—      Сераскир по важному делу.

—      Пусть войдет.

Джаны-Бек вошел в комнату, широко шагая, подошел к хану, склонился на одно колено и поцеловал край халата владыки.

—      Твоя воля, великий, исполнена. Дели-Балта найден!

—      Где?

—      Он в крепости Санта-Кристо. Имя его Алим.

—      Алим, сын Халиля?!

—      Так, могучий хан.

—      Новые дела отвлекают меня, о мудрый богослужитель,— обращаясь к имаму, произнес хан,— отложим историю на следую­щую неделю.

Имам молча удалился.

—      Рассказывай,—произнес Менгли-Гирей.

В речи, полной негодования, Джаны-Бек рассказал хану о под­лых делах Ширина. Сераскир часто видел хана грозным и раз­гневанным — владыка был неимоверно вспыльчив. Но на сей раз Менгли-Гирей разъярился необычайно. Сераскир ликовал. Мен­гли-Гирей подбежал к двери и с силой толкнул легкие створки ногой.

—      Эй, кто там?!

В узком коридорчике, теснясь, появились слуги.

—      Немедля пошлите за Ширин-беем. А ты, сераскир, иди к себе и через час пошли во дворец палача. Мне понадобится его тяжелая рука и острая сабля. Иди.

Сераскир вышел, а хан, усевшись на подушки, стал нервно покусывать конец своей бороды. Он долго сидел молча

—      Что я скажу этому седому верблюду? — вслух спросил сам себя хан, когда совсем успокоился. И вслух же ответил — Я скажу ему: про тебя говорят, что ты могучий и мудрый. Может, врут люди? Посмотри на своего соседа Аргин-бея — он вдвое моложе и беднее тебя, а завел себе семерых сыновей и двух дочерей. И все они образцы благочестия и послушания. А гы родил всего одного ишака и не можешь с ним справиться. Он оскорбил аллаха, прогневил хана и преступил закон. Он творит разбой под носом своего отца, он хуже всякого злодея-айдамаха. Он навлек позор на наши седые головы перед всей вселенной. В Судакской крепо­сти сейчас каждый сЛуга знает, что в яме сидит убийца и граби­тель, и чей он сын? Славного Халиля из рода Ширинов! Наш ве­ликий и могучий предок хан Чингиз человека, ограбившего своего единоверца, без суда лишал головы. Мы последуем примеру на­шего предка, мы...

Открылась дверь, и в кабинет вбежал бей Халиль. Лицо его было красным и потным, в глазах испуг. Он рывком подбежал к хану, запнулся за складку ковра и упал у ног Менгли-Гирея. Из рук бея выпал вместительный бархатный мешок и, глухо стукнув о ковер, развязался. Из мешка веером рассыпались крупные зо­лотые монеты.

—      Прости меня, владыка, что я так поздно исполнил твою волю,— заговорил Халиль. — У меня не было при себе того мешка денег, которые ты повелел принести мне прошлый раз. Мой слуга только что привез золото из Карасу, и я тотчас же прилетел во дворец.

Хан смотрел на бея и не мог вымолвить ни слова. Впервые видел он, чтобы так унижался гордый Ширин. Золото, много зо­лота лежало на ковре, и блеск его сковал уста жадного владыки. Грозная речь, только что приготовленная, вылетела из головы.

—      Встань, бей, и собери деньги,— тихо произнес хан. — Моя память не подсказывает мне, о каком повелении ты говоришь. Раз­ве у меня нет своей казны? Зачем же я буду выпрашивать золото у моих беев?

—      Не далее, чем в прошлый раз, твои уста произнесли: «Успо­койся, Халиль-бей. Приготовь мешок золота, и я помогу выручить твоего сына».

—      А ты знаешь, что твой сын айдамах и его ждет смерть? Стоит ли он этих денег, есть ли расчет отцу выручать такого сы­на? Ты знаешь, что гласит яса?

Ширин-бей поднялся и, глядя хану прямо в глаза, сказал:

—      Знаю. Яса гласит: «Не возводи вину заглазно, дай человеку сказать слово в свое оправдание, ибо он, может быть, невинен». Так гласит яса. Джаны-Бек хороший воин, но и он мог ошибиться. Сперва надо послушать Алима и тогда возводить на него вину. Помоги, великий, вызволить мне сына, и я, если он окажется ви­новным, сам приведу его к твоей карающей руке.

