Я рассказал о нашем разговоре с Черновым.

— А мне теперь и выкладывать нечего: я принесла то же самое, что и ты. В маленьком селе стоит поговорить с одним человеком и все узнаешь. Анна Терентьевна мне поведала то же самое, что тебе Чернов.

В кухне послышалось покашливание деда Мироныча — он, видимо, вышел к печке покурить. Тася перешла на шепот.

— Знаешь, Федор, терять времени нам сейчас никак нельзя. Придется тебе посидеть у дома Звягиной и понаблюдать: может, кто заявится, ведь не зря же говорят, что Лапушенко появлялся у нее с какими-то двумя типами.

— Что ж, не возражаю.

— А завтра с утра отправимся в зимовье к Лапушенко.

— Ладно, мне ночи хватит на раздумья, а для тебя, как говорят, утро вечера мудренее. Пошел я. А старикам что скажем?

— Скажу, что ты пошел гостить к Чернову.

Ночь у дома Звягиной мне показалась длинной, благо, дом стоял на отшибе и деревенские собаки не надоедали мне своим лаем. А вот комары... те не давали никакого покоя. Кусали и руки, и ноги, умудрялись даже прокусывать рубаху. Так что дремать в эту ночь не пришлось, но ни к Мотьке, ни в село никто ни приезжал и не приходил.

На следующий день утром мы с Черновым отправились на Елкинду в зимовье Лапушенко, а Тася — к Мотьке Звягиной.

— Зачем сейчас беспокоить Звягину? — возражал я. — Что она нам может дать? Ведь пьяницы — они никогда не бывают правдивыми и самостоятельными, а потом... не исключено, что она связана с бандитами: не зря же у нее видели Лапушенко с двумя подозрительными...

— Я думаю, — отвечала Тася, — что она столько же связана с бандитами, сколько Лапушенко, к которому вы сейчас направляетесь. А может, к нему тоже не ходить?

— Но мы же не напрямую будем с ним говорить?

— А я что, прямо так и собралась откровенничать?

— Все-таки ни с того, ни с сего прийти к человеку... Можем так все дело провалить...

— Рассуждать нам сейчас, Федор, некогда, время и бандиты нас ждать не будут, а тем более Огородников с Литвинцевым. Мы уже и так много времени потеряли, а толку пока никакого. Ходить вокруг да около можно еще месяц... А насчет того, как и где можем провалиться — говорить не стоит! Неудача настигнуть нас может в любом месте, надо надеяться на лучшее и действовать! — с жаром говорила Тася.

Возражать я больше не стал: девушка была уверена в правильности своих действий и так горячо отстаивала свою правоту... И она была права, я убедился в этом, когда вернулся обратно.

В зимовье мы побывали, но Лапушенко там не застали, по всей видимости, он давненько куда-то уехал. А может, ушел в банду...

Тася же добыла неплохие сведения.

Как ей удалось вызвать на откровенность Мотьку — не знаю, спрашивать не стал. Но порозовевшие щеки девушки, улыбка и чуть уловимый сивушный запашок говорили о том, что общий язык с женщиной она нашла за чаркой.

— Заметно? — весело спросила она. — Иначе нельзя было: она не стала бы разговаривать со мной. Правда, выпила-то всего рюмку, а остальное под стол.

Мы сидели на лавочке возле дома, старики копошились в огороде. Солнце клонилось к закату, дул легкий, теплый ветерок.

— Да-а, крепко прячут они свое логово, — говорила Тася. — Где оно — не знает ни Мотька, ни ее Митрофан и никто другой.

— Значит, Лапушенко не с ними?

— Пожалуй, нет. Валандается кое с кем — берет для них у Мотьки самогонку, а больше ничем не связан. Так, по крайней мере, о нем Мотька говорит. Сама же она терпеть не может этих «волков» за их наглость и хамство. Похоже, что и Витюля Кудахтин здесь, Мотька зовет его «Городской». А если он здесь, то...

Девушка вдруг сделалась серьезной и пристально посмотрела на меня...

— Ты помнишь, Дюков намекал о моей еще одной возможности.

Кажется, теперь я начал догадываться, о какой возможности девушки говорил тогда Дюков: Воронова и Витюля, значит, были хорошо знакомы.

— Он знает, что ты работаешь в уголовном розыске? — спросил я.

