служители, преданные Господу. Я расстался с Тимофеем с грустью в сердце, но с полной

уверенностью, что Господь через Тимофея сильно утвердит Ефесскую церковь.

Я уже много лет не видел Тимофея, хотя мы продолжали писать друг другу. У него все

такое же смиренное сердце, хотя Господь весьма укрепил его за эти годы и посылал других

ему на подмогу, в том числе и апостола Иоанна, и с ним Марию, мать Иисуса.

Мария уже отошла к Господу, Иоанн же все еще с нами.

*

Со временем и с возрастом приходит склонность все больше погружаться в себя. Я не

помню уже ни времени некоторых внешних событий, ни последовательности, в которой они

происходили.

Павлу тогда еще не пришло время покинуть этот мир. Пробыв немного в Иерусалиме, он вернулся в Антиохию, где рассказывал о своем путешествии. После того отправился

обратно в Ефес. Я в то время уже находился дома, в Иерусалиме. Но услышав об этом, обрадовался — я знал, что Тимофею возвращение его наставника принесет огромное

облегчение, и что благодаря примеру и наставлению Павла он укрепится еще больше.

Лука продолжал сопровождать Павла и часто писал мне. Бог наделил Павла

чудотворной силой, которая отвратила многих от идолопоклонства. Те же, кто зарабатывал

себе на жизнь изготовлением идолов, подняли смуту. Опасаясь за жизнь Павла, церковь

отправила его в Филиппы. Тимофей пошел с ним, но вскоре возвратился.

Позже Павлу сопутствовали другие. Кто-то отстал от него, утомившись. Иные не

уживались с ним из-за его нрава. Павел шел дальше. Я не встречал в жизни человека, более

преданного своему делу. Однажды он сказал мне: «Вера подобна забегу на состязаниях, и

нужно бежать изо всех сил, так, чтобы в конце получить награду». Я верю, что сейчас его

голову венчают лавры победителя.

Мне его не хватает.

Останься я с ним, мои страдания бы уже закончились. Но Бог уготовал мне иную стезю, более протяженную и извилистую, чем и мог предположить.

Я, подобно множеству прочих, когда то считал, что до возвращения Иисуса остаются

считанные дни или недели. Потом мы ожидали Его возвращения через несколько месяцев, затем — через несколько лет. Он же сказал, что будет ждать до тех пор, пока весь мир не

67

получит возможность услышать о Нем. А мир оказался больше, чем нам представлялось.

Павел думал достичь Галлии — но так туда и не добрался.

Но я опять отвлекаюсь. Это думы усталого чело века. Я понапрасну трачу папирус.

*

Силе хотелось бросить задание Епенета. Ныли плечи, шея, спина. Немели пальцы. Но

то была не физическая боль от долгих часов, проведенных за письменным столом. То были

воспоминания: годы и версты, друзья — спасенные и потерянные.

Макомбо принес поднос.

— Ты закончил?

— Нет.

— Ты прожил богатую жизнь.

Сила закрыл лицо руками.

В ту ночь он уснул крепким сном, и ему приснился Иисус. Руки Господа, со шрамами от

гвоздей, были полны зерна. Он разбрасывал его во все стороны. Семена пустили корни — крошечные побеги пробивались сквозь почву — в пустынях, на горах, в больших городах и

маленьких деревнях. Некоторые упали в море, и волны понесли их к далеким берегам.

Иисус вложил Силе в ладонь свиток и улыбнулся.

*

Павла тянуло в Иерусалим. Для него, как и для меня, этот город был родным, сосредоточием всего, что мы знали и любили. Храм по-прежнему оставался Домом Божьим.

Я не мог подняться по его ступеням или пройти галереями без того, чтобы не вспомнить

Иисуса, мысленно услышать Его голос. Сердце ныло всякий раз, когда нога моя ступала на

это место, которому надлежало быть святым, и которое ныне было так осквернено.

До нас дошли вести, что Павел в Кесарии. Он остановился в доме, где жил Филипп-

благовестник со своими четырьмя дочерьми, незамужними пророчицами. Они, как и многие

прочие, включая меня, приняли решение не вступать в брак, ожидая возвращения Господня.

