Сопротивление призвано не только пресекать опре­деленные потребности и влечения, но и предотвращать повторное оживление драматических детских пережива­ний, которые оказали в прошлом травматическое воз­действие, иными словами, были столь невыносимыми, что личность ребенка оказалась не в состоянии подверг­нуть их психологической переработке; положение усу­губляется, если родители, братья и сестры не оказывают ребенку в этом никакой помощи. Травматический опыт толкает человека на путь бесконечных навязчивых повторений драматической ситуации; человек бессозна­тельно прилагает все усилия для того, чтобы реанимиро­вать в настоящем основные черты конфликта, произо­шедшего в детстве. Он интуитивно использует окружа­ющих людей словно шахматные фигуры, рассчитывая комбинацию таким образом, чтобы последовательность всех предполагаемых ходов соответствовала тому, что однажды произошло в детстве. Результат этого противо­речивого мероприятия более чем сомнителен — индивид подвергает себя тем же страданиям, которые испытывал в прошлом. Несмотря на свой драматизм, навязчивый повтор позволяет терапевту распознать и понять перво­начальную причину расстройства, подвергшуюся вытес­нению и сопротивлению, а затем дать понять пациенту, что именно происходит в данный момент. Первона­чально 3. Фрейд полагал, что навязчивый повтор пред­ставляет собой производную влечения к смерти³, рас­полагающегося «по ту сторону принципа удовольствия».

53

Я придерживаюсь другого мнения и согласен с точкой зрения Э. Бибринга⁴, который считает, что индивид, поддающийся навязчивому повтору и воссоздающий первоначальную травматическую ситуацию, стремится лишь к тому, чтобы в зрелом возрасте получить травму, непреодоленную в детстве, чтобы попытаться ее задним числом переработать.

6.3. Пример групповой защитной реакции

Сопротивление пациента вынуж­дает терапевта тратить много времени на обсуждение раз­личных претензий. В ситуации группы защитные меха­низмы пациентов формируются в единую структуру, которую я назвал «групповой защитой». В группе I защитная реакция развивалась в соответствии с класси­ческой структурой неврозов, характерных для подавля­ющего большинства пациентов, поэтому на этапе сопро­тивления с легкостью возникала реакция вытеснения с сопутствующими ей симптомами — мигренями и сер­дечными недомоганиями. На следующем этапе, когда были извлечены на поверхность глубинные слои ран­них отношений с матерью, заявил о себе защитный меха­низм отрицания реальности данных переживаний. Наи­более яркой иллюстрацией этого представляются мне события, произошедшие на девяносто четвертом сеансе. Сидевшие напротив меня женщины, госпожа Шнейдер и госпожа Шлее, беспомощно вертели в руках форму­ляры для прошения, которые необходимо было напра­вить в больничную кассу, и спросили меня, что им с этим делать. Я обо всем их проинформировал и задал им встречный вопрос: разве они сами в этом не разбира­ются? Госпожа Шнейдер ответила отрицательно, сослав -

54

шись на то, что подобные проблемы решает ее муж. Некоторое время пациенты обсуждали, следует ли решать все вопросы самостоятельно или можно пере­ложить большую часть ответственности на другого. Между тем господин Гетц залился краской, хотя пона­чалу молчал. Чинный бизнесмен господин Пашке при­нялся играть роль заботливого кавалера и объяснил женщинам, как функционирует административный механизм, не замечая, что сидящий возле него господин Гетц выражает крайнее беспокойство. Господин Момберг, напротив, воспринял волнение господина Гетца всерьез и спросил его: «Скажите, как Ваши дела? Вы вернулись на работу?» Господин Гетц не замедлил с ответом: «Ах, все ужасно, гораздо хуже, чем было прежде. Я надеялся, что мне одолжит деньги кузен, но он не хочет оплачивать мои счета! Просто кошмар!» Его голос задрожал. Внезапно заговорила журналистка. Не обращая внимания на двух мужчин, она самоуверенно заявила, что в ее отношениях с другом наметились пере­мены к лучшему, так что в настоящее время ей почти не на что жаловаться. В ее словах проглядывал намек на происходящее. Работница, инженер и домохозяйка при­тихли; по выражению их лиц можно было понять, что они чувствуют себя униженными. Следуя их примеру, замолчали и все остальные пациенты. Повисла пауза. Я сказал, что некоторые участники нашей группы выра­жают уверенность в том, что они недалеки от самостоя­тельности, а господин Пашке хочет продемонстрировать, что может обойтись и без руководителя группы. Я пред­ложил для обсуждения отнюдь не самый легкий вопрос, однако своего я добился: тягостное молчание было пре­рвано. Первым заговорил господин Гетц. Тоном гораздо более спокойным, чем прежде, он сообщил, что неволь­но стал свидетелем совместной загородной поездки