— Нет.

Тася немного помолчала, о чем-то сосредоточенно думая, затем продолжала:

— Звягина хоть и не знает, где находятся бандиты, но рассказала, что однажды шла от зимовья Лапушенко и забралась на сопку, чтобы с вершины крутяка поглядеть вокруг. Оглядевшись, она стала смотреть на Ундургу и вскоре увидела, как верстах в трех-четырех выше зимовья, против пади Бриллиантовая, через реку переправлялись два всадника. Она догадалась, кто это такие. А вечером они с Лапушенко появились у нее за самогонкой.

Тася тронула меня за рукав.

— Теперь ты понял, где надо искать банду?

— Догадываюсь, — ответил я. — А где сейчас Лапушенко? Не узнавала?

— Мотька говорит, что подался на Кару, золотишко намытое сдавать.

На следующее утро мы снова пошли на «работу». Выйдя из села, углубились в пойму речушки и пошли в сторону Ундурги. Мы должны были осмотреть местность там, где, по словам Звягиной, переправлялись два бандита. Под видом обследования устья Елкинды и берегов Ундурги мы рассчитывали увидеть или «случайно» наткнуться на табор, а далее действовать, исходя из обстановки: уйти незамеченными, последить за табором или, на худой конец, в открытую подойти к нему. Шли мы долго, осторожно, вглядываясь в каждый куст: не появится ли кто. И когда из-за сопки выехал всадник, мы не удивились. Еще издали я заметил, что через плечо у него перекинута винтовка.

— Кажется, это их человек, — тихо сказала Тася.

Было заметно, что она чуть-чуть волнуется.

— Кому же тут еще быть? — я старался говорить спокойно.

Конечно, особо опасаться нам сейчас было нечего: документы у нас исправные, оружие мы спрятали в Такше и нас тут никто не знает. Кому мы нужны — геологи! Всадник направился прямо к нам.

— Куда направляетесь? — не поздоровавшись, спросил он.

Это был молодой розовощекий парень с маленькими, бегающими глазками. За плечами у него висела трехлинейка, а на боку «парабеллум» в деревянной кобуре и охотничий нож.

«Да-а, здорово они тут вооружены», — подумал я.

— В устье Елкинды едем, — ответила Тася.

— Зачем?

— Мы геологи и намерены разведать устье этой речушки и берегов Ундурги.

С минуту парень о чем-то думал, затем почесал затылок под старой замусоленной кубанкой и спросил:

— А документы есть?

Тася зло сверкнула глазами.

— Собственно, по какому праву вы нас допрашиваете и требуете документы?!

Парень скорчил недоумевающую рожу.

— А вот по такому, — вскинул он винтовку, — сейчас продырявлю ваши черепки — тогда будете знать, по какому праву.

Делать было нечего — этот кретин мог привести свою угрозу в исполнение, и мы подали документы. Парень раскрыл, повертел так и сяк наши бумаги, потом аккуратно свернул и положил себе в карман.

— Мне велено все бумаги и документы задержанных доставлять начальству — оно разберется. — Он внимательно посмотрел на нас нагловато-маслянистыми глазами. — А подозрительных тоже забирать.

Стало ясно, что он доставит нас в табор, и сейчас мы не представляли, что нас там ожидает, ведь бандиты, как известно, люди настороженные, и мы не настолько опытные, чтобы в чем-нибудь не запутаться. Притом мы еще плохо знали с Тасей друг друга. По всей вероятности, она тоже думала об этом и стала искать выход из положения.

— Послушайте, как вас там звать — не знаю, — заговорила она, — вы что же, не видите, что мы никакие не подозрительные, а обыкновенные геологи и нам надо работать. Что же вы на месте не можете разобраться?

Парень хмыкнул, Тася продолжала:

— Вы же видите, что у нас нет никаких пулеметов или там гранат, и хорошо понимаете, что воевать мы ни с кем не намерены — вы же человек военный.

Тут широкая рожа парня расплылась в довольной улыбке (видать, повлияло слово «военный»), и он призадумался.

— Нельзя мне самому, велено приводить, — словно оправдываясь, сказал он.

— Хорошо, — сказала Тася. — Тогда мой рабочий пусть приступит к работе, а я схожу с вами одна и представлюсь вашему начальству