К Павлу пришел Агав. Ему приснилось, что если Павел придет в Иерусалим, то окажется в

тюрьме.

Но Павел отказался прятаться.

Когда они с Лукой явились в Иерусалим, их принял у себя Мнасон. Я бы с радостью

предложил им свое жилище, но времена изменились, и теперь я больше не владел

собственным домом ни в Иерусалиме, ни в Кесарии. Я не виделся ни с Павлом, ни с Лукой до

самого их появления на Совете, но когда мы встретились, стало ясно, что в наших

отношениях все как раньше.

— Сила! — обнял меня Павел. От радости я прослезился. Его присутствие в

Иерусалиме вызывало у меня противоречивые чувства. Я истосковался по задушевным

разговорам с ним, но в то же время боялся, что его выследят и убьют. Фарисеи так и не

простили ему, что он покинул их ряды.

Иаков и все члены совета тепло приветствовали Павла.

Он дал подробный отчет о своих путешествиях. Нередко он обращался ко мне, прося

добавить что-то такое, что сам мог позабыть, о городах, которые мы посетили вместе.

Забывал, впрочем, он мало.

Конечно же, Павел захотел пойти в Храм. Мы с Иаковом обсудили с остальными, насколько это возможно, и сочли, что беду удастся отвратить, если с Павлом пойдут четверо

взявших на себя обет. Если он вместе с ними совершит обряды очищения и оплатит за них

расходы, чтобы они обрили голову, иудеи, пожалуй, увидят, что он продолжает соблюдать

закон.

Человек предполагает — Бог располагает.

Павел отправился в Храм. Семь дней он поклонялся там, радуясь в Господе. А потом

его увидели некоторые евреи из Асии и выступили против него.

68

— Куда бы ни пришел этот человек, он настраивает всех против нас!

Я попробовал его защитить.

— Вы сами настраиваете против себя, возбуждая толпу и устраивая беспорядки!

Когда отвечаешь гневом на гнев, ничего хорошего не предвидится.

Посыпались обвинения. Некоторые утверждали, что Павел привел в Храм язычников, чтобы осквернить святое место. Накануне рядом с Храмом видели Трофима из Ефеса и

решили, что Павел взял его с собой. Зачинщики схватили Павла и потащили из Храма. Его

вышвырнули вон и заперли двери. Прочие принялись его бить. Я с криками пытался

остановить их — и сам очутился посреди свалки.

Ни разу в жизни вид римских солдат и центурионов не обрадовал меня так, как в тот

день! Не вмешайся они, нас бы не было в живых. Римляне взяли Павла в кольцо и оттеснили

толпу щитами. Предводитель отряда выхватил меч и ударил им но щиту.

— Тихо! Всем молчать! — крикнул он по-арамейски с сильным акцентом, а потом по-

гречески скомандовал своим подчиненным. — Заковать его в цепи, пока я не разобрался, что

тут происходит!

Павел стоял, шатаясь под тяжестью оков, а командир, тем временем, пытался выяснить

обстоятельства дела.

— Кто этот человек, которого вы чуть не убили? Что он такого сделал?

— Он сеет смуту!

— Он осквернил Храм нашего Бога!

— Это Савл из Тарса, и его обвиняют ложно… — попытались мы выступить в его

защиту. Меня тут же стукнули по голове. Слава Богу, я превозмог искушение ответить тем

же.

— Он главарь секты, которая против Рима!

Кричали все: одни одно, другие — другое. И ничего близкого к истине.

Двое воинов поволокли Павла вверх по ступеням крепости, остальные сдерживали

толпу, стеной сомкнув щиты. Павел каким-то образом убедил командира позволить ему

обратиться к народу.

Когда Павел заговорил по-еврейски, иудеи утихли.

— Я иудеянин, родился в Киликийском городе Тарсе, и был воспитан здесь, в

Иерусалиме, у ног Гамалиила. Будучи учеником его, я был тщательно наставлен в иудейском

Законе и традициях. Я крайне ревностно исполнял все обязанности перед Богом, чтобы

почтить Его, как и все вы ныне. И рьяно боролся с приверженцами нового учения. — Он