- Консервативные еврейские круги никогда не примут сионизма, - покачал головой Собакин. - Не мне вам говорить, что только ваш мессия может стать создателем нового Израиля и соединить всех евреев. Вы что, думаете, Ротшильд или Хирш бросят всё и поедут с вами в Палестину?
- Не бросят, у них другие заботы, но помогут простым евреям обжиться на своей земле. Дайте нам её обрести, а уж мы как-нибудь сами разберёмся между собой. Кто не хочет – может не ехать, это их личное дело. Но ведь для многих моих соплеменников существует удручающая ситуация: погромы, неравенство, унижение. Для них еврейское государство станет спасением.
- Я знаю, что, родная вам, Англия вот-вот собирается предложить евреям перебраться в Уганду.
- Сами туда езжайте! – закричал Гольдштейн. – Правильно отец мой говорил, что о простых евреях, верных духу и букве закона Моисеева, никому нет дела. Что ж, не хотите по-хорошему – будет вам революция, будет! Но только, тогда уж - не обессудьте!
- Сами от неё и нахлебаетесь! - парировал Собакин. – Любая революция имеет привычку душить в объятиях даже самых ярых своих приверженцев. Не дайте сатане лукавому сделать вас орудием человеческой бойни. Он сулит золото, а платит битыми черепками.
- Не надо такого пафоса! Откройте глаза на мир. Ещё в 48-ом году Франция приняла конституцию, в которой «запрещено при назначении на общественную должность отдавать предпочтение кандидатам на основании титула или религиозной принадлежности». Даже Швейцария, где евреям было запрещено жить постоянно, и то, в 74-ом аннулировала все ограничения. В Европе почти повсеместно евреи равноправны. И только у нас всё, не как у людей! В 82-ом приняли пресловутые временные правила о евреях с запрещением селиться вне черты оседлости. Этим временным правилам больше шестнадцати лет!
- Пардон, в правилах сказано, что это не касается банкиров, купцов, промышленников со всей их прислугой, ремесленников, евреев с высшим образованием и студентов. Что-то я не видел евреев-крестьян.
- Интересно, кто тогда живёт в черте оседлости? В 91-ом повыгоняли ремесленников-евреев из Москвы, это как? А запрещение участвовать в земских выборах? Объясните, за что такая дискриминация?
- Езжайте в Европу, если для вас там рай! – парировал Собакин. – Только, когда будете покупать билет, вспомните о проповедях берлинского священника Штёккера , борьбе с евреями в парламенте Франции и об антисемитских выступлениях в Австрии .
- Наши дети начинают учить грамоту со слов: «Еврею жить трудно».
- Подкладывая дровишки в разгорающийся костёр революции, дорогой Соломон Давидович, вы должны понимать, что и сами пострадаете в этом пожаре.
- За всё приходится платить: и вам и нам, - вздохнул Гольдштейн. – Но, зря вы всё на нас валите, ох, зря. Конечно, мы на стороне тех, кто нас не станет бить и гнать, но первыми заваривать кашу? Не смешите меня. Евреи - битые-перебитые и знают, как гибнет любой авангард.
- Авангардом можно руководить.
- Вы знаете, каковы были тезисы на недавнем всемирном демократическом конгрессе в Женеве, так сказать, съезде передовых умов Европы? Об истреблении монархий, об отмене капиталов, и, простите великодушно, об уничтожении христианства. Русский Бакунин в Избирательном дворце был героем и сорвал немало оваций за решительный протест против существования самого факта Российской империи. Он вместе с другим русским, Нечаевым , написал «Катехизис революционера». Слышали? Брат мне показал эту мерзость. Как вам такое изречение: «Революционер знает только одну науку – науку разрушения. Всё и вся должно быть ему ненавистно». Говорят, - еврей хитро прищурился и бросил взгляд на Собакина, - этого человеческого урода возвели в одну из высших, 32-ую степень франкмасонства.
- В Европе сейчас много непонятных организаций разного толка, - невозмутимо ответил Вильям Яковлевич. – Они используют этих больных людей.
