Яна передернуло. Слышал он о таких усмирениях — от тех, у кого хватило везения выжить и ума — бежать подальше от родных мест.
— В Форисе ты меня, признаюсь, удивил. Словно и не твой почерк. Ты ведь муравейника даром не порушишь, а тут — взял и разогнал целый город. Зачем, а?.. — Энтви дернулся вперед, жадно впившись взглядом в лицо Бродяги.
Ян молчал.
— Не скажешь?… ну и ладно… — разочарованно протянул чародей и тоже умолк, но не выдержал тишины и вскоре продолжил:
— Потом… Потом я вновь потерял тебя, надолго. Наконец, вышел на поляну у реки, где тебя чуть не сграбастала Тень… Не думал, что Обручу подвластен Аль-Г'эхт. Ты даже представить себе не способен, что это значит для настоящего волшебника… Потом меня отозвали — может, слышал о заварушке с «черными клинками»? — но я вернулся и прошел до конца… и увидел, что тебя ищем не только мы.
«Не меня», — чуть было не сказал Ян, но сдержался, не желая перебивать.
Ухмыльнувшись, Энтви продолжил:
— Дом этот тоже… непрост, ох как непрост. Хотя рассмотреть его толком я не успел. Построен не тобой, без вопросов — слишком древняя Сила тут ощущается. Я даже удивился, когда он вспыхнул от фьорре. Может, оттого, что был в это время пуст? Не было обитающего в нем обычно … пустышки?
Вся-таки — пуст! Облегчение хлынуло летним дождем, пробилось глупой, не подходящей случаю улыбкой.
Энтви, пристально следивший за лицом Бродяги, понял ее по-своему.
— Вижу, самому смешно, да? В Совете мучаются, головы ломают — где же бродит по Альверону неведомый маг, носитель Силы, неподвластной Равновесию… Меня вот который год гоняют по всем вероятным и невероятным твоим следам… А тебя ведь нет… Просто — нет. Есть Обруч, и есть пустышка — бездарь, хорошо научившийся им пользоваться…
Смех у него был еще гаже голоса — даже когда не срывался, как сейчас, на надсадный сухой кашель.
Ян слушал, дивясь собственному спокойствию. Ведь Энтви нарочно пытается его разозлить. Словно хочет, чтобы его ударили. Почему?
— Зря стараешься, — обронил он наконец, мгновенно почувствовав облегчение. И продолжил:
— Я не стану тебя отсюда вытаскивать — но и добивать не буду. До ближайшей деревни неделя ходу; добравшись, попрошу кого-нибудь тебя подобрать.
— Зачем? — хрипло произнес Энтви, не глядя в глаза Бродяги. — Убить было бы… гораздо целесообразнее…
— Кто как привык, светлый воин, кто как привык, — не удержался от насмешки Ян. Теперь он мог даже смеяться — пусть Дом погиб, пусть цель не достигнута — но…
— В любом случае, ты поправишься и сможешь преследовать меня дальше разве что через месяц-два. А за это время — уж будь уверен — я постараюсь предоставить тебе как можно больше места для поисков. Тем более что теперь я знаю: ты меня ищешь. Только не найдешь…
— Ты должен пойти со мной! — голос Энтви обретал былую твердость. — Вернись на Торинг. Предстань перед Советом…
— …И его Светлость мастер Гэйнар милостиво позволит мне жить дальше, — без улыбки подхватил Ян. — Может, даже отведет место в виварии — между харракутами и гьяссами… так? Хотя нет, как же: обруч-то надо снять с моей… пустой головы?
— Я не могу ничего обещать, но… Поступить иначе — значит совершить ошибку! — Энтви приподнялся, опираясь на локти, глядя Яну прямо в глаза. И Бродяга понял: верит. Энтви слепо верит в то, что говорит.
— А я и не прошу у тебя обещаний. Даже совета не спрашиваю, — вздохнул Ян. — И так знаю, что, как ни глянь, окажусь неправ. С точки зрения Ордена — потому, что не иду с тобой… туда, где меня дважды приговорили к смерти, ни разу не выслушав. А с точки зрения здравого смысла — потому, что оставляю живым подосланного убийцу. Но это — мой выбор.
