Таня смотрела на Павла, не веря глазам. Может, ей показалось? Или обозналась? Нет, это он, только другой, заметно возмужавший, лучше прежнего.

Она только что выследила Царькова. Оказывается, Ленчик втихаря построил себе новую дачку. И какую! Просто зашибись. Она думала, он путается с журналисткой, а он, оказывается, завел себе молоденькую девушку. Не иначе как решил начать жизнь с чистого листа.

И вот третье открытие – Павлик. Как он мог здесь оказаться? Ведь он отбывает срок.

Таня вышла из машины с удивлением и страхом, совсем не уверенная, что Павел также рад встрече, как она.

– Вот это встреча! С ума упасть! Ты как здесь? – выдохнула Таня.

– Выпустили. А ты будто не знаешь? Мы уже встречались с Ленчиком.

– Он мне ничего не говорил.

Таня подумала, что это судьба. Павел появляется в тот момент, когда Царьков бросает ее. Но если Павел знает, что она его предала, вместе им не быть. Поэтому она искала в его глазах ответ на свой вопрос: знает или не знает? Ответа не было. Павел был как под анестезией – полная бесчувственность.

– Я в город. Давай садись, – Таню лихорадило.

А чего не сесть, до города все-таки километров шесть.

Радаев оглядел салон, щиток приборов. Крутая тачка.

– Любит тебя муж, Танюха.

– Он мне не муж, ты же знаешь.

– Он тебе лет десять как не муж.

– Семь лет! – воскликнула Таня. – Жуть! Как у тебя со здоровьем? Язва? У Ленчика тоже язва, на диете сидит. Это все нервы, Павлик. Нервы надо беречь. Нервные клетки не восстанавливаются.

Если она изменилась, то только внешне. Она уже не походила на подростка, фигура стала женственней, черты лица мягче. Что же касается разговора, то Волга у Тани по-прежнему на каждом шагу впадала в Каспийское море, а лошади кушали овес.

А вот в постели, чертовка, хороша. В постели – рабыня. Не просто так он запал на нее. Правда, застав их за сладким занятием, Ленчик сказал ему, что это никак не отразится на их отношениях. И действительно, вел себя так, будто ничего не произошло. Мол, вот он какой благородный. Как высоко ставит их мужскую дружбу. Никакая баба не способна сделать их врагами. А что при этом чувствовал Павел, который наставил рога своему старшему другу? Последней тварью он себя чувствовал.

– Надо отметить твое возвращение, – сказала Таня. – Квартиру свою я не продала, на всякий случай. Сделала евроремонт, у меня там красиво. Тебе понравится.

Что-то подсказывало Радаеву, что однажды именно из-за нее у него возникли серьезные неприятности. Но теперь, когда он сам вел расследование, Таня могла стать источником полезной информации. Чего не заехать, тем более, что сама зазывает?

– А Квас сейчас где? – спросил Радаев. Так они между собой звали Царькова.

Таня горько усмехнулась:

– Сказал, что на охоте с Шокиным, сволочь.

– Какая охота в июле? А почему сволочь?

– Плевали они на законы. Директор заповедника с ними в бане парится каждую пятницу. Но сегодня Ленчик точно не на охоте. Поэтому и сволочь.

Таня не стала говорить, с кем только что увидела Царькова.

– Ленчику сейчас не до меня, – сказала она туманно, и глаза ее тоже затуманились.

Когда-то Павел на эти глаза и расцвел. Пришел в парикмахерскую, сел в кресло, посмотрел на себя в зеркало. Захотелось сплюнуть: до чего ж плюгав, шея тонкая, уши торчат, срамота. И тут Таня подходит, смотрит на него в зеркало.

– Как стричь будем?

– Уши оставим.

– Голову моем?

– Можно.

Руки у нее были ласковые. А тело – жаркое, привораживающее. Он это ощутил, когда она стала стричь его, то и дело прижимаясь.

Напоследок зазывно посмотрела:

– Обрастай, парнишечка.

Квартиру точно было не узнать. Зеркальные потолки, паркет, белые двери. Павел, как ни старался, не мог скрыть восхищения.

Таня обрадованно засуетилась:

– Лезь в джакузи, я мигом что-нибудь приготовлю.

