватит! — взорвался Тойли Мерген и едва не наскочил на жену, которая появилась в дверях с чаем.
— Что за шум, Тойли? — заворчала она. — Можно же и по-человечески спорить. Стоит ребёнку слово сказать, как ты сразу норовишь его обидеть…
— Хорош ребёнок! Да я в его возрасте в атаку ходил.
— Чуть что — он ту проклятую войну вспоминает! — неодобрительно покачала головой Акнабат. — Тогда одно время было, теперь — другое. Сейчас незачем в штыки ходить. А не дай бог, придётся воевать, наш Аманджан тоже себя покажет.
— Хорошо бы ты, мать, не совалась в такие дела, — попытался отбиться от жены Тойли Мерген. — Стоящий человек всегда воюет, даже когда не льётся кровь и не гремят пушки.
— Ну, и воюй себе, коли так.
— Ты, мама, не обижайся, — неожиданно принял сторону отца Аман. — Папа правильно говорит.
— А что ты думаешь, — уже добродушно посмотрел на жену Тойли Мерген. — И буду воевать! Рано мне сдаваться… Ну, а ты чего нос повесил? — так же, по-доброму обратился он к сыну.
— У меня к тебе просьба, папа, — нерешительно начал Аман.
— Говори, какая.
— Не ходи по начальству, пока оно само к тебе не обратится. Заставь уважать себя, не обивай зря пороги. Предложат стоящую работу — соглашайся, а нет — плюнь на всё…
— Это на кого же ты мне предлагаешь плюнуть? — снова побелел от гнева Тойли Мерген. — На самого себя, что ли?
— Ну, вот, отец, опять ты глотку дерёшь, — попыталась вмешаться Акнабат.
— Ты погоди, — отстранил, он жену и угрожающе навис над сыном. — Пусть он мне ответит, на кого я должен плюнуть!
Чтобы не раздражать отца, Аман, вместо ответа, поднялся:
— Я поехал, папа.
— Давно бы так!.. А то придумал — «плюнь»… — всё ещё бушевал Тойли.
Но едва Аман вышел за порог, как Тойли Мерген сразу сник. В тот вечер он ещё долго сидел, погружённый в свои невесёлые думы, и курил сигарету за сигаретой.
Давно уже Акнабат ушла спать, а он всё размышлял над своей судьбой. Ему казалось, что теперь дальнейшая его жизнь целиком зависит от двух людей — Мухаммеда Карлыева и Каландара Ханова. Конечно, рассчитывать на помощь Ханова не приходится — от такого не поддержки следует ждать, а скорее подвоха. Ведь и секретарь райкома тоже хорош. Ну, допустим, ты, Тойли Мерген, сгоряча и согласился пойти в ателье. Но ведь Карлыев-то ни при каких обстоятельствах не должен был тебя туда пускать! Может, он посчитал, что ты уже человек конченый, и просто решил таким образом от тебя отделаться? Но тогда зачем же он потратил на тебя столько времени, зачем душевно разговаривал с тобой, угощал чаем? Неужто всё только для того, чтобы избавиться от человека втихую? Нет, не похоже. Скорее он всё-таки хотел сделать как лучше…
И над чем только приходится иной раз ломать голову! Эдак недолго и мнительным стать. Ещё бы! Если уж и такие, как Мухаммед Карлыев, начнут лукавить — прощай, истина, прощай, добро… Ну, что ты, Тойли Мерген! Одумайся! Как бы там ни было, а в мире хороших людей больше, чем плохих. Разве не это убеждение привело тебя в трудную минуту к секретарю райкома? Никогда не отказывайся от веры в человека. Стой на этом до конца, даже если тебе будет грозить смерть, даже если тебя будут живьём закапывать в землю! Что бы с тобой ни приключилось, знай — в конце концов всё равно победит справедливость. И друзьям доверяй. Только пустые люди чуть что готовы отказаться от своих убеждений и сменить друзей.
Ну да ладно, пора ложиться — утро вечера мудренее. Может, завтра другим ветром пахнет…
Добрые надежды всегда придают человеку силы. Тойли Мерген лёг спать с чувством душевного просветления. Но сердце почему-то никак не хотело успокаиваться, и он долго ещё не мог уснуть.
IV
Будучи председателем, Тойли Мерген старался зря людей не тормошить. Если работа на участке налажена, значит, там и без него обойдутся. В таких случаях он ограничивался тем, что время от времени вызывал в правление старшего по этому участку я осведомлялся:
