— Дуреха я была,— рассказывала мне Евдокия,— наслушалась бабьих сказок: мол, когда ходишь в тягости, с испугу не хватайся за себя руками. Что, дескать, в том месте у дитя родимое пятно будет. А тут как на грех за нашим огородом ребятишки чего-то взрывали. Как бахнуло — я со страху и закрыла лицо ладошками. Потом вспомнила про наказ и...
— Пришел я с работы, а моя милашка уцепилась за свои задние половинки и шастает так по дому — не оторвешь,—дополнил воспоминания Брагин. «Ты чего?»— спрашиваю. А она мне несет околесицу: там, говорит, не видно будет родимчиков...
— Я и в роддоме еще боялась. Несет мне в первый раз няня Саньку, а я свое: «Нянечка, он черный или белый?» Все бабы так и вытаращились: у нас перед этим по району делегация африканская ездила.
Таковы были обитатели дома, куда мы приехали. Как ни странно, при первой же нашей совместной охоте выяснилось, что Сергей Брагин — неважный охотник.
— Ты хоть видишь, куда палить?— спросил его после зорьки Димка.
— Нет,— честно признался тот.— Как гляну на уток — руки задрожат, сердце затрепыхается, ну и...
В один из приездов Брагина во Владивосток мы купили ему хорошее ружье, и Димка дня три «натаскивал» его на стенде. За эти три дня Серега расстрелял столько патронов, сколько хватило бы на три года. охоты. Но зато в следующий наш приезд мы увидели, что наука пошла впрок. Брагин стал стрелять вполне прилично. Потому так ошеломили меня его слова, когда он сказал Моргунову:
— Не надо было мне ходить на стрельбище.
— Мазать было интересней?!—воскликнул я.
— Да нет... Ну, как бы тебе объяснить...— замялся он, корябая подбородок.— Охота ведь это что-то вроде вечной голодухи... На ней надо добыть немного, чтобы всегда хотелось еще пойти. Раньше я как ни напуделяюсь, а следующего дня не могу дождаться — все думаю, а вдруг повезет? А сейчас не то...— Я не нашелся тогда, что ответить, промолчал и Димка.
Так мы дружили несколько лет. Потом Моргунов уехал за границу, и в его отсутствие я ни разу не побывал у Брагина. Теперь мы были рады встрече. Разговор зашел о работе Моргунова.
— Ты че хоть там делал?— повертел в воздухе рукой Брагин, непонятно что изображая—заграницу или работу.
— Учил суда чинить, Серега,— ответил Димка.
— Ну и как — научил?
Моргунов засмеялся и махнул рукой.
А через два часа мы уже плыли по тихой извилистой Заманухе. Ее низкие берега прерывались заливами, обильно покрытыми белыми цветками водокраса с мелкими, сердечком, листочками. Иногда его называют лягушечником, а вот за что — не ведаю.
Вперемешку с водокрасом плавали желтые лилии и водяные орехи с розетками треугольных листьев.
Нам досаждал шум мотора, Димка заглушил его, и река сама понесла нашу лодку по своим причудливым изгибам. Лежа на спине, мы смотрели в голубое августовского небо, и порой нам казалось, что это не лодка, а гроздья белых облаков крутятся в поднебесье над ней, Ни о чем не хотелось думать, только так вот лежать, слушать шелест камышей, баюкающие всплески воды и милую песню неведомой мне пичуги. С души спадала какая-то оболочка, и я с удивлением и радостным облегчением чувствовал, будто только сейчас становлюсь самим собой.
Свою стоянку мы обосновали в устье Заманухи. Ханка была от нас в двухстах метрах, и от нашего бивака к ней шел старый, заросший высоким вейником вал. Вокруг простирались плавни — половодье трав и тростников. Иногда над равниной пролетал ветер, и тогда высокие травы выгибались волнами и вместе с ветром, ряд за рядом, катились к синеющему горизонту размытого дымкой дрожащего горячего воздуха.
К заходу солнца мы устроились окончательно: поставили палатку, натаскали туда сухой травы и полыни, духом своим отпугивающей комаров, а из найденных досок соорудили подобие стола и скамейки.
— Уху, братцы, уху соображать надо,— торопился Димка, собирая удочки. Захватив червей, он поспешил к речке. Мы с Сергеем остались готовить донки. В Заманухе водятся сом, щука, змееголов, и я знал, что на припасенных Брагиным живцов ночью будет хороший клев. Доставая крючки, я выбросил из рюкзака пестрый альманах «Рыболов-спортсмен», который мы с Моргуновым купили в пути. Сергей поднял его с земли, смахнул прилипшие соринки и без особого интереса начал перелистывать, рассматривая картинки. Он собирался уже отложить, и тогда что-то заинтересовало его.
