О здоровье и хорошем самочувствии Бориса говорил послу и личный пилот фюрера Бауэр, который прилетал за царем и останавливался в доме Бекерле. С ним прибыл советник посольства Бренер, кавалер ордена «Рыцарский крест за храбрость», полученного за бой под Эль-Аламейном в Африке. После ранения эта награда помогла ему стать советником посольства по особым поручениям. Бренер, который сопровождал царя, рассказывал, что Его величество и фюрер имели продолжительный разговор наедине. О чем они говорили, никто не знает. Бренер полагал, что обсуждался вопрос о взаимной информации. На следующий день царь прибыл со всем семейством на аэродром. Дети изъявили желание осмотреть самолет. И их желание исполнили. Его величество, царь Борис, был в хорошем расположении духа, шутил с сопровождающими его лицами, подбадривал сына — вот подрастешь, станешь смелым пилотом. С того дня до смерти царя прошло двенадцать дней, а молва пыталась их забыть, будто их никогда не было. За работой и заботами Бекерле не заметил, как стемнело. Лишь когда мрак встал за окном и прислуга начала опускать черные шторы затемнения, он понял, что уже поздно. Эти шторы усилили духоту, и он подумал, что хорошо бы принять ванну. Несмотря на то что вчера прошел дождичек, на дворе было душно.

Бекерле позвонил шоферу, пригладил рыжеватые волосы и расправил плечи. Трудный день размышлений и забот безвозвратно канул в прошлое.

Место зимовки искали упорно и — насколько это позволяла обстановка — спокойно. Командир и комиссар рассматривали любое предложение, какое только приходило в голову. Они хотели, чтобы место было скрытым от глаз, солнечным и сухим, чтобы там не задерживалось много снега и в то же время чтобы оно находилось недалеко от поселений. Они уже остановили свой выбор на трех объектах, но еще не решили окончательно. Кто-то предложил подумать и о равнине. В холмистой предгорной местности были густые заросли акации, дубовые рощи, которые могли сослужить полезную службу. Эта мысль надолго приковала к себе внимание командира и комиссара. В ней много плюсов. Во-первых, никто не подумает, что они ушли с гор и расположились под носом у врага. Выражение «под носом у врага» прибавило им дерзости. Недалеко от шоссе, которое вело в большой город, разместился какой-то немецкий склад. Он занимал обширную площадь, поросшую молодой дубовой рощей, обнесенную высокой проволочной оградой. Столбы были из цемента, с верхним концом, изогнутым наружу, так что через ограду никто не мог перелезть. Редкий, нестроевой лесок за оградой перемежался широкими полянами. Дамян очень хорошо знал эту местность. Когда строили шоссе, он там вкалывал камнедробильщиком, чтобы заработать лев-другой. Но это продолжалось всего год, потом его посадили в тюрьму за какое-то конспиративное дело, в котором он не принимал участия. Его держали в заключении полтора года и освободили, когда придумали другие обвинения. В тюрьме он познакомился с Пантерой, нынешним уполномоченным окружного руководства. Обдумывая все известное ему о немецком складе, Дамян вспомнил, что там стояла будка путевого сторожа, он всегда ездил на стареньком велосипеде, но сейчас это было не так важно. Сейчас надо хорошо представить себе местность. Будка стояла на берегу небольшой, но глубокой речушки. За будкой — старая ограда. Теперь немцы, наверное, подновили ее, но речку не перекрыли. Они не пренебрегали такой естественной защитой. Противоположный берег речки порос вербами и орешником. Командир имел привычку наглядно представлять себе то, о чем думал. И сейчас он невольно чертил тонким прутиком схему местоположения склада. Там, где речка вытекала из-под ограды, начинался молодой густой сосняк, который когда-то был питомником заброшенного лесхоза. Лес занимал большое пространство, постепенно переходя в придеревенские рощицы. Они спускались по оврагу, который выходил к руслу каменной чешмы[6]. Место было не на самом солнцепеке, но сухое и недалеко от воды — от реки и чешмы. Чешма находилась значительно дальше, но на крайний случай под рукой всегда имелся снег. Все бы хорошо, но он ничего не знал о немцах. И командир решил не терять времени. Три остальных лагеря в горах уже уточнены. Три рабочие группы разошлись по местам, чтобы приступить к постройке землянок на зиму. Они должны иметь вход и выход на случай неожиданных осложнений. И когда работа закипела, Дамян позвал комиссара:

— Я с кладовщиком пойду осмотрю место около немецкого лагеря… Жди меня тут или, если придется уйти, под Медвежьим ухом… Мы постараемся управиться побыстрее.

