– Не забывай, что ты говоришь с полицейским, Лобар. Кроме того, мне нравятся мужчины, а не тощие юнцы. Кто звонил Алисе и включал запись песнопений?

Лобар опять надулся – очевидно, взыграло самолюбие. Эта сучка со значком полицейского не реагировала на его подначки.

– Не понимаю, о чем вы. Алиса была ничтожеством и никого не интересовала. Всем было на нее плевать.

– Ее деду – нет.

– Да, я слышал, он тоже помер. – Лобар сверкнул своими налитыми кровью глазками. – Старая полицейская крыса, сидел в управлении, перебирал бумажки.

– Значит, вы знаете, что он был полицейским. Откуда? Поняв, что допустил ошибку, Лобар нервно затушил сигарету.

– Наверное, кто-то говорил. – Он обнажил в злобной улыбке свои клыки. – Может, сама Алиса, когда я ее трахал.

– Однако не такой уж вы мастер секса, если ваша партнерша, когда вы ее... трахали, рассказывала о своем дедушке.

– Я это просто где-то слышал, ясно? – Лобар схватил кубок, стал жадно пить. – Нечего цепляться к моим словам!

– Вы его видели? Здесь?

– Да я тут кучу людей видел. Но никакого старика полицейского не помню. Здесь ведь каждый вечер дым коромыслом, откуда мне знать, кто сюда ходит. Селина меня нанимала, чтобы я разгулявшихся типов приструнивал, а не чтоб лица запоминал.

– У Селины здесь целая империя, а она все еще приторговывает наркотиками. Вам предлагала?

– Мне силу дает моя вера. Наркотики ни к чему, – ответил он сухо.

– Вы когда-нибудь принимали участие в человеческих жертвоприношениях? Перерезали горло ребенку во имя хозяина, а, Лобар?

Он допил все содержимое кубка.

– Это все сплетни. Люди вечно представляют сатанистов какими-то монстрами.

– Люди вроде нас, – пробормотал Рорк и окинул Лобара долгим взглядом. – Да, естественно, мы судим предвзято, а так-то сразу ясно, что вы просто... верующий человек.

– Вот именно! Между прочим, у нас в стране свобода вероисповедания. Вы хотите нам навязать вашего господа, а мы его отрицаем. И его, и всю вашу человеколюбивую чепуху. В аду будем править мы. – Он резко встал. – Мне нечего больше сказать.

– Хорошо. – Ева говорила тихо, глядя ему прямо в глаза. – Но подумайте серьезно, Лобар. Люди вокруг вас погибают, кто-то будет следующим. Возможно, им окажетесь вы.

Губы его едва заметно дрогнули.

– Или вы! – бросил он Еве и вышел, хлопнув дверью.

– Какой приятный молодой человек, – заметил Рорк. – Полагаю, в аду он будет как раз на своем месте.

– Может, туда он и направился? – Ева огляделась по сторонам и быстро сунула кубок в сумку. – Мне надо выяснить, кто он и откуда. Дома сниму отпечатки пальцев.

– Отлично. – Он встал и взял ее за руку. – Но сначала мы примем душ. Здесь кажется, что грязь так и липнет к телу.

– Не могу с этим не согласиться.

– Роберт Аллен Матиас, – прочла Ева, глядя на экран монитора. – Полгода назад ему исполнилось восемнадцать. Родился в Канзас-Сити, штат Канзас. Родители – Джонатан и Элейн Матиас, видные деятели баптистской общины.

– Религиозное воспитание? – задумался Рорк. – Что ж, иногда дети из таких семей восстают против своих родителей.

– А вот и его досье, – продолжала Ева. – Так, мелкое воровство, взломы, нападения. До тринадцати лет четырежды убегал из дома. В пятнадцать угнал машину, отправился путешествовать. Родители добились того, что его признали неуправляемым. Год проучился во вспомогательной школе, откуда за попытку изнасиловать учительницу был переведен в колонию.

– Какой миляга этот Бобби! – пробормотал Рорк. – Я понял, почему мне так хотелось выцарапать его красные глазенки. Он все время пялился на твою грудь.

– Ага. – Ева машинально провела рукой по рубашке, будто стряхивая с себя чужие липкие взгляды. – Психологический портрет вполне можно предсказать. Социопатические наклонности, отсутствие самоконтроля, резкие смены настроения. Стойкое отвращение к родителям и любому начальству, особенно женского пола. Женщин боится и отвергает. Интеллектуальный потенциал высокий. Склонность к насилию – высокая. Полное отсутствие зачатков совести, патологический интерес к оккультизму.