—      Ты прав, Халиль-бей,— сказал Менгли, не сводя глаз с зо­лотых монет. — Надо сначала поговорить с Алимом, а уже потом судить о его вине. Оставь деньги, иди в свой сераль и жди. Я сам обо всем позабочусь. Иди.

После ухода Ширина к хану снова был позван Ионаша. Мен­гли спросил шпиона:

—      Из крепости латинцев в Суроже надо выкрасть одного че­ловека. К кому следует обратиться моему человеку?

—      Пусть он найдет Андреоло ди Гуаско. Этот человек за деньги сможет выкрасть из крепости даже самого консула.

— Хорошо. Ты можешь идти. Деньги за кафинское дело полу­чил? — Ионаша кивнул головой.

Хан был доволен. Правда, сегодня не удался день мудрости из-за этих неотложных дел, но зато Менгли стал богаче. Му­дрость — это сила, но золото — сильнее,— решил он про себя и, довольный, отправился на молитву.

Вечером еще одна радость ждала Менгли-Гирея. Его посетил консул Солдайи Христофоро ди Негро.

Долго шла спокойная беседа с консулом, но хан так и не мог догадаться о цели приезда Христофоро.

—      Что привело тебя в мой дворец? — не вытерпев, спросил хан.

Ди Негро помедлил немного с ответом, потом сказал:

—      Тревожные времена подходят, глубокочтимый хан, для нас, латинян. Сношения с Генуей становятся все труднее и труднее, скоро и совсем нельзя будет попасть на родину. Султан грозится пограбить наши колонии с моря, и я боюсь за скудные мои сбе­режения. Я знаю давно, как честен и благороден ты, мой друг, и потому хочу просить тебя: прими на сохранение все то, что я ско­пил за эти годы. Это, правда, невесть какое богатство, однако я опасаюсь за его целость. А в твоей казне оно сохранится надеж­нее в любое время. Сохрани мне вот это,— и с этими словами консул вынул из-за широкого пояса четыре вместительных ко­шелька.

—      Только дружбы ради я разрешаю тебе оставить золото и сохраню его до последней монеты. Расписку получишь у моего казначея.

—      Не обижай меня, великий хан. Разве твое слово для меня не в тысячу крат ценнее бумаги! Пусть деньги лежат под твоей охраной, может, наступит час, и под твою защиту я отдам нечто дороже золота — мою жизнь. Я надеюсь, и тогда хан не откажет мне в просьбе.

Следуя к дому Коррадо, консул думал про себя: «Устав за­прещает консулу брать взятки даже от царей, но там ни слова не сказано о запрещении давать взятки царям. Значит, я не нарушил Устава».

Менгли-Гирей, положив полученное за день золото в свою каз­ну, отправился на молитву перед сном.

—      Слава аллаху великому и всемогущему за мудрость, даро­ванную мне сегодня,— произнес хан после молитвы. — Много ве­ликих дел сделал я, много нужных решений принял.

Присутствовавший на молитве имам, услышав последние слова хана, усмехнулся украдкой.

Глава двадцать пятая

«ДЛЯ ГРЕХА ПРИКРЫТИЯ»

Повадилась беда — отворяй ворота.

Поговорка.

СТРАШНОЕ ПРИЗНАНИЕ

ели так дело пойдет и дальше — мои сынки пустят меня нагишом гулять по белу све­ту! — в гневе произнес Антонио ди Гуаско, стук­нув пустой кружкой из-под вина по столу. — А ну-ка повтори, Теодоро, еще раз, как все это вышло.

— Ты знаешь, отец, со мной было всего пять человек. Остальных тридцать вооруженных слуг взял с собой Андреоло. Как и договорились с вечера, мы заняли каждый свое место. Я распо­ложился на берегу моря у Капсихоры, а мой любезный братец увел людей к Пастушьей баш­не, как ты повелел. Я забрался на скалу и ви­дел, как ты с молодцами повел лодку навстречу судну. Потом лодка исчезла, и только через пол­часа она вернулась к берегу с одиноким гребцом. Я понял, что ты благополучно, под покровом но­чи, подплыл к судну и притаился за ним. Я за­палил на скале костер, давая знать Андреоло, что ты на месте и пусть он ждет людей. Андрео­ло понял мой сигнал и ответил небольшим ко­стром. Тогда я не спеша направился в Скути на случай, если брату понадобится помощь. Пока я

добрался туда, прошло много времени. Я ожидал встретить там брата и тех рабов, которых ты столкнул с судна, но не увидел ни­кого. Мне пришлось возвратиться к Пастушьей башне. Когда я вышел на берег, начало уже рассветать.