Они вернулись через неделю, уставшие от дороги, от бессонных ночей, но довольные. Судя по всему, за оградой находилась складская база горючего. Огромные цистерны, прикрытые землей, цистерны-грузовики под зелено-кофейными полотнищами, частые рейсы — все свидетельствовало о важной базе нефти и бензина. И охрана была сильной. Кроме солдата перед шлагбаумом и железными воротами имелся еще пост перед будкой сторожа и пост в центре базы, где солдат стоял на высокой вышке и просматривал всю территорию. Дамян и его спутник подползли к ограде от сосняка и оставались там до захода солнца. Днем передвигаться, конечно, опасно, но ночью все менялось. Сосновый лес, не старый, но и не молодой, был почти непрогляден. Ветви начинались чуть ли не от земли, чащоба такая, что пройди рядом — и не заметишь того, кто спрятался. И все же надо соблюдать исключительную бдительность.

Наблюдая за немцами, как те входили и выходили, за сменой постов и жизнью на базе, Дамян и его спутник оценивали местность, обдумывали подступы к будущему партизанскому лагерю. В самом центре бывшего питомника возвышался довольно длинный холм, весь поросший синеватым густым сосняком. У подножия холма, за черной стеной леса, можно было сделать один из лазов с выходом в сухой овражек вблизи речки. Отоспавшись, Дамян и кладовщик подробно ознакомили комиссара с местоположением нового лагеря. Землянка должна иметь форму довольно длинного эллипса с одной короткой и одной длинной дорожкой — входом и выходом. Недалеко от нее предполагалось построить вторую, поменьше, — поблизости от проволочной ограды с видом на немецкую базу.

Дамян распорядился послать туда на следующий день Архитектора с его парнями, чтобы они подготовили новый зимний лагерь, но им помешали донесения постовых: какая-то полицейская часть появилась на противоположном горном хребте. Сейчас она, наверно, уже внизу, недалеко от их местонахождения. Командир приказал одной группе хорошо вооруженных партизан под началом Велко остаться наверху, а другим приготовиться к отходу. Он намеревался отвлечь полицейских как можно дальше от мест зимовки.

Едва основная группа партизан отошла к противоположной горе, как с обеих сторон раздались выстрелы. Группа комиссара приняла огонь на себя и не отступала. Надо было задержать атакующих, чтобы товарищи могли подальше уйти. С Дамяном была договоренность о встрече над Острой долиной, а если дорогу группе Велко преградит многочисленный вражеский отряд, то тогда он уклонится в сторону Монастырского холма, где они и встретятся. Оказалось, что полицейские, опасаясь за свою жизнь, начали медленно отступать в том же направлении, откуда пришли. По дороге, ведущей в гору, с трудом поднимался раненый полицейский. Он опирался на плечи двух других и время от времени останавливался, чтобы отдышаться, и тогда начинал материться. Велко не обращал внимания на его брань, его интересовал другой полицейский, оставленный отступающими и лежавший метрах в двадцати. Он лежал лицом вниз, с вытянутыми вперед руками. Фуражка с синим околышем при падении отлетела в сторону и болталась на кусте. Парни из группы Велко продолжали стрелять по отставшим. Те, кто дошел до противоположного хребта, снова залегли и открыли огонь по партизанам. Внизу, в долине, они почувствовали себя чуть ли не окруженными, но теперь, поняв, что у них за спиной нет врага, снова укрепились.

В сущности, в крутых, таинственных горах трудно разобраться, есть у тебя сзади противник или нет. Важно удержать за собой высоту. Когда полицейские отправились искать партизан, их капитан Бырзоречки надеялся, что получит подкрепление от солдат, подразделение которых находилось у каменноугольных шахт за вершиной, но помощь не подошла. Капитан впервые участвовал в горном бою, и эхо от частой стрельбы совсем сбило его с толку. Ему казалось, что они окружены и по ним стреляют со всех сторон. Это смятение не замедлило дать свои результаты. Приказ об отступлении был столь поспешен, что они не осмелились подобрать труп фельдфебеля. Теперь капитан приказал лучшим стрелкам не спускать глаз с темного пятна на противоположном склоне. Он надеялся, что партизаны соблазнятся винтовкой и пистолетом убитого. Стрелки долго лежали, готовые к выстрелу, но никто не появлялся. Как только вечерние тени скрыли от них долину, они взяли винтовки на плечо и тонкой цепочкой двинулись на исходную базу в ближайшем селе. Возвращались с большими предосторожностями, выставив впереди дозорных: боялись засады.