Павел лежал в душистой пене, разглядывал дорогую сантехнику и батарею дорогой косметики. Правильно подмечено, тянет человека на место преступления. Сколько раз он мылся в этой ванне и всякий раз думал: «А что если сейчас придет Квас, вот будет потеха!»

– Тебе потереть спину? – Таня стояла в дверях ванной уже переодетая в халатик с глубоким вырезом.

– Потри, – согласился Павел, поняв, что это только предлог. – Только ты взмокнешь.

– Мне раздеться?

Это была женская коронка Тани. Что касается секса, она была очень предупредительна.

Глаза ее широко открылись, она часто задышала, освобождаясь от платья и забираясь в джакузи.

«Она, конечно, дрянь, но она лучше той клюшки из кафе», – мелькнуло у Павла, прежде чем он перестал вообще о чем-то думать…

Потом они вкусно ели. Радаев раздумывал: если холодильник забит разными деликатесами, значит, Таня действительно живет здесь и почти наверняка кого-то принимает, а к Царькову только ездит в гости. Мало ей одного мужика. Организм требует двоих, а может, даже троих.

В перерыве между холодными закусками и разогретой в микроволновке осетриной они снова устроили любовь. Только на этот раз на широченной тахте. И Танька горячим шепотом клялась, что всегда любила только его, Павла.

– Я тебе писала. Почему не ответил? – спросила она.

Было дело. Даже фотографию свою в письмо вложила. С надписью «на бесткарыстную память». Фотографию эту Павел вернул на тот адрес, который указала Таня: главпочтамт, до востребования. Хотел показать, что ставит на их отношениях точку.

В какой-то момент, когда они лежали в очередном опустошении, Радаев вернулся к мысли: если Танька кого-то здесь принимает, то должны быть другие приметы помимо забитого едой холодильника. Что держит мужик у бабы? Туалетные принадлежности, прежде всего.

Он пошел в туалет. По пути заглянул в ящик для обуви. Ну, вот, что и требовалось доказать. Тапки сорок четвертого размера. У Царькова сорок второй.

В туалете ждало другое открытие. Стопка кроссвордов и ручка. Кто-то любит разгадывать слова, сидя на унитазе. Подозревать в этом Таню смешно. К тому же все ответы написаны крупными печатными буквами. Это не ее рука. Взгляд Павла уперся в вопрос: знаменитый афинский оратор, покончивший с собой. В ответе написано – Демосфен.

Таня встретила его вопросом, который давно вертелся у нее на языке:

– Ты не держишь зла на Ленчика?

Радаев промолчал. Царьков не советовал ему брать банк. Правда, начал отговаривать после того, как замысел был запущен, и остановить его и Степку не мог никто, даже Царьков. Да и кто он такой был в то время, Ленчик Царьков? Старший охранник в только что открывшемся банке Рогова. И сам банк был не совсем банк, а только отделение большого банка «Феникс». Все были семь лет назад не те, что сейчас, не того калибра.

Не дождавшись ответа, Таня пошла на кухню. Хотела еще что-нибудь приготовить. Надо отдать ей должное, она любила кормить. Павел обратил внимание на стопку фотоальбомов. Один был со старыми семейными фотографиями, другой совсем новый. Он начал с нового. И сразу же увидел Таню вместе с Антоном Чесноковым. Вот они на пляже. Вот в какой-то компании. Вот в кафе. Лица сияют. Павла кольнула досада. Ну, правильно: Антон – парень хоть куда. Антон – это, можно сказать, он, Радаев, каким он был семь лет назад. Любит Танька молоденьких.

Старый альбом Павел пролистал машинально, без интереса. Потом вернулся к середине: его внимание привлекла фотография – Таня на чьей-то свадьбе. Невеста, похоже, родственница. Сходство с Таней несомненное. Родной сестры у Тани нет. Значит, двоюродная сестра. Точно, она говорила, что у нее есть двоюродная сестра! И он где-то ее видел! Ха, не где-то, а в банке! Это кассирша. Точно она!

Фотография этой девушки встречалась в альбоме не раз. Павел взял одну и положил в карман.

Прощаясь, спросил с иронией:

– А откуда знаешь, кто такой Демосфен?

Глаза Тани озадаченно замерли. Но она быстро нашлась. Подставила губы для поцелуя. Губы у нее морщились, когда она их вытягивала. И целовалась она странно, не закрывая глаз.