Несмотря на наглядность примеров, чувствовалось, что некоторым ученикам никак не удается понять нелинейность уравнений, уяснить, почему численность популяций то увеличивается, а то вдруг резко уменьшается. Ничего удивительного; Кевину вспомнилось, что и он когда-то долго ломал над этим голову.

Рамона показала ребятам водяное колесо Лоренца – самое обыкновенное, с двенадцатью ведерками на ободе, способное вращаться в разные стороны. Когда из крана над колесом потекла вода, ничего не произошло; верхнее ведерко постепенно наполнилось, вода перелилась через край, и все. Стоило открыть кран чуть посильнее, ведерко, во-первых, наполнилось быстрее, а во-вторых, слегка накренилось, что заставило колесо совершить полный оборот, во время которого все ведерки успели набрать немного воды и слить ее в бачок под колесом. Именно этого все и ожидали, руководствуясь здравым смыслом и опытом, почерпнутым из повседневной жизни. Естественно, изумлению школьников не было предела, когда Рамона открыла кран на полную и колесо начало быстро вращаться в одном направлении, потом замерло – и закрутилось в обратном.

Класс дружно вздохнул, затем кто-то засмеялся, школьники возбужденно загомонили, а колесо продолжало вращаться туда-сюда, ведерки то наполнялись до краев, то проскакивали мимо струи, что била из крана. Хаотическое движение, полученное наипростейшим способом. Рамона подошла к доске и принялась выводить уравнение, которое описывало это маленькое чудо (впрочем, в природе оно встречается не так уж редко), а потом дала ребятам задание, и они прильнули к экранам, ожидая, когда компьютер выдаст результаты проверки.

Кевин наблюдал за Рамоной. Она держалась непринужденно, однако вовсе не запанибрата; ученики явно относились к ней с уважением, и достаточно было сурового взгляда, чтобы они утихомирились. Вспомнив свои школьные годы, Кевин не сумел сдержать улыбку: кто бы мог тогда подумать, что сорвиголова Рамона станет учительницей? Быть может, бурное прошлое помогает ей справляться с детьми? Она переходила от стола к столу, проверяла, советовала, давала новые задания… Для учителя важно сохранять между собой и учениками определенное расстояние, чтобы они видели в нем не приятеля, а старшего товарища, сильную личность, которая олицетворяет собой мир взрослых. «Таков порядок!» – эти слова слышатся в каждой фразе настоящего учителя, читаются в каждом взгляде. Он не огорошивает школьников множеством противоречащих друг другу фактов, а излагает им свой взгляд на мир – взгляд, на основе которого они со временем составят собственную точку зрения. Ведь главное не в том, чтобы ознакомить со всеми до единого фактами, не в том, чтобы подчеркнуть свой нейтралитет в отношении различных гипотез. В конце концов, за годы учебы школьники, если захотят, узнают все, что нужно. Настоящий учитель должен отстаивать одно, конкретное мнение, быть некоей направляющей силой. Взять, к примеру, ту же популяционную биологию: те, кто занимается этой наукой, до сих пор не могут договориться между собой даже насчет терминологии, а Района рассказывает о ней так, будто защищает докторскую – упоминая иные суждения лишь мимоходом, только как имеющие право на существование, не более того. И ребята слушают!

Когда занятия кончились, Кевин с Рамоной вышли на улицу, где светило медового оттенка солнце, почему-то наводившее на мысль о тренировках пловцов.

– Пошли, а то не успеем до обеда. Сегодня моя очередь дежурить. Поможешь?

– Конечно.

Кевин воспарил в мыслях на такую высоту, которой было не достичь никакому глайдеру.

«Милая Клер!

Я на месте. Приехал три недели назад. Что касается жилья, предложили на выбор: либо снять крошечную хибарку у дороги, либо поселиться в многоэтажном доме, где есть свободные квартиры. Я выяснил, что в многоэтажке живут весьма дружелюбные, энергичные, здоровые и симпатичные люди, и, естественно, предпочел хибарку у дороги. Адрес для писем в конце.