- В эмиграции полно русских, и ругают они своё отечество и в хвост и в гриву. Всякие там Герцены с Огарёвыми , Вырубовы с Жуковскими . А посему, революцию, дорогой мой, вы сами себе готовите и не надо валить с больной головы на здоровую. Да. За своими следите.
- Этими амбициозными людьми руководят, и материально их поддерживают, враги империи.
- Ах, не начинайте! – махнул рукой Гольдштейн. – Сейчас запоёте песню про заговор. А я вот что на это скажу: найти общий язык со всеми своими гражданами – обязанность империи, если она, конечно, хочет безоблачно существовать. А мы, евреи, пережили ассирийскую цивилизацию, египетскую, римскую, византийскую, переживём и вашу.
Вдруг Соломон Давидович спохватился и всплеснул руками:
- Я плохой хозяин! Заболтал гостей и, как следует, не угощаю. Берите шербет. Он чудесный. Или вот свежий инжир. Мне вчера привезли его из Бухары вместе с замечательной яшмой.
Гости всего отведали, всё хвалили и вскоре откланялись.
***
Канделябров стоял перед Собакиным навытяжку и громогласно рявкал:
- Так точно, ваше с-кородие! Не могу знать! Руки уверх, штык тебе в печёнку! Стоять, мать твою! Кто таков?
- Стоп! – поморщился Вильям Яковлевич. – Ночной сторож – это перебор, Спиридон. Нужен такой человек, чтобы можно было беспрепятственно всюду ходить и никого этим не настораживать.
- Говорю вам: у них каждый человек только в своём деле занят и в другие места доступа не имеет.
- Хорошо. А официанты?
- Кухня, буфет, залы. Снуют, как заводные. К общению не склонны, потому что заняты ежеминутно.
- Лакеи?
- Молча стоят вдоль стен, пока не понадобятся.
- Погоди, кто там ещё есть?
- Дворецкие. Мне их дело не потянуть. За короткое время я их премудрость не освою, да и старшины будут против: чужой человек и на руководящем месте. Их там годами выращивают.
- В клубе прислуги – тьма, – настаивал Собакин. - Кто ещё?
- Маркёры, карточники. Это не годится. Я карт сроду в руках не держал. Может ламповщик?
- Нет. В летнюю пору, как сейчас, ты нужен часов в восемь - девять, когда там клубная жизнь уже вовсю кипит. Пришёл, расставил лампы и ушёл.
- А если на кухню? – оживился Канделябров. – Там за работой, можно и разговориться.
- И тебе в красках поведают, у кого какие гастрономические пристрастия: князь такой-то ест исключительно жареную дичь, а граф эдакий - только паровую стерлядь.
- Что же делать?
- Давай-ка, Кондратьич, не залетая высоко, определяйся чернорабочим, то есть – уборщиком.
- Что же мне прикажете в Английском клубе полы мыть? – с обидой в голосе спросил Канделябров.
- А хоть бы и полы. Работы, как я понял, там на всех хватает. Лишние руки на подхвате им не помешают. Будь услужлив, вперёд других беги исполнять любое дело. Одним словом – старайся. Не мне тебя учить. Покажи, что очень хочешь получить постоянную работу. А пока будешь полы драить да зеркала протирать, глядишь и найдёшь разговорчивого сослуживца.
- Благодарю покорно. На старости лет в чёрные работы отдаёте.
- Ты мне это брось. На тебе пахать можно, - осадил его Собакин. – С твоим нюхом ты быстро узнаешь всё, что нужно по нашему делу. Давай, не медли, поезжай к Шаблыкину и пусть он ставит тебя на работу в первую же смену.
- Я, Вилим Яковлевич, бакенбарды хочу наклеить, – задумчиво изрёк Спиридон. - И костюм одену серенький, тот, что весь вытерт.
- Хорошо-хорошо. Как считаешь нужным, так и делай. Только не переигрывай. А мы с Александром Прохоровичем начнём знакомиться с окружением господина Поливанова.
***
На следующий день Собакин попросил своего помощника прийти на службу пораньше и помочь накрыть стол для завтрака.
- Спиридон всё приготовил, но я боюсь, что один не справлюсь. Я бы не стал вас затруднять, если бы не гость, - оправдывался он.