– Так почему же его не засадят за решетку?

– По закону. После достижения восемнадцатилетия он еще не совершил ни одного преступления. – Ева мрачно вздохнула. – Этот маленький негодяй очень опасен, но я пока что не могу ничего с ним сделать. Он подтвердил алиби Селины в ночь гибели Алисы.

– Его наверняка проинструктировали, – заметил Рорк.

– Но поймать его на этом не удалось. – Ева отодвинулась от монитора. – У меня есть его нынешний адрес. Надо поговорить с соседями. Может, они расскажут что-нибудь интересное. Если мне удастся на него надавить, думаю, малыш Бобби сломается.

– А если нет?

– Тогда придется копать дальше. – Она устало потерла глаза. – Ладно, с ним мы разберемся. Рано или поздно он проявит себя – набьет кому-нибудь морду, нападет на женщину. Тогда мы отправим его за решетку.

– Мрачная у тебя работа, – пробормотал Рорк.

– По большей части да, – спокойно согласилась Ева и обернулась к нему:

– Ты устал?

– Смотря для чего. – Он, нахмурившись, взглянул на монитор и подумал, что она наверняка будет сидеть всю ночь, выуживая нужную ей информацию. – А чего ты хочешь?

– Тебя.

Рорк удивленно вскинул брови, и Ева почувствовала, что краснеет.

– Я знаю, уже поздно, день был трудный. Наверное, мне этого захотелось... ну, чтобы очиститься от всей этой грязи. Глупо, да? – Она смутилась и снова отвернулась к экрану.

«Как же ей всегда бывает трудно о чем-то просить!» – подумал Рорк.

– Это не самое романтичное предложение, какое мне доводилось слышать. – Он положил ей руки на плечи и начал их легонько массировать. – Но отнюдь не глупое. Давай-ка выключай компьютер и пошли в спальню.

– Рорк! – Ева вдруг крепко обняла его, прижалась к нему. Она не могла бы объяснить, что ее так растревожило сегодня вечером, но ему и не надо было ничего объяснять. – Я люблю тебя. – Она подняла голову и заглянула ему в глаза. – Надо же, я уже почти привыкла говорить это вслух. Даже приятно.

Рорк рассмеялся и чмокнул ее в подбородок.

– Пойдем, – сказал он. – Повторишь это в спальне.

Это был древний обряд, мрачный и таинственный. Вся община – в масках и плащах – собралась в зале. Пахло свежей кровью. Тени, отбрасываемые черными свечами, метались по стенам – как пауки, гоняющиеся за своей добычей.

Селина на сей раз решила сама быть алтарем. Она лежала обнаженная, между ее ног горела свеча, на груди стояла чаща, наполненная кровью.

Взглянув на серебряную вазу, наполненную банкнотами и кредитками – взнос членов общины за право участвовать в обряде, – она улыбнулась. Хозяин избавил ее от жалкой жизни на улицах, привел сюда, дал ей могущество и благополучие. И в обмен на это она с радостью отдала свою душу.

«Сегодня ночью все будет по-особенному. Сегодня будет смерть, прольется кровь. Они ничего не запомнят, – подумала Селина. – Ведь в смешанное с кровью вино подсыпан наркотик. Они будут делать и говорить то, что велит им Господин».

Только она и Альбан знают, что Хозяин потребовал жертвы, и жертва эта будет принесена.

Вокруг нее стояли, раскачиваясь, люди в капюшонах. Они были одурманены – наркотиками, курениями благовоний, песнопениями. У ее изголовья стоял Альбан в маске кабана и держал в руке атам.

– Поклоняемся единственному! – произнес он глубоким, сильным голосом.

– Сатана – единственный, – ответил ему хор голосов.

– Что его, то наше.

– Аве, Сатана!

Альбан поднял чашу и встретился с Селиной взглядом. Потом четырежды взмахнул мечом – в направлении четырех частей света. Князья тьмы были призваны, и список их был длинен. Голоса слились в единый гул. В почерневшем горшке, установленном на мраморном постаменте, потрескивал огонь.

– Уничтожь врагов наших! – все громче говорил Альбан. – Причини боль и горе тем, кто замышляет зло против нас!