Боги, великие боги, хвала вам и слава! Неужели позади остался Рим, остались все мучители — Август и Ливия, Гай и Луций? Все это скрылось за кормой. И было Тиберию так ненавистно, что за все время пути, пока корабль огибал Италию и пришлось сделать несколько остановок, он ни разу не сошел на берег. Он отряхнул пыль и грязь отечества с ног своих. Он не позволял хозяину корабля делать остановки сколько-нибудь длительными. Словно боялся, что корабль могут вдруг задержать, а его самого вернуть назад. Мало ли что — от Августа вполне можно было ожидать, что он спохватится и передумает.
В первый раз Тиберий решился ступить на землю, когда причалили к острову Крит. Но настолько сильным было его желание поскорее добраться до Родоса, что он, немного погуляв вдоль пристани, вернулся опять на корабль. Кстати, триаконтера носила звучное греческое имя «Зоэ», что означало — «жизнь», и Тиберию виделся в этом глубочайший смысл. На палубе «Зоэ» началась для Тиберия его новая жизнь! Он ее чувствовал, он пил ее, как вино, и убогое судно казалось ему царственно великолепным.
Путь до Родоса занял две недели, хотя хозяин, пожилой грек, клялся всеми богами до Нептуна включительно (хотя на море этого делать не следовало бы), что меньше чем в три недели не добраться. Попутный ветер в это время года дует редко, а гребцам лишь бы поотлынивать от работы и только делать вид, что гребут. Ветер и вправду попадался в паруса всего несколько раз, но зато Тиберий время от времени скармливал хозяину золотой, и тот с плеткой лично бегал вниз, к гребцам — пробуждать в лентяях дремавшую любовь к скорости.
Становилось светлее, и можно было уже различать взглядом окрестности. Мыс, на котором стояла вилла Тиберия, окружен был с обеих сторон уютной бухтой с двумя — по обе стороны от мыса — прекрасными песчаными пляжами. Никакого жилья вокруг. Бухту эту Тиберий тоже купил и строго-настрого приказал оставленному тут смотрителю виллы, чтобы ни одна рыбачья лодка не заходила в нее. Смотрителя звали Фигул, был он когда-то центурионом в войске Тиберия, потом Тиберий за нечаянное убийство другого солдата наказал Фигула, но не палками или топором — а тем, что изгнал из армии. Центурион, впрочем, остался наказанием весьма доволен, потому что Тиберий, не пожелав расставаться с ним, оставил его при себе в качестве доверенного человека и телохранителя — за выдающиеся качества. Фигул обладал видом совершенно устрашающим, был храбр и опытен в разных делах, о которых не принято говорить, из моральных достоинств мог похвастаться лишь преданностью хозяину, а больше ничем. Одним словом — Фигул был именно таким слугой, какой и был Тиберию нужен. На местных рыбаков и ловцов омаров он нагнал такого страху, что те объезжали уловистую бухту далеко стороной. Кроме того, Фигулу не было решительно никакого дела до хозяйских привязанностей. Хозяин — бог и сам выбирает, с кем ему спать.
Фигул мог считаться универсальным слугой: ни от какой работы он не отказывался: готовил пищу, прибирался в доме и вокруг него, ездил в город за покупками, следил, чтобы в спальне Тиберия всегда было чистое белье, для чего раз в неделю допускал на виллу двух прачек, приходящих из деревни, что располагалась неподалеку. Тиберий знал совершенно точно — прикажи он Фигулу убить кого-нибудь, хоть женщину, хоть даже ребенка, — тот, не выказав удивления, лишь кивнет головой и отправится выполнять задание.
К вилле сквозь лес вела хорошо утоптанная тропа, кое-где выложенная плоскими каменными плитами. Если пройти по ней мили полторы, тропа вливалась в широкую дорогу, которая проходила через весь остров — от южного берега, где было множество рыбацких поселений, до северного, где располагался единственный город, столица острова, центр культурной и политической жизни. Впрочем, какая там политическая жизнь? Старик управитель, по афинскому образцу называемый архонтом, казначей, жрец храма Артемиды, по совместительству глава жреческой коллегии (как объяснили Тиберию) да десяток членов городского совета, отвечающие за разную мелочь. Настоящая политическая жизнь у них там закипела вчера с утра, когда по городу пронесся слух о прибытии — страшно выговорить — пасынка самого императора Августа, народного трибуна Тиберия Клавдия Нерона, только что приплывшего прямо из Рима! Как они все забегали! Всем тут же стало известно, что прибыл великий человек не по государственным делам, а просто так — на жительство, на неопределенный срок. Вот это-то и смутило архонта больше всего.