55

госпожи Шнейдер и господина Момберга. Наедине они вели себя совсем иначе, чем в группе; они не выглядели подавленно, а скорее были похожи на беззаботных и жизнерадостных людей. Его сообщение вызвало у паци­ентов следующую реакцию: госпожа Шлее тотчас покрылась гусиной кожей, госпожу Мюллер затрясло как осиновый лист, госпожа Ферстер была близка к обмороку, а у госпожи Шнейдер случился сердечный приступ. Я сказал, что сообщение господина Гетца всех напугало. После продолжительного и напряженного молчания госпожа Шнейдер заговорила: да, они с госпо­дином Момбергом хорошо понимают друг друга, они стали друзьями. Она понимала, что муж ревновал ее к господину Момбергу. Она призналась, что ей стало неприятно, когда на прогулке она случайно заметила господина Гетца. Вслед за ее словами воцарилась гнету­щая тишина. Моя интерпретация сводилась к следую­щему: за неспособностью пациентов к самостоятель­ности и за стремлением взвалить свои обязанности на плечи другого человека очевидно скрывались совсем иные чувства, в существовании которых пациенты не хотели себе сознаваться, а именно — эротические жела­ния. По крайней мере, об этом свидетельствовала пара, встречавшаяся вне группы и, по всей видимости, полу­чавшая от общения взаимное удовольствие. Вместе с тем госпожа Шнейдер и господин Момберг ощущали свою вину перед группой и испытывали стыд. Другие паци­енты их ревновали. Госпожа Шнейдер сказала: без­условно, она всегда испытывает страх, когда втайне совершает что-нибудь подобное, но она привыкла носить маску и ей нелегко сознаться в желании быть независимой от своего мужа, общаться с другими муж­чинами, например, с господином Момбергом. Стоило ей нерешительно заговорить -об эротических чувствах, как

56

господин Гетц воскликнул, бесцеремонно ее прерывая: «Вот меня в этой группе никто не слушает, когда я пыта­юсь говорить о своих чувствах! Мои нежные чувства никого здесь не интересуют. Это обидно!» Журнали­стка заметила по этому поводу, что грубость, с которой господин Гетц выражает свои чувства, вполне законо­мерно провоцирует у группы защитную реакцию. По ее мнению, господину Гетцу следовало бы понять, что нельзя заставить девушку полюбить. Госпожа Шлее с ней согласилась. Она полагала, что нет ничего удиви­тельного в том, что девушки не испытывают расположе­ния к господину Гетцу после его нападок. В подобных случаях женщина чувствует себя просто орудием для удовлетворения мужских потребностей. Девушка ожи­дает совсем иного отношения; ей хочется, чтобы муж­чина обращал внимание на ее чувства. Едва я обратился к интерпретации, сказав, что участники группы испыты­вают определенные затруднения в выражении своих эротических чувств, связанные с соображениями нрав­ственности, которую олицетворяли я и господин Пашке, и попытался продемонстрировать пациентам сущность развивающегося конфликта между влечением и нрав­ственным сопротивлением, наиболее ярко проявив­шегося на примере господина Гетца, как последний стал проявлять беспокойство, ерзать на кресле и вдруг почти закричал: «Это невыносимо — госпожа Ферстер все время смотрит на доктора Куттера!» Что касается гос­подина Пашке, то он сохранял равновесие. Он про­должил разговор об отношении мужчин к женщинам, высказав мнение о том, что к человеку следует отно­ситься чутко, обращать внимание на его чувства и отве­чать на них взаимностью. Госпожа Шлее заявила, что как раз на это ее муж не способен. Он занимается с ней сек­сом по собственной прихоти, а получив удовлетворение,