В его дневнике действительно был такой рисунок, только нарисованный позднее, когда он взглянул на вещи с художественной точки зрения. А тогда, во Флоренции, он и сам крепко держал бечевку.
— Но на самом деле этого не случилось?
— Нет. Я бы еще мог пропустить момент взлета мисс Ханичерч, но не грохот от падения мисс Бартлетт.
— Так вот, бечевка оборвалась, — тихим, вибрирующим голосом произнес Сесил.
И в тот же миг до него дошло, что из всех способов сообщить о своей помолвке он выбрал самый неудачный. Ох уж это его неумение обращаться с метафорами! Мистер Биб может понять это так, будто он — звезда, к которой Люси взмывает в небеса.
— Что значит оборвалась?
— Ну... Люси дала согласие стать моей женой.
Его собеседник не сумел скрыть своего разочарования.
— Простите. Я не знал, что вы так близки, иначе не позволил бы себе говорить о мисс Ханинчерч снисходительным тоном. Мистер Вайз, вы должны были меня остановить.
Сесил поджал губы. Он ждал не извинений — поздравлений. Вот, значит, как мир отнесся к его подвигу! Конечно, он, как всякий мыслящий человек, презирал мир, но был чувствителен к некоторым свидетельствам своего успеха.
— Прошу извинить меня за то, что я заставил вас пережить шок. Кажется, вы не одобряете выбор Люси?
— Не в том дело. Просто вам следовало меня предупредить. Я знаю мисс Ханичерч недостаточно хорошо, чтобы обсуждать ее характер и поступки — тем более с вами.
— Вы упрекаете себя в нескромности?
Мистер Биб взял себя в руки. Поистине, мистер Вайз обладает даром ставить людей в неловкое положение!
Он воспользовался преимуществом своей профессии.
— Нет, конечно. Во время нашего пребывания во Флоренции я предположил, что ее бедное событиями, безмятежное детство скоро кончится, — и оно кончилось. Я смутно предвидел, что она вот-вот совершит очень важный шаг в своей жизни, — так и вышло. На нее снизошло озарение. Благодаря вам — простите за откровенность, но раз уж мы так начали... — благодаря вам ей открылось, что значит любить. Это величайшее знание, которое дается людям в их земной юдоли.
Тут он снял шляпу, чтобы помахать ею приближающейся со стороны сада троице. И поспешил закруглиться:
— Теперь уже от вас зависит сделать так, чтобы это знание обернулось ей на благо.
— Большое спасибо! — процедил Сесил, чувствуя, что не напрасно он не жаловал священников.
— Нет, вы слышали? — крикнула, поднимаясь по склону им навстречу, миссис Ханичерч. — Мистер Биб, вы уже знаете нашу грандиозную новость?
Фредди, к которому вернулось природное добродушие, начал насвистывать свадебный марш. Молодежь редко выступает против свершившегося факта.
— Так точно, слышал! — откликнулся гость. — Миссис Ханичерч, сейчас я сделаю то, чего от меня ждут в подобных случаях, но чего я почему-то ужасно стесняюсь... Я призываю на молодых людей благословение небес. В горе и радости, в большом и малом, пусть их жизнь, жизнь мужа и жены, отца и матери будущих детей, будет счастливой и безоблачной!.. А теперь я хочу чаю.
— Вы вовремя сменили тему, — сказала хозяйка дома. — Здесь, в Уинди Корнер, быть слишком серьезным воспрещается!
Он с радостью перенял ее шутливый тон. Кончились потуги на строгую доброту, равно как и попытки придать ситуации торжественность за счет поэтических и библейских образов. Никому больше не хотелось или не удавалось быть серьезным.
Помолвка — столь важное событие, что каждый, кто с ним столкнется, неизбежно испытает радостное, благоговейное чувство.
Потом, в тиши своих комнат, мистер Биб, или Фредди, или кто-нибудь еще снова настроится на критический лад. Но сейчас все они были во власти радостного возбуждения. Сила, подчинившая их себе, затронула не только уста, но и сердце каждого из них. Эта власть сродни той, что обуревает человека, случайно забредшего в храм чуждой ему веры. Стоя поодаль и глядя со стороны, мы сохраняем способность смеяться над ней, отрицать ее или — что хуже всего — дать волю сантиментам. Но очутившись внутри, перед лицом чуждых богов, мы ничем не отличаемся от ее приверженцев.
Так что после всех проб и ошибок, всех дурных предчувствий этого дня члены семьи Ханичерч и их гости взяли себя в руки и приступили к приятному чаепитию. Если они и фальшивили немного, то, во-первых, не отдавая себе в этом отчета, а во-вторых, фальшивые чувства в любой момент могли стать искренними. И не могли же они отстать от Энни, которая ставила каждую тарелку на стол с таким видом, будто это свадебный подарок. Мистер Биб то и дело хлопал в ладоши, Фредди превзошел самого себя по части остроумия, именуя «обрученного» Сесила не иначе как «обреченным». Миссис Ханичерч с блеском изображала будущую грозную тещу. Что касается Люси и Сесила — тех, для кого, собственно, и разыгрывалось представление, то они также участвовали в потешном ритуале, но как истинно верующие, — предвкушая встречу с каким-то иным, священным источником радости.
Перевод с английского Валерии Ноздриной.