О, напрасно там, в Риме, считают нас дураками! Высокий чиновник явно прибыл с какой-то тайной целью. Неопределенный срок — подумать только! Да у этих людей все должно быть расписано по минутам! Ведь один час деятельности таких важных шишек, как этот Тиберий (тем более что выяснилось, что он — тот самый Тиберий, который недавно победил германцев), стоит, наверное, больше, чем все они, правители Родоса, наработают за год. Неопределенный срок!.. И уж не с цензорской ли проверкой явился сюда этот Тиберий? Правда, для него такое задание было бы слишком мелким, не по его масштабу. Что тут проверять? Родос — место скорее курортное, чем стратегическое, здесь есть дома богатых граждан из Афин, Смирны, Коринфа. Сюда и из Рима приезжают, правда, редко. Для любителей поговорить на разные темы здесь, в городе, есть неплохая философская школа, где устраиваются диспуты и чтения. Но в Риме-то, наверное, таких школ куда больше, да и философы там не чета доморощенным здешним.
Городские чиновники, перед тем как нанести визит Тиберию, ожидавшему в порту, пока разгрузят его багаж, провели короткое совещание: нужно было выработать линию поведения со столь высоким гостем. У одного из членов городского совета родилась мысль о подлинных причинах приезда Тиберия. Он сказал, что дело, наверное, не в цензорской проверке, но, конечно, и не в желании отдохнуть — такие люди не отдыхают! А дело в том, что, пока мы тут с вами кушаем варенных со специями омаров и играем в кости по вечерам, Рим готовится к войне. С кем? С Парфией! Давно уже с ней не воевали. И Тиберий Клавдий, разумеется, прислан сюда, чтобы под видом отдыхающего все как следует разузнать. Кому же и проводить разведку, как не ему, знаменитому военному?
Архонт и все остальные были поражены стройностью и блеском догадки. Вот что значит — ум, развитый в философских диспутах! Однако это новое знание налагало на них всех большую ответственность: нужно было хранить тайну, чтобы ненароком не сорвать военных планов Рима. Постановили так: с Тиберием разговаривать почтительно и радушно, ничем не выдавая того, что им известна его цель. Раз он хочет, чтобы его считали отошедшим от дел чиновником на отдыхе, значит, они станут вести себя с ним соответственно.
Тиберий показался им пусть и не очень приятным с виду, но вполне приличным человеком. Высокого роста, широкоплечий, с огромными костистыми руками. Лысый. Очень спокойное, немного хмурое лицо — о, без сомнения, он очень тонкий и умелый политик, умеющий скрывать свои чувства. Архонт поприветствовал высокого гостя и обратился к нему с небольшой речью на ломаной латыни. Тиберий остановил его и заговорил на сносном греческом, причем на классическом греческом, таком, на котором говорят в Афинах. Здешний язык был сильно испорчен диалектизмами, но понять Тиберия было можно. Он благодарил за теплый прием, просил разместить на несколько дней отряд дикторской стражи из десяти человек, прибывший с ним и положенный ему как народному трибуну. Дней на пять, не больше, пока он сам не отдохнет от долгого плавания у себя на вилле и не прибудет в город, чтобы устроиться на новом месте. В городе он купит дом, жить намеревается попеременно — то в этом доме, то у себя на мысу. Тиберий попросил чиновников рассматривать его как частное лицо, избавить его от оказания почестей и не рассчитывать на его участие в управлении жизнью острова. В политических процессах он участвовать не собирается. Архонт и чиновники еле сдержались, чтобы многозначительно не переглянуться. Тиберий вежливо попрощался с ними и отбыл к себе на мыс. К вечеру он уже был на своей вилле.