— Смотри-ка ты...— пробормотал Брагин, и я увидел, что он начал читать.— И надо же!— воскликнул он, протягивая мне сборник.
Это было короткое сообщение, что где-то за рубежом придумали поплавки с электрическими лампочками. С такими поплавками можно было ловить рыбу ночью; при поклевке лампочка в поплавке загоралась, подавая рыболову знак, что пора подсекать.
— Здорово!— восхищался Брагин — это ж целую ночь можно рыбачить!
Он долго разглядывал помещенный в книге чертеж поплавка, потом, сожалея, вздохнул:
— Ничего не выйдет; и батареек таких маленьких не достанешь, и вообще много мороки делать его... Вот бы как-нибудь лампочку...— Он замолчал, уставившись на меня, затем поджал под себя ноги и зачем-то снял кепку.— Вот бы лампочку к донке присобачить... наверху! Тут батареи от фонаря пойдут. А?
— Ну, это запросто,— сказал я.— Только зачем? Колокольчики уже давно придумали.
— С колокольчиками надо рядом сидеть, да и то когда тихо,—махнул он рукой.—А так ведь что получается: ночью глаз из палатки выставил, горит свет— значит, беги снимай рыбу, цепляй нового живца, нет света — спи себе на здоровье.
Он еще что-то говорил, но я плохо слушал — меня одолевали комары. С наступлением сумерек полчища этих кровопийц выбрались из плавней и начали изводить все живое. Не выдержав, я бросил вязать крючки и разложил дымокур.
Приготовив десяток донных самоловов, мы уже в темноте пошли расставлять их вдоль берега. Навстречу нам попался Димка. Он нес касаток, которые еще скрипели своими колючими плавниками. Он помог нам поставить удочки, и Брагин поделился с ним своей мыслью.
— А что? У тебя дельная голова, Серега!— воскликнул Моргунов.— Сейчас мы это устроим!
Наступила ночь. Пока я чистил рыбу и готовил на костре уху, они колдовали над своей затеей. Собственно, для ее осуществления не требовалось ничего особенного, ну да, впрочем, приятели не мудрствовали. Они ослабили выключатель ручного фонаря так, что стоило леске слегка потянуть за него, как вспыхивал свет. Испортив свои фонари, они попытались завладеть и моим, но здесь у них ничего не вышло. Теперь я думаю, что, может быть, на этом все и закончилось бы, не втрави их в продолжение забавы сама рыба. И надо же было случиться...
— С возвращением тебя,— произнес Сергей, когда мы уселись возле расставленной посуды. Они чокнулись с Димкой, но выпить не успели: от ближайшей К нам закидушки ударил свет. Оба изобретателя издали что-то нечленораздельное и кинулись к ней. Когда оттуда донеслись торжествующие крики—не выдержал и я.
— Во наша техника ловит!— кричал Брагин, потрясая сачком, в котором извивался сом килограмма на два весом. Поместив его в садок, мы вернулись к столу.
— За технику!—провозгласил Димка.
Довольный, Брагин поднял стопку и покосился в сторону реки. Но на берегу было темно. Свет зажегся, когда мы кончили ужинать. На этот раз загорелся дальний фонарь, и они притащили оттуда змееголова. Едва мы устроились в палатке, как опять засигналил первый маяк. Это становилось и вправду забавным. Я выбрался следом за ними и пошел проверять остальные удочки К моему удивлению, все живцы на них оказались нетронутыми и продолжали плавать на крючках. Можно было подумать, что окрестные хищники решили клевать только на закидушки с фонарями.
После третьей выловленной рыбы наступил перерыв. Мы лежали в палатке и слушали, как злились за ее стенками комары.
— Ну, разнылись, микробы,— обругал их Димка и включил музыку.
Из командировки он привез дорогую и добротную «машину», транзисторный приемник с кассетным магнитофоном. Под музыку я задремал и не знаю, сколько прошло времени, когда Сергей «выставил глаз» и увидел, что один из фонарей подает знак. И он и Димка неуклюже полезли из палатки и напустили в нее комаров. Я укрылся с головой и уже не слышал, что они там выудили из воды. Ночью рыбаки еще дважды будили меня. После вылазок они о чем-то долго бубнили, и, наверно, поэтому мне снились какие-то злые сны.