Первое впечатление об этом городке (которое я составил, когда приезжал устраиваться на работу) оказалось верным: мирный брег, сплошная идиллия – или пастораль, в зависимости от настроения. Он расположен частью у подножия холмов, вершины которых также застроены домами; холмы образуют своего рода географический центр города, а за ними лежит глубокий каньон, который тоже относится к городской территории. Кажется, что Эль-Модена – один большой сад, столько здесь растительности; плюс велосипедные дорожки, плавательные бассейны и спортивные площадки. Насчет садов, – хотя мы живем в округе Ориндж[10], из деревьев встречаются чаще всего лимоны, авокадо и оливы. Обещаю, что, как только представится возможность, открою подаренный тобой справочник и постараюсь выяснить, что тут растет еще. Я знаю, тебе будет интересно.

Солнце светит чуть ли не двадцать четыре часа в сутки. Прошло всего три недели, а я от него уже слегка ошалел. Представь, каково тем, кто здесь родился и вырос: возможно, тебе будет проще освоиться с местными нравами.

Здешняя публика обожает велосипеды. Впрочем, общественного транспорта в Эль-Модене нет и в помине, если не считать легковушек, которые сдают в аренду тем, кому некуда девать деньги. Аренда мотоциклов обходится еще дороже; словом, тут, похоже, уверены, что передвигаться следует на собственных ногах. Надо признать, мышцы у местных крепкие.

С другой стороны, они не знают, кто такой Граучо Маркс. По-моему, театра нет не только в Эль-Модене, но и в целом округе! Я очутился в Гоби. Нет, на Новой Земле. То бишь в округе Ориндж, где главное развлечение – тренировочный заплыв, за которым следует оживленная дискуссия о преимуществах различных видов гребка.

На днях мне довелось стать свидетелем подобной дискуссии. Мой новый приятель Кевин пригласил меня искупаться. В бассейне плавали двадцать или тридцать человек. Туда-сюда, туда-сюда, в очень приличном темпе. Такого рода физические упражнения, безусловно, развивают тело, но, как тебе известно, я вполне доволен своим.

Некоторое время спустя Кевин, будто лосось, выпрыгнул из воды и пригласил меня присоединяться. Я объяснил, что, к сожалению, не могу – аллергия.

Он посочувствовал: аллергия на хлорку?

Нет, ответил я, на физические усилия.

Ну и ну! Как мне только не стыдно?!

Я намекнул, что они, на мой взгляд, понапрасну растрачивают энергию. Скажем, можно было бы привязать к лодыжкам концы намотанных на шпульки веревок, сохраняя таким образом хотя бы часть калорий, которые расходуются на то, чтобы переплыть бассейн. Тогда не понадобилось бы монтировать в космосе новые солнечные батареи, которые только засоряют околоземное пространство. Кевин одобрил мою идею, задумался – вероятно, над возможностью ее осуществления – и поплыл прочь, пообещав вернуться.

Между прочим, он – тот самый человек, который взялся переделать мое новое жилище. Биоархитектор. Скоро я буду жить в доме, выстроенном по последней моде. Признаться, перед тем как договариваться с Кевином, я, что называется, ознакомился с образцами его творчества; знаешь, мне понравилось. Он, несомненно, талантлив, этакий поэт от архитектуры, и питает слабость к просторным, изысканно отделанным помещениям. Я возлагаю на него большие надежды.

Сам он поначалу показался мне достаточно заурядной личностью – высокий, худой, весь какой-то нескладный, с лица практически не сходит улыбка; впрочем осматривая мой дом, он глядел с прищуром, который, хочется верить, выражал глубину мысли. Так или иначе, новый друг. Посмеивается над моими странностями, я плачу ему той же монетой, и оба в результате довольны.

Однако по сравнению со своим партнером Хэнком Кевин – просто гигант мысли. Хэнк невысокого роста, лысоватый, с мускулистыми руками и бычьей шеей. Ему сорок с хвостиком, но выглядит он старше. По-видимому, когда-то он был прихожанином Национальной американской церкви – помнишь ту секту в Нью-Мексико? У него занятная привычка – то и дело разевать на что-нибудь рот. Вкалывает как сумасшедший (иначе не может), и вдруг – бац! – бросает работу и словно впадает в транс. К примеру, может пилить дерево и отключиться в самый ответственный момент. Секунда… две… минута… «Мы– частички узора, порожденного Вселенной», – произносит он наконец благоговейным тоном.