— Жаль вас разочаровывать, мистер… мм-м…

— Николсон. Не обращайте внимания на этикет. Рация, полковник Кисеки.

— Эта — единственная, что у нас есть. — Улыбаясь еще шире, Кисеки кивнул на сервант, Маккиннон уже связал ему руки за спиной.

Николсон едва взглянул на маленький приемник.

— Ваш передатчик, полковник Кисеки, будьте любезны, — спокойно сказал Николсон. — Вы ведь не почтовых голубей используете для связи?

— Английский юмор. Ха-ха! Очень, очень смешно. — Кисеки все еще улыбался. — Разумеется, у нас есть передатчик, мистер… м-м… Николсон. В солдатских казармах.

— Где это?

— На другом конце города. — У Кисеки был вид довольного собой человека. — В миле отсюда. По меньшей мере, в миле.

— Понимаю. — Николсон выглядел задумчивым. — Далековато. И я сомневаюсь, что смогу довести вас до казарм, уничтожить передатчик и выбраться оттуда, не будучи нашпигован пулями.

— Вы проявляете признаки мудрости, мистер Николсон, — вкрадчиво проговорил Кисеки.

— Я лишь не склонен к самоубийству. — Николсон потер давно не бритую щетину и опять посмотрел на Кисеки. — И это единственный передатчик в городе, так?

— Да. Придется вам уж поверить мне на слово.

— Я верю. — Заметно потеряв интерес к беседе, Николсон понаблюдал, как Маккиннон управляется с заместителем Кисеки, с энтузиазмом затягивая веревку, так что офицер вскрикнул от боли. Затем повернул голову к солдату, вернувшемуся с носилками, одеялами и двумя фонарями.

Николсон в раздумье посмотрел на человека в штатском, сидевшего рядом с Кисеки. Мэр пытался выглядеть разгневанным и возмущенным, что ему явно не удавалось при страхе, безошибочно читавшемся в темных глазах и подергивавшемся уголке рта. К тому же, он сильно потел, и его превосходный серый костюм, казалось, как-то пообмяк и смотрелся теперь мешковато… Николсон обратился к Кисеки.

— Мэр ваш хороший друг, насколько я понимаю, полковник? — Николсон заметил, что Маккиннону не терпится уйти, и он ждет не дождется окончания разговора. Заметил — и предпочел оставить это пока без внимания.

Кисеки с напыщенным видом прокашлялся.

— В положении начальника гарнизона и представителя интересов народа мы, естественно…

— Не утруждайте себя далее, — перебил Николсон. — Полагаю, обязанности мэра приводят его сюда довольно часто. — Он окинул мэра умышленно презрительным взглядом, и Кисеки на это клюнул.

— Приводят сюда? — рассмеялся Кисеки. — Мой дорогой Николсон, это и ЕСТЬ его дом. В котором я всего-навсего гость.

— Неужели? — Николсон уставился на мэра. — Вероятно, вы знаете несколько слов по-английски, господин мэр?

— Я владею языком в совершенстве. — Гордость мгновенно взяла верх над страхом.

— Прекрасно, — сухо сказал Николсон. — Как насчет небольшой беседы? — Его голос понизился почти до театрально выдержанного глухого тембра. Мэр, как и следовало ожидать, особенно напуганным не выглядел. — Где в этом доме хранит передатчик полковник Кисеки?

Поняв, что попался на столь безыскусную удочку, Кисеки повернулся к мэру и побагровев от ярости, стал что-то неразборчиво кричать, но был резко остановлен на середине увесистым ударом Маккиннона.

— Не будьте идиотом, полковник, — с досадой проговорил Николсон. — И меня за такового не держите. Да где это видано, чтоб у военноначальника в столь нестабильном и взрывоопасном регионе, как Юго-Восточная Азия, центр связи был на расстоянии мили? Абсолютно очевидно, что передатчик здесь, хотя от вас ничего не добьешься и за целую ночь. Я, однако, сомневаюсь, что мэр пойдет на жертвы ради вашей Великой Сферы Процветания. — Он снова повернулся к мэру. — Я тороплюсь. Где передатчик?

— Я вам ничего не скажу. — Рот мэра дергался, даже когда он говорил. — Вы не заставите меня говорить.

Николсон взглянул на Маккиннона.

— Будьте любезны, боцман, выверните ему слегка руку.

Маккиннон с радостью исполнил указание. Мэр вскрикнул — скорее от преждевременного страха, чем от сильной боли, — и боцман отпустил его.