— Ну тогда… у меня выбора не остается… — Энтви, вздохнув, откинулся на спину.
— Уж извини, — пожал плечами Бродяга.
Шагнув к душегубке, где были сложены припасы северян, Ян переложил сумки под навес.
— Вместе с твоими — на месяц, может — и больше…
Ответа не было.
Вскинувшись, Ян увидел тускнеющие глаза волшебника.
Метнулся к нему — и тут же отпрянул, цепенея от догадки.
* * *
Мир искажен, и всякое благо в нем — жертва. Но не всякая жертва — во благо…
Вайнис из Леммифада
Это не смерть — пока нет.
Это — Последнее Слово.
Заклинание, которому маг отдает все, что у него было — «весь внутренний Свет», как сказал бы Ар Гиллиас, будь он жив.
Это может быть что угодно — жертвуя собой, маг придает огромную, неодолимую Силу даже самым простым чарам.
Раньше Ян видел такое лишь однажды, в детстве, когда бродячий волшебник таким Словом остановил землетрясение, погубившее его родителей.
Теперь вот довелось снова.
Но если там, в Приморье, волшебник по имени Гэлвэн отдал свою жизнь, чтобы спасти чужие, — здесь жизнь была отдана ради смерти.
Его, Яна, смерти.
* * *
День выцвел, вмиг превращаясь в сумерки. Пепел заскрипел на зубах. Запах гари, усилившийся после дождя, стал еще острее — повеяло погребальными кострами Лаор-Тэйи, послышался отдаленный удар колокола. Багровая мгла, сухая и жгучая, возникла ниоткуда, окутывая со всех сторон. Сгустилась, обдавая жаром; заплясала вокруг, сошлась над головой куполом, отрезав небо и весь остальной мир.
«Как глупо», — успел подумать Бродяга. И еще: «Как не вовремя».
Непройденной осталась Дорога, ненайденной — Мари, нерешенной — загадка…
«Не время», — мысль эта становилась яснее неба, ярче пламени, напиравшего уже отовсюду, облизывая сотнями языков истончающийся покров Силы, которой укутал его напоследок обруч…
И вдруг вспыхнула жгучей холодной звездой.
«Не время».
И плевать, что умноженные Последним словом чары тэйна лаора, «огненного погребения», считаются непреодолимыми.
И Голос — так давно, со времен Дороги, не слышанный Яном — тихо подтвердил: «Не время».
Кокон Силы лопнул.
Плащ вобрал огонь, мгновение побыл им, не успев обжечь — и перестал быть вовсе, растворившись в воздухе.
Не осталось ни пепла, ни дыма, ни колдовской мглы.
Только человек, на котором вдруг истлела одежда.
* * *
Одна из тех картинок, что занозой остаются в памяти помимо воли смотрящего: глаза Энтви, выкатившиеся из орбит в предсмертной судороге и диком, невыразимом удивлении: как мог Ян выжить? Как сумел? И как смел?
И его губы, вместе с розовой пеной выталкивающие пустое, ничего уже не значащее слово:
«Еретик».
* * *
Счастлив тот, в ком не гаснет свет
Старых сказок и детских снов,
Кто не сделает зла в ответ
И не скажет жестоких слов,
Кто сумеет сдержать удар,
Даже если нет сил терпеть…
Только я слишком молод —
И слишком стар,
Чтобы это когда-то суметь…
Трактат «Третий путь», эпиграф; последние три строки добавлены в рукопись позже
Что-то еле слышно тенькнуло, ударившись о сплавленную землю. Наклонившись над Энтви, Ян взял из холодеющиx пальцев неприметное колечко-оберег. «Не уберегло», — подумалось с неожиданной грустью. Выбросить? Негоже разбрасываться даже такими мелочами, мало ли кто найдет…
Колечко сделано из цельного куска матово-зеленого камня; вырезано, или скорее — выжжено колдовским пламенем. Сработано тонко, видны завитки папоротниковых листьев. Не верится, что Энтви взял с собой красивую вещь просто из-за того, что она красива.