— Итак?

— Я не знаю, о чем речь.

На сей раз просить Маккиннона не пришлось. Он рванул вверх руку мэра так, что запястье оказалось на уровне лопатки. Мэр завизжал, как попавший под нож поросенок.

— Может быть, наверху? — как бы мимоходом спросил Николсон.

— Наверху. — Мэр всхлипывал от боли и, главным образом, от страха. — На крыше. Моя рука — вы сломали мне руку!

— Теперь можете его связать, боцман. — Николсон отвернулся. — Ладно, полковник, отведите-ка меня туда.

— Мой любезный друг, полагаю, способен сам довершить начатое, — прошипел Кисеки сквозь зубы. Выражение его лица не сулило мэру ничего хорошего, случись им встретиться при других обстоятельствах. — Он пусть и покажет вам, где находится передатчик.

— Не сомневаюсь, что он готов это сделать. Однако я предпочел бы чтобы это сделали вы. Кто-нибудь из ваших людей наверняка разгуливает неподалеку с автоматами, и уверен, они без колебаний проделают в мэре и во мне множество маленьких дырочек. Вы же, так сказать, послужите надежной гарантией безопасности. — Николсон переложил винтовку в левую руку, вытащил из-за ремня один из револьверов и убедился в том, что он снят с предохранителя. — Повторяю, я тороплюсь, полковник. Идемте.

Они вернулись через пять минут. Передатчик представлял теперь кусок искореженной стали с разбитыми лампами. Ни по пути на крышу, ни обратно они не встретили ровным счетом никого. Крики мэра не привлекли ничьего внимания, возможно, как подозревал Николсон, потому, что прислуга просто привыкла к подобным, доносившимся из комнат Кисеки звукам.

В отсутствие старшего помощника Маккиннон не бездействовал. Укрытый одеялами капитан Файндхорн удобно расположился на носилках на полу, прижимая к себе немного испуганного Питера Тэллона. По углам носилок сидело на корточках по японскому солдату. Особо выбирать им не приходилось, так как их запястья были надежно прикреплены к ручкам носилок, а мэр и заместитель полковника Кисеки связаны вместе за локти короткой веревкой. Пострадавший от Телака конвоир по-прежнему неподвижно лежал на полу, и Николсон подозревал, что ему суждено оставаться в таком положении еще очень долго. Шестого солдата видно не было.

— Весьма неплохо, боцман. — Николсон одобрительно посмотрел вокруг. — А где это наш пропавший друг?

— Он никуда не пропадал, сэр. Он там, в уборной. — Не обращая внимания на протесты и злобные взгляды Кисеки, Маккиннон продолжал привязывать его правую руку к левому локтю мэра. — Пришлось немного потрудиться, дабы закрыть дверь, но я справился.

— Превосходно. — Николсон окинул комнату последним взглядом. — Ждать более нет смысла. Будем отправляться.

— Куда это, интересно знать? — Широко расставив ноги, Кисеки вобрал голову в плечи. — Куда вы нас забираете?

— Телак сказал мне, что ваш личный баркас — лучший и быстрейший на всем побережье. Еще задолго до рассвета мы через Зондский пролив выйдем в Индийский океан.

— Что! — Лицо Кисеки исказилось от злости. — Вы забираете мой баркас? Вам это с рук не сойдет, англичанин, не сойдет! — Он замолчал, когда другая, еще более ужасная мысль пришла ему в голову, и он ринулся вперед, волоча за собой двух остальных и вопя: — Так вы и меня хотите взять с собой! Будьте вы прокляты!

— А вы как полагали? — холодно проговорил Николсон. — Он отступил назад от брыкающегося Кисеки, и не совсем милосердно ткнул его дулом винтовки в диафрагму. Кисеки скорчился от боли. — Вы наше единственное и стопроцентное охранное свидетельство. Неужели мы оставим вас здесь?

— Я никуда не пойду, — прохрипел Кисеки. — Не пойду. Можете меня убить, но не пойду. Концлагерь! Стать английским военнопленным? Никогда, никогда, никогда! Лучше застрелите меня!

— В этом нет необходимости, — заметил Николсон. — Мы можем связать вас покрепче, вставить кляп или даже уложить на носилки. — Он кивнул на дверь уборной. — Там полно дешевой рабочей силы. Но это лишь усложнит дело. Вы можете пойти добровольно или отправиться на носилках с простреленными ногами, если не пожелаете утихомириться. Выбирайте.